Глава 74: На цыпочках в комнату входит зима в последней строке точку ставит она.
Мы — грехопадение святых.
***
Фонарь за окном безжалостно слепит глаза противным жёлтым светом, и Чимину от этого в голос выругаться хочется. С того момента, как он вернулся в этот дом, прошло ровно тридцать дней. Тридцать дней полноценной спокойной жизни, к которой он так и не смог привыкнуть. По вечерам, сидя подальше от разогретого до максимума камина, он, вполуха слушая пререкания Чонгука и Юнги, то и дело невольно кидал тревожные взгляды на входную дверь, подсознательно опасаясь того, что та сейчас распахнётся и в гостиную войдёт Намджун или того хуже — Сокджин. Этот страх неискореним. Даже будучи мёртвыми, его некогда поневоле родные люди всё равно не оставляли в покое. Сокджин — частый гость его кошмаров, Намджун — тупая боль в сердце. По ночам, закрывая глаза и крепко сжимая пальцами руку Юнги, он многое готов был отдать, чтобы не заснуть. Сон — зло. Во сне он так уязвим. Во сне нет признаков рая, нет ответов в чужой лжи, нет огня в аду, нет ничего, кроме всепоглощающего страха. Куда бы он не шёл, два призрака неизменно за его спиной. Стоят и, истекая кровью, ждут удобного момента, чтобы утащить его за собой в Ад.
Паранойя? Вполне возможно. Не умер я, но жизнь застыла в жилах. Да? И смешно, и плакать хочется. Столь сладкая в мечтах победа оказалась совершенно гадкой на вкус. С чем там его однажды в шутку сравнивал Чонгук? С лакрицей? Да, именно! У его победы вкус лакрицы, и цвет у неё соответствующий — чёрный. Чёрный многим к лицу, но вот ему — нет. Белый всяко лучше. Да и ближе тоже. Пусть и пачкается быстро. Немного заторможено задёрнув плотную штору, Чимин, стараясь не зацикливаться на боли в замёрзших ступнях, отошёл от окна и, сев на диван, хмуро посмотрел на свои ноги, больше не спрятанные под бинтами. Шрамы... как же их много! Выглядит отвратительно. И как только Юнги не противно к нему прикасаться? Шрамы. А на ощупь они ведь ещё хуже. Так, лучше на этом не зацикливаться. Шрамы — это не раны. Хуже уже не будет. Да.
Услышав громкий стук, доносившийся с первого этажа, Чимин, прекрасно зная, кто именно к нему пожаловал, несколько раз глубоко вдохнул и, плавно освободив свои лёгкие от воздуха, приготовился к не самому приятному для себя разговору. Чёрт! Он справится. Это всего лишь прах. Это всего лишь... то, что осталось от Намджуна. Стукнув себя кулаком в грудь, омега, зачем-то сконцентрировавшись на стуке своего многострадального сердца, не без тревоги попытался понять свои чувства. Его сейчас нежит небо или же травит ад? Сердце. Тук-тук-тук-тук. И вот вроде бы такой простой и примитивный звук, а сколько информации в себе несёт. Сердце — оно пусть и одно в груди, но при этом какое же разное оно бывает. Сердце, что он разделял с Намджуном — словно вирус, от которого нет спасения, кусок черноты, состоящий из тьмы и мертвого мяса. Сердце принадлежащее сейчас Юнги — цветущее плодоносное поле. Юнги... как же он в нём нуждается! Прямо как дьявол в чужом грехе. Юнги — его сладкое проклятие. Он никогда не позволит ему уйти. Ни в этой жизни, ни в следующей.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Грехопадение святых
أدب الهواةЧто страшнее всего для человека? Смерть? Неизвестность? Вечная мерзлота? А что, если соединить все эти факторы воедино? Что, если взять одного конкретного человека, никогда не бывавшего на поверхности и без какого-либо шанса на спасение выбросить то...