Разрушенный дворец

22

Рид
– Смотрю, ты в хорошем настроении, – замечает Истон воскресным утром.
Я выхожу к нему на террасу.
– Смузи? – спрашиваю я, вытягивая запасную бутылку, и, получив в ответ кивок, кидаю ее ему. – Жаловаться не на что.
Когда брат закатывает глаза, наблюдая за моей довольной рожей, я пытаюсь сдержать улыбку, но у меня не получается. Вообще-то, плевать я хотел на все, потому что из-за обвинения в убийстве и погоней Стива за званием «отец года» наши с Эллой отношения стали немного напряженными. Но после этих выходных у нас снова все наладилось. Так что сегодня ничто не сможет испортить мое отличное настроение.
Если Стив спросит, то я до чертиков уважал его дочь. Целых три раза.
– Отличная толстовка, кстати, – говорю я Исту. – В какой мусорке ты ее выкопал?
Он натягивает ткань на груди.
– Три года тому назад, летом надевал ее ловить крабов.
– Это когда Гидеона ущипнули за яйца?
Тем летом, еще до того, как умерла мама, мы всей семьей ездили на Внешние отмели[9] и ловили крабов.
Истон начинает хохотать.
– О черт, я уже и забыл об этом! Он еще потом целый месяц ходил, закрывая рукой пах.
– А как это случилось?
Я до сих пор не могу понять, как крабу удалось выпрыгнуть из ведра на колени Гиду, но его полный боли крик заставил всех морских чаек в радиусе километра в ужасе улететь.
– Понятия не имею. Может, Сэв знает магию вуду и вонзила булавку в его куклу. – Одной рукой Ист держится за живот, а второй вытирает слезы.
– Тогда они еще только начали встречаться.
– Он всегда вел себя с ней как последний козел.
– Что правда, то правда.
Я никогда не понимал пару Гида и Сэв, но их отношения развивались весьма захватывающе. Не стану винить девчонку за то, что она так враждебно настроена к нам.
– Значит, Уэйд и Вэл снова вместе? – с любопытством спрашивает Ист.
– Ну это тебе пришлось заказывать себе отдельный номер в пятницу вечером, поэтому лучше ты мне скажи.
– Думаю, они вместе.
– А почему ты спрашиваешь? Хочешь попытать счастья с Вэл?
Брат качает головой.
– Нет, я положил глаз на другую.
– Да? – Меня удивил его ответ, потому что Ист, кажется, никогда не остепенится. Такое ощущение, что он хочет перетрахать всех девчонок Астора. – И кто это?
Истон пожимает плечами, притворяясь, что увлечен своим смузи.
– Даже и намека не дашь?
– Я пока сомневаюсь в своих шансах.
Его необычайная скрытность лишь усиливает мой интерес.
– Ты же Истон Ройал. У тебя всегда есть шансы.
– Как ни странно, не все разделяют твою теорию. Они, конечно, ошибаются, но что поделать? – Ухмыльнувшись мне, он залпом допивает свой напиток.
– Я натравлю на тебя Эллу. Ты не устоишь против нее.
Он фыркает.
– Ты – тем более.
– А кто бы стал сопротивляться?
Какой бы остроумный ответ Ист ни приготовился сказать, его прерывает появившийся в дверях отец.
– Привет, пап. – Я поднимаю свою бутылку со смузи. – Мы как раз завтракаем...
Но я осекаюсь в своем радостном приветствии, когда замечаю его мрачное лицо.
– Что случилось?
– Здесь Хальстон, и он хочет поговорить с тобой. Сейчас же.
В воскресенье утром? Вот дерьмо!
Я даже не смотрю на Иста, который наверняка хмурится. Придав лицу непроницаемое выражение, я прохожу мимо папы, который отходит в сторону, чтобы пропустить меня.
– Что же все-таки случилось?
Я бы предпочел узнать, с чем мне предстоит иметь дело, но папа лишь качает головой.
– Не знаю. Но, что бы там ни было, мы с этим разберемся.
Значит, Гриер ничего ему не сказал. Замечательно.
Когда мы входим в кабинет, адвокат уже сидит на диване. Перед ним лежит высокая стопка бумаг.
