Перестройка: 1990-й год.

Глава шестнадцатая.

Чашка крепкого кофе стояла на кухонном столе, а бодрящий для столь раннего утра аромат медленно, но верно разносился по всему дому. Настенные часы нарушали тишину звучным тиканьем, да, тем не менее, создавали какой-то уют. Несмотря на разгорающейся июль, полы оставались холодными, а гулкий ветер за пределами дома наводил беспорядок во дворе.

Герман проснулся не по своей воле; несколько камней в окно и лай любимого пса заставили его продрать глаза. Парень игнорировал раздражающие звуки до тех пор, пока они не перешли границу и не заставили Диля носиться по дому, как полоумному.

Оказалось, что Максим Пшеницын настолько хотел увидеть друга, что пренебрег его сном, своей  безопасностью, решив перелезть через ворота, оснащенные полуавтоматикой. Что было бы, если бы пес оказался на улице? Диль, конечно, и добрая скотинка, но покусать мог, особенно когда его хозяевам грозила опасность. Блондин не считался плохим известием для семьи Александровых, но все же животное на удивление буйно отреагировало на его появление.
Макс отказался от ободряющего напитка, когда Герман пропустил его в дом. Сам младший Александров вернулся домой поздно ночью, поэтому был не против опрокинуть в себя чашку или другую крепкого кофе. Хозяин, оставаясь в одних спальных брюках, подмял под себя босые ноги, чтобы те не мерзли, и сделал несколько глотков прежде, чем полностью открыть глаза. Он почувствовал себя кротом, которого насильно вытолкнули на поверхность земли.

- Короче, братишка, натворили мы с тобой дел… - печально закончил свой не менее тревожный рассказ Пшеницын и прилег на стол, не зная, куда себя деть. Этот парень никогда не показывал своих эмоций, его никто не видел в тревожном состоянии, но сегодня… Александров смотрел на друга и не узнавал его.

Герман поставил чашку на стол и, поддержав какое-то время сонное молчание, кинул лежащему и ожидающему псу в ногах товарища вафлю, на что тот перестал жалобно скулить. То, что поведал ему Максим, повергло брюнета в не малый шок, но какую-то его часть оставило в безразличном состоянии, несмотря на то, что Данила Жуковский был и оставался его лучшим другом. Присутствовала какая-то доля вины перед ним, но, ведь если бы сам Данила не вынес им икону, они бы ее точно не нашли. Парень сам вручил им картину, так что не больно-то она была нужна его семье.

- В этом деле было замешано куда больше людей, а не только мы с тобой, - поспешил опровергнуть пессимистичные мысли товарища Александров, в очередной раз предложив тому угоститься чем-нибудь из вазочки, наполненной фруктами и сладостями. Максим отказался. – И вообще, ты чего такой кислый? Еще пару дней назад таким самоуверенным был, когда Романову чуть не порешил, а сейчас на тебе и лица нет. В чем проблема? Насчет Жуковского мучаешься? Плюнь ты на него! Если бы он хотел защитить икону, он нам бы ее не отдал.

- Тем не менее, получилось не очень красиво, - качнул головой Макс и тут же выпрямился, не желая больше принижаться в глазах друга. – Не знаю, я… У меня нос до сих пор болит! Только чудом не опух. Мать чуть с ума не сошла, увидев столько крови. Как только кости целыми остались? -  блондин перевел задумчивый взгляд в сторону окна. – Да и… мать слегла у меня после прихода ментов. Волнуюсь я что-то за нее. Надо на ноги ее поставить и сваливать из поселка.

Время от времени Александров чувствовал, как проваливался в сон. Он слышал Максима, но не всегда слушал. Его размышления казались настолько неинтересными, что принять их во внимание давалось трудно. Хорошо, что Герман давным-давно жил сам по себе, а то пришлось бы и ему волноваться о родителях, а точнее об отце, который только у него и остался.

- Ну, - оживился Герман, заслышав последние слова блондина, - так просто свалить у тебя не получится. Ты под подпиской о не выезде, а на этом далеко не уедешь. Нет, конечно, ты можешь попробовать, но ничего хорошего из этого у тебя не получится. И, к тому же, у нас есть незаконченное дело, если ты не забыл.

