Расколотое королевство

12

Истон
Я приезжаю в больницу чуть позже восьми, но Себа в палате нет. «На диагностике» – такой короткий ответ я получил от медсестры. Его брат-близнец неуклюже пристроился в изножье кровати, пуская слюну на свою руку. Я перекладываю девяностокилограммового парня на матрас и снова пытаюсь написать Хартли.
Как занятия? Мы еще обсуждаем равенство полов на теории феминизма? Для справки: это мой любимый урок.
Она, наверное, подумает, что это неудачная шутка.
А как математика? Было что-нибудь новое и интересное?
Я перечитываю сообщения. Черт, какие же они тупые! Засунув телефон в карман, ложусь на неудобный диван. Не знаю, сколько денег пожертвовал папа на строительство этого крыла, но сомневаюсь, что хотя бы пенни из них потратили на мебель. Диван такой же твердый, как кусок гранита.
Порывшись в своем рюкзаке, я достаю журнал Sports Illustrated, который захватил из дома. Сейчас мы читаем Себу. Даже если ты в коме, все равно можешь осознавать, что происходит вокруг. Кома – это что-то вроде ночного кошмара, когда ты спишь, но понарошку, и видишь силуэты вокруг своей кровати, но не можешь пошевелиться. Я включаю Себу музыку, рассказываю ему тупые анекдоты, показываю какие-нибудь мемы из интернета и зачитываю цитаты из «Крестного отца».
Полежав немного, я встаю с дивана, чтобы перекусить. Когда пищит мой телефон, от клаб-сэндвича остается лишь половина. Аппарат чуть не улетает в другой конец комнаты – так я тороплюсь вытащить его из кармана. Но это не Хартли. Это видео от Паша, на котором наши знакомые девчонки ввязались в потасовку прямо посреди столовой.
Он добавил подпись: «Где грязевая лужа, когда она так нужна?»
Я то увеличиваю, то уменьшаю масштаб видео, чтобы найти Хартли, но нигде не вижу ее. Отправляю Пашу смайлик, который приветственно поднимает кулак, и спрашиваю его, где Харт.
Я: Где Харт?
Паш: Не знаю.
Я: Сделай фотку столовки. Отправь мне.
Паш: Я уже ушел оттуда. Сейчас 5 урок.
Мне приходит фотография его ног и выложенного плиткой пола. У Паша нет совместных уроков с Хартли, так что он мне не поможет. Но я все равно отправляю ему «спасибо» и убираю телефон обратно в карман джинсов. Я увижусь с ней, когда Элла приедет, чтобы сменить меня.
Вернувшись в крыло интенсивной терапии, я останавливаюсь у поста медсестер.
– Себ уже вернулся? – Я перегибаюсь через стойку, чтобы посмотреть, не лежит ли там его карта – как будто я смогу в ней хоть что-то разобрать.
Дежурная медсестра закрывает руками конфиденциальные данные.
– Мы закончили диагностику двадцать минут назад.
– Есть какие-нибудь изменения? – с надеждой спрашиваю я.
– Простите, но никаких изменений.
Блин, это дерьмово. Я возвращаюсь обратно в палату Себа, но прежде чем войти внутрь, делаю два глубоких вдоха, чтобы успокоиться: видеть брата, неподвижно лежащего на больничной койке, ужасно. Каждый раз, когда я вхожу к нему, меня разрывает от двух желаний: трясти его до тех пор, пока он не откроет глаза, или крушить вещи в комнате, пока не упаду без сил. Но Сойер и без того страдает за всю семью. Ему нельзя видеть, как я теряю самообладание. Я здесь для того, чтобы немного разрядить обстановку, иначе горе поглотит нас.
Щелкнув челюстью и растянув губы в улыбке, я толкаю дверь.
– Мы пропустили горячее зрелище. Паш прислал мне видео, в котором Марго Данлоп и Дайан Фостер сцепились из-за Трихауза. Он встречался одновременно с обеими, но девчонки об этом не знали.
Сойер не поднимает головы от койки, на которой лежит Себ. Я бросаю свой рюкзак в угол и плюхаюсь в одно из пустых кресел.
– Иди прими душ и поешь, – говорю я брату. – У тебя такой измученный вид: еще чуть-чуть, и вас с Себом поменяют местами.
Сойер не шевелится. Я поднимаюсь из кресла и подхожу к нему. Он как будто не замечает моего присутствия. Тогда я пару раз щелкаю пальцами перед его лицом, и брат моргает.