– Здравствуй, сынок, – говорит он.
Сегодня воскресенье, и Гриер не в церкви. Это первый плохой знак. В местную церковь ходят все без исключения, кроме Ройалов. Когда мама была жива, мы не пропускали ни одной воскресной службы. Но, после того как мы похоронили ее, папа никогда больше не заставлял нас ходить туда. А какой смысл? Бог не смог спасти единственную стоящую душу из семейства Ройал, так что мы перестали верить, что когда-нибудь пройдем через райские врата.
– Доброе утро, сэр. Не знал, что адвокаты работают даже по воскресеньям.
– Вчера вечером я заехал в офис, чтобы кое-что захватить, и наткнулся на письмо от прокурора. Я всю ночь перечитывал его и в итоге решил, что утром мне следует приехать к вам. Тебе лучше присесть.
Он натянуто улыбается мне и показывает рукой на кресло напротив. Тут я замечаю, что Гриер одет не в костюм, а в брюки цвета хаки и рубашку на пуговицах. Это второй плохой знак. Значит, стоит готовиться к самому худшему.
Я неспешно опускаюсь в кресло.
– У меня такое ощущение, что мне не понравится то, о чем вы собираетесь нам сказать.
– Нет, тебе не понравится, но ты будешь внимательно слушать каждое слово. – Он показывает на стопку бумаг. – Последние две недели офис прокурора и полиция Бэйвью опрашивали твоих одноклассников, друзей, знакомых и врагов.
От желания схватить бумаги и кинуть их все в камин у меня покалывает кончики пальцев.
– У вас есть копии? Это законно? – Я протягиваю руку к стопке, но Гриер качает головой, и мне приходится откинуться на спинку кресла.
– Да, это часть твоих конституционных прав. Ты можешь получить доступ ко всей информации, которой они обладают, кроме той, которую судьи посчитают результатом работы адвоката. Нам предоставили показания свидетелей, чтобы мы могли подготовить твою защиту. Последнее, чего хочет прокурор, – это чтобы мы добились отмены приговора только потому, что они не поделились с нами необходимыми доказательствами до суда.
Стараясь заглушить громко колотящееся сердце, я спрашиваю:
– Это же хорошо, правда?
Гриер продолжает, как будто я ничего и не говорил:
– Еще это их способ показать нам, насколько сильными или слабыми доказательствами они обладают.
Мои пальцы сжимают коленки.
– И, судя по выражению вашего лица, у них против меня довольно веские аргументы?
– Давай я зачитаю тебе отрывки из показаний, а ты сам сделаешь выводы. Вот, например, из допроса Родни Харланда-третьего.
– Понятия не имею, кто это.
Почувствовав себя немного лучше, я вытираю вспотевшие ладони о спортивные штаны.
– Прозвище Харви.
– Все равно не припоминаю. Может, они допрашивали людей, которые даже меня не знают. – Но когда я говорю это вслух, идея кажется до смешного нелепой.
Гриер не отрывает глаз от страницы.
– Харви-третий, ростом один метр пятьдесят пять сантиметров, хотя любит говорить, что он чуть выше метра восемьдесят. Он широкоплечий, а не высокий, но из-за его массивного телосложения никто не оспаривает его явно ложное заявление. У него сломан нос, и он немного шепелявит.
– Погодите, и у него кудрявые темно-русые волосы?
Я вспоминаю, что видел похожего парня на боях в доках. Он нечасто выходит на ринг, потому что, несмотря на свои размеры, не любит, когда ему прилетает. Он уворачивается и убегает.
Гриер поднимает на меня глаза.
– Значит, ты все-таки знаешь его.
Я киваю.
– Мы с Харви пару раз дрались друг против друга.
И что мог сказать Харви? Он был замешан в этом дерьме по самые свои крохотные уши.
– Харви утверждает, что ты довольно часто дерешься в районе складов, обычно между восьмым и девятым доками. Это твое любимое место, потому что отец одного из других участников боев управляет доками.
