Она ледяная и отталкивающая. Выжигает всё вокруг себя дотла, оставляя лишь пустоту где-то в районе рёбер.
Быть может, у неё самой в грудине прослойка из ваты, иначе давно разбилась бы?
На её фоне все вокруг кажутся чем-то обыденным, ведь их не нужно разгадывать, словно ребус повышенной сложности.
И мир вокруг отвратительный, и она не самая лучшая (в чём он, конечно же, всякий раз врёт сам себе). Но отчего-то он здесь – на маленькой кухне, обжигает язык треклятым горячим чаем. Давится собственной слабостью.
Он помнит, что когда-то здесь было шумно и людно. Душа отмечала праздники, водила хороводы, пела и просто позволяла себе веселиться в кругу тех, с кем никогда не было стыдно.
Теперь же не было ничего, кроме звенящей тишины. И не было тех, с кем никогда не бывает стыдно.
От них осталась лишь поникшая тень, что тяжёлым сердцем таскала себя из угла в угол.
А от него прежнего что осталось? В общем-то, ничего.Только она осталась.
У него за душой ничего, кроме сожалений. И воспоминаний о далёкой юности, что промелькнула за пару секунд юной девицей, скрывшейся в лугах, громко смеющейся прямо в глаза.
У неё в голове только тот самый мальчишка, что когда-то смог обогнать остальных. И пускай велосипед его сломан, он сам – почти нет. Его всё ещё можно починить.
Ей хочется в это верить.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
ЭНУЭМЕНТ
Short StoryИ пока одни зашивают свои раны белыми нитками, другие плетут куклу Вуду из чёрных, затягивая в болезненные узлы. И пока одни плетут чёрные узлы, другие перевязывают их белыми нитями, обрекая себя на безвозвратную тихую серость.