Чёрный Крест

Глава 29

Look me in my eyes
Tell me everything's not fine
Or the people ain't happy
And the river has run dry

Стены давят со всех сторон. Огромная комната всего за несколько мгновений сжалась до размеров двухспальной кровати. Потолок опустился совсем низко. Теперь это напоминает бетонную коробку. Или гроб. Разве только сверху никто не кидает землю. Или, может, просто не слышно? Да, наверное, не слышно. Он заживо похоронен в этом бетонном гробу, чтобы не выбрался. И не выберется. Даже не попытается хоть что-то сделать для того, чтобы постараться выжить. Собственная жизнь за несколько месяцев ему перестала быть нужной, он перестал чувствовать хоть что-то по отношению к себе. На душе огромная дыра. Можно сказать, что Кормак живёт по накатанной, вот только это далеко не так. Он не живёт, а существует за чужой счёт, словно какой-то паразит, не способный ничего сделать и хоть как-то себя спасти. Хотя, почему словно паразит. Он и есть этот самый паразит — червь, который жрёт бюджет Кенуэя и его же жизненные силы, параллельно с этим убивая самого себя.

Кормак закрывает глаза. Пустота отзывается горьким привкусом отчаяния. Отец учил его никогда не плакать. Он должен быть сильным. Ведь он же мужчина, а мужчины никогда не плачут. Его воспитывала улица, напоминая, что на удар нужно отвечать ударом. Но сейчас у Кормака связаны руки. И единственное, что он действительно хочет сделать, так это разреветься, как маленький ребенок, потерявший свою игрушку где-то среди множества других игрушек. Он хочет, чтобы по щекам потекли слёзы, чтобы ему стало от этих слёз легче, но он не может выдавить из себя ни одной слезы.

Тамплиер не без проблем садится на кровати. Всё это наваждение с огромным бетонным гробом — всего лишь фантазия, его воспалённый ум издевается над ним, подкидывая всё новые и новые испытания, будто ему и так мало проблем. Шэй касается ладонями усталого и измождённого лица, растирает щёки, виски и лоб, чтобы избавиться от морщин, которые уже сами не расходятся, ведь он постоянно хмурится. Со злостью и агрессией Кормак смотрит на мир.

В дверь стучат. Не дожидаясь ответа, заходит Кенуэй. Неудивительно. Никто другой это и не мог быть. Зачем стучать? Кормаку всё равно. Никто не нарушит его покой, не помешает заниматься делами — он ничего не делает, ничего не хочет от жизни. Шэй кидает затравленный мрачный взгляд на Хэйтема, продолжающего стоять в дверях. Они живут в одной квартире, но не разговаривают друг с другом, обмениваются только редкими и мрачными фразами в духе «доброе утро» и «подай соль». Больше ничего. И это невыносимо, даже страшно так существовать. Живёшь с человеком, но вы с ним даже не друзья.