Милена
Я в курсе правил.
И привыкла их соблюдать.
Никто не переступает черту этого города без его на то позволения. Я же допустила эту ошибку, и теперь настал момент расплаты.
Замужество... свяжет меня с мафией навсегда.
С холодным, расчетливым доно...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
По руке с размаху бьют молотком, железная головка врезается в уже распухшую плоть, и тонкая струйка крови разбрызгивается по столу. Я жду, пока боль утихнет, поднимаю голову и смотрю на человека, возвышающегося надо мной. — Нет! — выкрикиваю я. Марселло, один из капо, наблюдает за мной пару секунд, а затем бросает взгляд через плечо на дона, прислонившегося к стене справа. В комнате царит полумрак, нет ни гула, ни бликов от флуоресцентных ламп на потолке. Единственное освещение дает старая лампа на углу стола, но когда дон прикуривает сигару, его лицо озаряется красным пламенем, и он кивает. Марселло поворачивается ко мне и крепче сжимает мое запястье. — По-моему, тебе стоит передумать, — усмехается и снова со всей силы бьет молотком по моим пальцам. Острая боль пронзает всю руку, проскакивает по плечу и молниеносно отдается в затылке. Боль овладевает разумом и устраивается в черепе. Стиснув зубы, изо всех сил пытаюсь отгородиться от нее. — Пошел ты, Марселло, — хриплю я. — Ты и правда крепкий орешек, — смеется он и в неверии качает головой. Марселло кладет молоток на стол и достает из кобуры пистолет. Я предполагаю, что он просто выстрелит мне в голову, но вместо этого направляет оружие мне в ногу. — Думаю, я хорошо повредил твою руку. Ты, наверное, уже не чувствуешь боли. Как насчет этого? Раздаются два выстрела, и я бьюсь в агонии, когда пули разрывают плоть и кость. Черные пятна затуманивают зрение. — Последний шанс, Сальваторе, — рявкает он. Глубоко вздохнув, игнорирую ничтожество и смотрю в упор на дона, который все еще стоит на том же месте в темном углу. Слишком темно, чтобы мог разглядеть его глаза, но, поскольку лампа стоит близко к моему лицу, не сомневаюсь, что он видит мои. Неповрежденная рука привязана к подлокотнику кресла, но я поворачиваю запястье, натирая веревкой кожу, и поднимаю к нему средний палец. — Он не сдастся, Марселло, — говорит дон и поворачивается, чтобы уйти. — Убей его и дело с концом. Подождав, пока закроется дверь, Марселло обходит вокруг стула, к которому я привязан, и наклоняется, шепча мне на ухо: — Я всегда тебя на дух не переносил. Не знаю, о чем думал дон, разрешив тебе занять место отца два года назад. Поставить двадцатичетырехлетнего парня на должность капо, словно мы управляем гребаным детским садом. — Могу представить, как это тебя задевает, Марселло. — Глубоко вздыхаю, а темные мушки продолжают затуманивать мое зрение. — Особенно учитывая, что за два года работы капо я заработал для семьи больше денег, чем ты за двадцать на той же должности. — Наверное, оставлю тебя здесь истекать кровью. — Он сплевывает на пол и еще раз стреляет мне в ногу. — Не стоит, — задыхаюсь я, — это было бы глупо. — Почему? — Потому что если я выживу… ты умрешь. Марселло смеется. — Точно, лучше не рисковать. Три быстрых выстрела эхом разносятся по комнате, и я задыхаюсь от резкой, жгучей боли в спине. Я успеваю сделать один вдох, после чего все вокруг становится черным.
