Восемь

Chapter one!

Утро. Веки, дрожащие от яркого утреннего света, тяжело распахнулись. Величайшее из величайших усилий - не дать глазам предательски закрыться первые пять минут после пробуждения.
Едва мне удалось обуздать чувство сонливости, тотчас меня охватил глухой, навязчивый звон внутри черепной коробки, который продолжал расползаться по её стенкам, намереваясь проникнуть в глубины моего сознания, будто его главной целью было то, что я однажды воткну себе лезвие в висок, пытаясь, тем самым, прекратить это мучение.
Каждый тревожный удар напоминал мне о том, что время неумолимо движется вперед, даже когда я стараюсь остаться в плену своих мыслей, подчиняясь им, вымаливая у них разрешение поглотить меня добровольно, лишь бы взамен они остановили время, унесли в небытие, избавив от мерзостей предстоящего дня, именуемых обязательствами.
Волна накатывающего разочарования сжимала грудь, и единственным выходом казалось остаться в забвении сна, где у мыслей есть власть. Но, увы, я проснулся.
Последние пять лет я засыпаю только к утру, страдая от затяжной бессонницы. Мое общее состояние заметно ухудшилось за этот период. Я редко сплю более четырех часов, а постоянный шум внутри головы, являющийся, собственно, симптомом хронической мигрени, не позволяет мне сосредоточиться ни на пробуждении, ни на засыпании. Безусловно, физическое недомогание и, как следствие, проблемы со сном - результат, который не возник сам по себе; мои болезни взращиваются острыми душевными терзаниями и конфликтами с самим собой, не подвластных никакому разрешению. Одна из таких дилемм: мне совершенно не хочется, чтобы следующий день наступал так скоро, и мое тело начинает сопротивляться, действуя неразрывно с сознанием, заставляя почувствовать большее отвращение к тяготам утра через телесную боль.
На этом этапе, вероятно, у вас начнет складываться представление о моей сути, и, если собрать пазл воедино, получится, что я, этакий страдалец, запертый в оболочке несовершенного тела, и невыносимо страдающий от тягот своего существования. Более того, я беспардонно нагружаю вас меланхоличными изречениями уже в самом начале, и не очень понятно, зачем я это делаю. Совершенно справедливо было бы допустить мысль о том, что раз мои терзания так невыносимы, то почему со мной ещё не покончено? В принципе, пока вы не определили меня через ярлык слабовольного человека, позволю себе оправдаться: анализируя себя достаточно часто, я выяснил, что будь у меня должное усердие, то я без колебаний окончил бы свои дни сознательно, но у меня его нет, а посему, единственной моей защитой от подобного рода желаний - является полное погружение в себя и мир своих фантазий, в купе, безусловно, с бесконечной рефлексией. Из такой сконцентрированности на себе следует и то, что по природе моего занятия я вынужден постоянно погружаться в размышления о фактах, причинах и следствиях. Для того, чтобы собрать целостную картину, мне необходимо фантазировать. Это сродни творческому процессу писателя или художника: такие люди углубляются в свой мир и ищут там образы, которые перенесут на бумагу. Они добавляют миру своих собственных красок, дополняя реальность тем, что есть в их голове. Глаза этих людей видят мир иначе, что позволяет интерпретировать действительность по-своему и создавать то, чего нет на самом деле, получая совершенно новое представление. Однако, пусть наши методы работы и схожи по своей сути, но я не писатель вовсе, и не художник, и вообще с искусством ничего технически общего не имею. Я - детектив.
Для меня процесс расследования и есть искусство: мое полотно - место происшествия, а кисти - образы из моей головы, собирающие с палитры все самое важное. Что же есть палитра в моей работе? Палитра - есть природа человеческой души. Её мотивации, стремления, чувства, идеалы и тайны формируют в моей работе безграничное количество материала для использования. Мой метод строится на иррациональности: воображая себя преступником, я пытаюсь уловить его натуру и решить, как бы я поступил, став им. Каждая деталь, каждый штрих - это попытка понять, что движет этими людьми, и, знаете, порой меня пугает собственная вовлеченность, поскольку, учитывая масштабы моего воображения, я на время могу стать другим человеком. Тем, кто погрузил себя во тьму, причем по собственной воле.
Не знаю, превосходное чувство контроля или, может, страх перед всей этой мерзостью до сих пор не позволили мне пополнить ряды безумцев, но я совершенно уверен в том, что ничего другого делать мне не дано. Одной из причин является моя ненормальность. Если быть точнее, я не понимаю тех норм, которые социум декларирует для всех. Ни для кого не секрет, что общество предпочитает держаться на расстоянии и избегать прямого контакта с чем-то нетипичным для себя, поскольку невозможность предугадать действия того, кто по природе своей, сплошной парадокс, лишают его чувства контроля над ситуацией и это есть базовое чувство страха, ощущение загнанности в угол. Ответом станет тот факт, что совсем небольшое отклонение от норм будет восприниматься как угроза, потому что не вписывается в определенный свод правил, которые человечество само придумало себе и, более того, продолжает ужесточать их, отсекая входящих в этот круг нормальных людей. Для тех, кто игнорирует эти заповеди, ситуация станет весьма мрачной: ворота в обыденность плотно закроются, и им предоставится выбор - либо смириться с чувством социальной неполноценности, либо стать объектом моего внимания в силу профессиональных обязательств.
В отличие от ходячих противоречий, я нахожусь на перепутье между спокойствием и полным безумием, что дает мне возможность одновременно находиться в обоих лагерях. Очевидно, что понять помешанного может лишь другой помешанный, а защитить искусственно созданную сказку общества способен тот, кто за внешней простотой скрывает сумасшествие. Определенно, я верно выбрал свою рабочую нишу.