Включу музыку громче в квартире,
Чтоб не слышать здесь лязг стекла -
Летят сковородки в светильник,
Накаляя его добела.
Я давно уж о смерти мечтаю,
Но не буду все делать в ночи.
Я лишь выйду на улицу ночью,
Буду скромно плакать в тени.
Тихо летят журавлята,
Горизонт розовеет вдали,
И мохнатые милые лапы
Мяукают там, у двери.
Ты знаешь, я больше не буду
Кричать тебе: "Уходи".
Я лучше просто забуду,
Каким ты был здесь, внутри.
Ты был просто ужасен, папа,
Не хочу тебя помнить, прости.
Я лишь помню те жуткие храпы,
Что ты издал при смерти, пойми.
Я стою на балконе, не плачу.
Глаза высохли, слёз не идет.
Помню, как ты убил меня, папа.
В дальний ты меня отправил полёт.
Возможно ты помнишь, папа,
Как те мохнатые лапы душил?
Их призрак все ходит под дверью.
Сделку с дьяволом ты заключил.
Помню, папа, счастливое детство.
Там, где ты даже вовсе не пил.
Или, может, не правда все это?
Мою память ты вновь погубил...
Так зачем ты мне ночью явился,
Прощенья моего не спросив?
Лишь холодными губами своими
Голову мне закружив.
Прошептал: "Назови меня папа"
А я плачу. Плачу навзрыд.
Придешь ли ты с этого штаба,
Избавив меня от обид?
Папа, папочка, милый, ты слышишь?
Я хочу тебя снова любить!
Ты как ветер листочки колышишь,
Продолжая меня уносить.