- Ты про икону, что ли? – презрительно повел бровью Максим и поджал одну ногу к себе, не желая отдавать ее на растерзание голодному псу. – Нет уж, твоей идеей было отдавать ее Романовой. Я пытался разрулить все, но ты только все испортил.

- Пытался разрулить? – вспыхнул Александров, оставляя чашку с кофе в стороне. Он опомнился и покосился в сторону двери, боясь, что их разговор кто-то сможет подслушать. – Ты чуть не прикончил девчонку!  Если бы не ты, она бы уже давно нам все рассказала. Знаешь, дорогой мой друг, здесь только твоя вина. Не знаю, каким образом, но ты должен найти эту картину, и чем быстрее, тем лучше.

Пшеницын гневно уставился на сына профессора, а тот и бровью не повел. На какое-то время в доме снова повисла тишина, изредка нарушаемая скулежом Диля. Александрову пришлось вручить ему еще одну вафлю, чтобы пес перестал издавать жалобные звуки. Не хватало им еще перебудить остальных членов семьи.

- Каким образом я должен это сделать? – зашипел Макс, поддаваясь вперед. Он сорвал зеленую ягодку с крупной кисти винограда. – Ромка после такого на меня в жизни не посмотрит. Не угрожать же ей снова? Не думаю, что она хранит икону в квартире. Уверен, девчонка настучала обо всем своему отцу. Романов меня и близко к ней не подпустит.

Герман ухмыльнулся, наблюдая за тем, как его товарищ пригубил виноград. Больше одной ягоды он не тронул, но и этого хватило, чтобы разрядить обстановку, так оба юноши хотя бы окончательно пришли в себя. То, что Владимир Андреевич и близко не подпустит к себе Пшеницына, казалось правдой. Юрий Платонович давно был знаком с Романовым, можно сказать, что они даже дружили. Так называемые профессора часто общались и даже наведывались друг к другу в гости, почему младшему не составляло труда предугадать исход возможных событий.

- Это так, - согласно кивнул Герман, а на его лице промелькнула замысловатая ухмылка. – Есть много других действенных способов по заполучению девчонки. Во-первых, тебе нужно извиниться, искренне извиниться. Если потребуется, придется даже дежурить около ее подъезда. Это не так трудно, учитывая, что в этом же доме живет наш с тобой общий друг. Таким образом, это не будет выглядеть подозрительно, - парень взболтнул остаток кофе на дне чашки, но прикасаться к нему не стал. – Во-вторых, тебе нужно расположить Романову к себе. Не влюбить, но заставить довериться. У Иванова получилось это плохо, так что нам с тобой придется потрудиться. Каролина -  не дура, уж я-то знаю. Глядишь, и ты пользу для себя какую выиграешь. В постель затащишь, да на постоянную основу.

- Подожди, - качнул головой Максим, не желая слушать этот бред. – С чего ты вообще взял, что я буду это делать? Почему сам не попробуешь?

- Потому что у меня уже есть девушка, и будет несколько странно, если я начну ухаживать за другой, - вскинул брови сын профессора, глядя на друга, как на дурака.

- Я не буду делать этого из принципа, - фыркнул блондин и сложил руки на груди.

- Будешь.

- Это почему еще?

- Потому что никто кроме тебя сделать этого не сможет.

Герман не пытался подлизаться к Пшеницыну, потому что сделать это было крайне трудно, и никакой комплимент или манипуляция в сторону блондина не смогли бы сподвигнуть его на какой-либо поступок. Позднее брюнет объяснил свою точку зрения, и Максиму пришлось лишь согласиться. Действительно, у Александрова была возлюбленная, поэтому он чисто физически не мог находиться на постоянной основе рядом с Романовой. Иванов уже дважды облажался, и ребята были уверены, что третьего шанса ему никто не даст. Жуковский, так близко когда-то расположенный к Каролине, променял ее на друзей, заявив об этом очень даже грубо ей в лицо.

Оставался Максим, у которого репутация перед француженкой была ниже плинтуса, но кроме этого ему ничего не мешало. В конце концов, все девочки любят плохих мальчиков, а Романова не отличалась от других.