Охота // jenkook

Черная Мэри

Миллерз-корт, Уайтчепел

9 ноября 1888 г.

Я вцепилась в пальто Чонгука, кивая головой в сторону экипажа. Где же кучер? Было бы странно, если бы отец управлял им сам; мои мысли разбегались в разные стороны. Возможно ли, что мы все поняли неправильно? Мог ли кучер Джон быть виновным в убийствах? Или, может быть, отец попросил Пака привезти его сюда. Я тряхнула головой, чтобы в ней прояснилось. Все это не казалось бессмысленным.

– Если бы я собиралась совершить убийство, – размышляла я вслух, – зачем мне оставлять экипаж возле места преступления? Это выглядит нелогичным.

– Джек-потрошитель, кем бы он ни был в действительности, вряд ли умеет мыслить логически, Ким. Это человек недавно съел человеческий орган. Возможно, он чувствует себя неуязвимым, и не без основания; до сих пор ему сходили с рук его преступления.

Я посмотрела вдоль улицы: там ничего не было, кроме меблированных комнат и мусора; мы стояли одни в нашем темном укрытии. Слава богу, напавшие на нас люди больше не появились, и я сомневалась, что появятся. Я была почти уверена, что сломала одному из них ступню. Меня бы это мучило, если бы они на нас не напали с такой злобой.

Большая часть фонарей не горела в столь поздний час, кроме одного фонаря возле меблированных комнат прямо напротив экипажа отца. Слышались приглушенные голоса, и яркий свет лился из двух окон напротив нас. Одно из стекол было треснутым и пропускало в темноту звуки.

Я указала Чонгуку на две фигуры, которые двигались взад и вперед за окном. Различить их лица не представлялось возможным, но широкоплечий силуэт одной из них, несомненно, напоминал отца.

– Пойдем, – я потащила его в переулок на другой стороне улицы. – Не следует ли нам вызвать полицию? Или еще подождем?

Чон изучил расположение переулка, экипаж и здание, в котором два человека, очевидно, просто разговаривали. Он осматривал местность вокруг нас методично и внимательно. Через минуту он покачал головой.

– Те, что в доме, не спорят. Посмотрим, что произойдет.

Мне одновременно хотелось броситься через дорогу, забарабанить в дверь и закричать, упрекая отца за все те беды, которые он натворил, и за все те неправедные поступки, которые он замышлял, и заплакать от чувства вины, которое он сейчас возлагает на мои плечи.