– Да, отец Уилла Кендалла – начальник доков, – подтверждаю я, чувствуя себя уже не таким уверенным. Все парни, что приходят туда, дерутся лишь потому, что хотят этого. В согласованных боях нет ничего противозаконного. – Ему все равно, что мы там делаем.
Гриер поднимает со стола свою блестящую ручку.
– Когда ты начал принимать участие в этих боях?
– Два года назад.
До смерти мамы, просто ее депрессия усиливалась с каждым днем, и мне нужно было как-то выпускать пар, чтобы не беситься.
Адвокат что-то записывает.
– Откуда ты узнал про них?
– Не помню. Может, услышал в раздевалке.
– И как часто ты ходишь туда теперь?
Я вздыхаю и потираю переносицу.
– Думал, мы уже прояснили этот вопрос.
Тема боев всплыла сразу же, как мы с Гриером встретились по поводу этого дела, которое, как мне ошибочно казалось, скоро закроют, потому что я никого не убивал.
– Тогда ты не станешь возражать, чтобы мы снова поговорили об этом, – неумолимо продолжает Гриер.
Его ручка в ожидании зависает над столом.
– Обычно мы ходим туда после футбольных матчей. Деремся, а потом едем на какую-нибудь вечеринку, – бесцветным голосом повторяю я ответы.
– Харви говорит, ты был одним из постоянных участников. За ночь мог драться с двумя, а то и тремя парнями. И каждый из боев никогда не длился больше десяти минут. Обычно ты приезжал со своим братом Истоном. По словам Харви, Истон – настоящий ублюдок, а ты – самодовольный козел. – Гриер сдвигает очки и смотрит на меня поверх стекол. – Его слова, не мои.
– Харви – наркоман, и он начнет плакать, даже если просто посмотреть в его сторону, – натянуто отвечаю я.
Гриер на секунду поднимает брови, а потом поправляет очки.
– Вопрос: «Как вел себя мистер Ройал во время боев?» Ответ: «Обычно он притворялся, что спокоен».
– Притворялся? Но я и был спокоен! Это же бои в доках. На кону ничего не стояло. Не из-за чего было нервничать.
Гриер продолжает читать.
– «Обычно он притворялся, что спокоен, но стоило вам сказать хоть слово о его матери, он мигом слетал с катушек. Примерно год назад какой-то парень назвал его мать шлюхой. И он так отделал его, что бедняге пришлось лечь в больницу. После этого Ройалу запретили драться. Тому парню он сломал нос и выбил глаз». Вопрос: «Значит, потом он больше никогда не дрался?» Ответ: «Нет. Спустя где-то шесть недель он вернулся. Разрешение на бои давал Уилл Кендалл, и он сказал, что Ройал может вернуться. Остальные не стали спорить. Но я думаю, что Ройал заплатил Кендаллу».
Я смотрю в пол, чтобы Гриер не увидел чувства вины в моих глазах. Я действительно заплатил Кендаллу. Парень хотел поставить на свою спортивную тачку новый двигатель, который обошелся бы ему в две штуки баксов. Я дал ему денег и вернулся в доки.
– Ничего не хочешь сказать? – спрашивает Гриер.
Я испытываю неловкость, пытаюсь придать своему лицу безразличный вид и пожимаю плечами.
– Да, все это правда.
Гриер делает очередную пометку.
– Кстати, раз уж речь зашла о твоих драках из-за матери... – Умолкнув, он поднимает еще один подшитый к делу документ. – Ломать челюсти, похоже, стало твоим хобби.
Я сжимаю зубы и с каменным лицом смотрю на адвоката. Уже понятно, о чем пойдет речь.
– Остин Маккорд девятнадцати лет до сих пор жалуется на проблемы с челюстью. Ему пришлось шесть месяцев питаться мягкой пищей, потому что его челюсть была зафиксирована проволокой. Ему понадобилось установить два зубных имплантата, и он по сей день испытывает трудности во время еды. Когда мистера Маккорда спросили о причинах его травмы, он... – Гриер встряхивает лист, – простите за каламбур, не мог открыть рот, но друг Маккорда объяснил, что у последнего произошла стычка с Ридом Ройалом, в результате чего он и получил эту серьезную лицевую травму.
