Save yourself

21 глава

Ким Джису

Стоящая передо мной чашка чая безвредна, но заставляет мое сердце биться в груди. Добиться от поваров разрешения использовать их ингредиенты и плиту для приготовления этого блюда было непростой задачей, которую мне удалось решить только благодаря доброте Софии.
Рафаэла, не стеснявшаяся в выражениях во время разговора с Юнги несколько дней назад, не повлияла на беспристрастность ее матери по отношению ко мне, хотя разговор, который я завела с Рафой в конце того дня, возможно, повлиял на мое отношение к повару. Ведь какая мать позволит, чтобы ее дочь насильно выдали замуж?
Я встряхиваю головой, чтобы избавиться от вопросов, когда другие темы, обсуждавшиеся в тот ранний вечер, выстраиваются в ряд после моего вопроса о Софии, требуя своей очереди на размышление, поскольку я решала их наилучшим из известных мне способов - игнором.
Я решила, что все, что способно меня разрушить, будет заперто в черном ящике моего сознания. Страхи? Черный ящик. Беспокойство? Черный ящик. Тоска? Черный ящик. Чувство вины? Ах, определенно черный ящик.
Возможно, более подходящим названием было бы "ящик Пандоры", но я пришла к выводу, что это единственный способ остаться в здравом уме. При нынешнем положении вещей безумие находится всего в одной мысли. Это эгоистичное решение, абсолютно и полностью эгоистичное, но это еще один факт, который я похороню в этом черном ящике.
- Что это? - Спрашивает Луиджия, входя на кухню и видя, что я стою у стойки напротив входа, оберегая полную чашку так, будто от этого зависит моя жизнь.
- Чай, - отвечаю я по-итальянски, и экономка закатывает глаза от очевидности моего ответа. - Для синьоры Наён, - объясняю я, и теперь Луиджия закатывает глаза и проходит мимо меня. Я иду за ней.
- Все ингредиенты взяты с кухни. - Я начинаю защиту, которую готовила и репетировала, чтобы говорить безупречно. - И все повара видели, как я его готовила. Я клянусь, что это безопасно, синьора Луиджия. - Она поворачивается ко мне, и я останавливаюсь. - Моя сестра... - начинаю я, но боль от одной мысли о Сольюн заставляет меня прищурить глаза.
Величайшее из всех чувств в моем ящике Пандоры вибрирует, отчаянно желая вырваться наружу - тоска. Но с глубоким выдохом я игнорирую его требование и продолжаю говорить.
- Моя сестра... - повторяю я, открывая глаза и обнаруживая, что Луиджия ждет моего ответа без того нетерпения, которое я представляла себе на ее лице. - Она страдала от болезни, которая причиняла ей сильную боль. Боль в суставах и сочленениях, как у синьоры, иногда лекарства не помогали, но этот чай помог.
Я заканчиваю заученную наизусть речь, которая, как я знаю, означает только то, что я хочу сказать, потому что я изучала ее в течение всего обеденного перерыва. Синьора Наён уже три дня страдает от боли в суставах. Ей поставили диагноз "артрит", и, несмотря на то что доктор посещает ее ежедневно и принимает лекарства, кризис просто не проходит. Возможно, чай ничего не даст, в конце концов, у меня не было всех тех трав, которые я обычно использовала дома, но я должна была попробовать. Нет смысла позволять женщине страдать, если я могу облегчить ее страдания.
Боль, которую испытывала моя сестра, была достаточно сильной, чтобы заставить ее кричать от боли ранним утром. Одна из наших соседок, пожилая женщина коренного происхождения, научила меня этому рецепту. Это очень помогло Сольюн.
- Я просто хочу помочь, - повторяю я просьбу, когда кажется, что Луиджия обдумывает мои слова уже целую вечность. - Это просто чай.
- Ты знаешь, что с тобой будет, если этот чай навредит синьоре? - Спрашивает она, и я хмурюсь, не понимая каждого ее слова. Но, немного подумав, до меня доходит общий смысл вопроса, и я расширяю глаза, а затем качаю головой. - Ты не хочешь это узнать, - добавляет она, и я прекрасно это понимаю.
Я все еще пытаюсь справиться с невысказанной и скрытой угрозой, когда Луиджия выходит из кухни и останавливается у стойки, чтобы взять чашку и блюдце, которые я там поставила. Я тяжело сглатываю.
День проходит без новостей от синьоры или Луиджии, и когда экономка возвращается на кухню, чтобы отвести меня в мою комнату по окончании урока итальянского, она ничего не говорит. Я открываю рот, чтобы спросить, пока мы идем по знакомым коридорам, но решаю не делать этого, боясь произвести неправильное впечатление.
В тот вечер, когда Луиджия оставляет меня в моей комнате, она не запирает дверь.