– Зачем вы читаете мне это? Вы же лично заключили сделку с Маккордами и заверили нас, что она конфиденциальна.
Что касается самой сделки, то папа создал фонд, чтобы оплатить Маккорду четыре года обучения в университете Дьюка. Взглянув на своего отца, я вижу, что он тоже пребывает в смятении. Его губы сжаты в тонкую линию, глаза покраснели, как будто он не спал несколько ночей подряд.
– В случае уголовного дела конфиденциальность подобных сделок не имеет значения. Свидетельские показания Маккорда рано или поздно могут потребовать в суд в качестве доказательства против тебя.
Я снова поворачиваюсь к Гриеру.
– Он сам виноват.
– И снова лишь потому, что назвал твою маму плохим словом.
Что за бред?! Как будто Гриер не стал бы защищать свою мать, которую грубо обозвали.
– Хотите сказать, что мужчина не вступится за честь женщины, тем более если она член семьи? Любой присяжный посчитал бы это оправданием.
Любой мужик с юга не оставил бы подобное оскорбление безнаказанным.
Именно поэтому Маккорды согласились на сделку. Они понимали, что в их случае никакого дела возбуждено не будет, особенно против моей семьи. Нельзя назвать чью-то мать наркозависимой шлюхой и выйти сухим из воды.
Черты лица Гриера каменеют.
– Если бы я знал, что ты будешь замешан в столь сомнительных деяниях, то не стал бы предлагать твоему отцу уладить это дело финансово. Я бы посоветовал ему военное училище.
– О, так это была ваша идея? Потому что папа всегда угрожает военным училищем, когда ему не нравится наше поведение. Значит, это вас нам нужно благодарить, – с сарказмом говорю я.
– Рид, – одергивает меня отец, стоящий у книжных полок.
Он впервые заговорил с тех пор, как мы вошли сюда, но я наблюдаю за его лицом – оно становится все мрачнее и мрачнее.
Гриер сердито смотрит на меня.
– Мы с тобой в одной команде. Не нужно ругаться со мной, мальчик.
– Не называйте меня мальчиком. – Я тоже сердито смотрю на него, опустив руки на колени.
– А то что? И мне сломаешь челюсть?
Его глаза опускаются на мои ладони, которые я непроизвольно сжал в кулаки.
– К чему вы ведете? – бормочу я.
– Я...
Ему мешает продолжить тихий звонок телефона.
– Мы сейчас продолжим. – Гриер берет со стола глянцевый мобильный телефон и смотрит на экран. Потом хмурится. – Мне нужно ответить, извините.
Когда адвокат выходит в коридор, мы с папой обмениваемся тревожными взглядами. Но он закрыл за собой дверь, и нам ничего не слышно.
– С такими показаниями мои дела плохи, – ровным голосом говорю я.
Папа угрюмо кивает.
– Да, похоже, что так.
– Если судить по тому, что там написано, то я какой-то псих. – От бессилия становится трудно дышать. – Но это же чертов бред! Ну и что с того, что мне нравится драться? Ведь есть парни, которые боями зарабатывают себе на жизнь: боксеры, бойцы ММА[10], рестлеры – однако я ни разу не слышал, чтобы кто-то называл их кровожадными маньяками.
– Знаю. – Папин голос звучит необычно мягко. – Но дело не в боях, Рид. У тебя взрывной характер. Ты...
Он умолкает, потому что дверь распахивается, и в проеме появляется Гриер.
– Я только что говорил с помощником окружного прокурора, – говорит адвокат странным голосом. Он как будто озадачен чем-то. – Этим утром пришли результаты вскрытия Брук.
Мы с папой выпрямляем спины.
– Тест ДНК ребенка? – медленно выговаривая слова, спрашиваю я.
Гриер кивает.
Я делаю вдох.
– И кто же отец?
И вдруг мне становится... страшно. Я понимаю, что никак не могу быть отцом этого ребенка, но вдруг какой-нибудь продажный работник лаборатории подделал результаты? Что если Гриер сейчас откроет рот и произнесет...
– Ты.
До меня только через секунду доходит, что он обращается не ко мне, а к отцу.