– Что? – угрюмо спрашивает он.
– От тебя воняет, как от куска дерьма.
– И что?
– И то! Иди и прими душ. Себ, наверное, до сих пор в коме, потому что каждый раз, когда он приходит в себя и ощущает эту вонь, как из помойки, то решает, что лучше останется в своем прекрасном мире снов, где светит солнце и витает аромат гребаных роз.
– В жопу тебя! – Сойер складывает руки на груди и еще глубже сползает в кресле.
– Инцест меня не привлекает, малыш.
– О, а меня, значит, привлекает? – взрывается Сойер. – Ты это хочешь сказать? Что это наше наказание? – он тычет дрожащим пальцем на кровать.
Я отступаю назад, подняв руки вверх. О чем это он, черт побери?
– Спокойно, это была просто шутка.
Сойер и Себ уже почти год встречаются с одной и той же девушкой, что всегда вызывало много комментариев, потому что это странно, отклонение от общепринятых норм и, наверное, неправильно в чьих-то глазах. Но лично меня это мало заботит.
– Кто-то что-то сказал? – я оглядываюсь в поисках жертвы. Никого не должно интересовать, что мои братья делают со своими членами.
Сойер опускает руку на колени, потом наклоняется вперед и трет лицо ладонями. У мелкого изможденный вид: мешки под глазами, бледное, почти пепельного цвета лицо. Даже его бицепсы кажутся меньше, чем были неделю назад. Я не шутил, когда сказал, что он выглядит так, как будто ему нужна медицинская помощь.
– Я ходил на исповедь, – бубнит младший брат в ладони.
– Что? – Я в замешательстве. – Зачем? Мы же не католики.
Мама ходила в Объединенную баптистскую церковь Бэйвью, но папа перестал посещать службы сразу после ее смерти. Хотя он продолжает жертвовать им немалые суммы, как любой другой хороший бизнесмен. Местные жители очень серьезно относятся к церкви, так что, появившись на церковной скамье утром в воскресенье, можешь искупить все свои грехи за неделю.
– Знаю, но думал, что это может помочь.
Сойер, должно быть, совсем дошел до ручки, раз отправился в часовню и сознался во всех своих грехах в надежде, что какое-то высшее существо вернет нам Себа. Я сажусь на корточки и кладу руку на спинку его кресла.
– Значит, ты пошел исповедаться, признался чуваку в бумажном воротничке, что любишь извращенный секс, и он сказал тебе, что именно поэтому Себ оказался на больничной койке?
Сойер замирает на мгновение, а потом медленно кивает, по-прежнему закрывая ладонями лицо.
– По-моему, Бог работает по-другому. Полно людей, которые ходят в церковь и все равно умирают.
– Знаю. – Он трет глаза ладонями, все так же закрываясь от меня. Сойер явно расстроен чем-то еще, а не только тем, что сказал ему священник.
– Эй, – касаюсь я его плеча, но Сойер так и сидит, опустив глаза, – что случилось?
Он еле слышно что-то бормочет.
Я наклоняюсь ближе к нему.
– Что?
Сойер наконец поднимает голову. Взгляд поблек, голос звучит так же безжизненно.
– Лорен порвала со мной... с нами, – уныло говорит он.
– Хреново. – Но я не удивлен. За все время она ни разу не появилась в больнице. – Она позвонила тебе?
Брат усмехается.
– Написала. «Я больше не могу тебя видеть. Это слишком тяжело».
Первоклассно, что скажешь. Она никогда мне особо не нравилась, хоть я и старался относиться к ней с уважением ради близнецов. Но вслух я говорю другое:
– Мне жаль, бро.
– Да... Знаешь, сначала я переживал, как рассказать об этом Себу, а сейчас даже не знаю, представится ли мне вообще этот шанс.
– Он очнется, – говорю я с уверенностью, которой почти не чувствую. – И тогда вы найдете себе девочку погорячее Лорен, а ей останется корить себя за то, что она была такой дурой и бросила вас. И знаешь, что еще? Даже если ты уйдешь на пять минут, чтобы принять душ и съесть что-нибудь, не будет большой разницы, очнется ли Себ сейчас или через полчаса. К тому же, поменяйся вы местами, он не захотел бы, чтобы ты торчал здесь целыми сутками.
Сойер изучает мое лицо, как будто на нем написаны все ответы в мире. Но он удовлетворен тем, что увидел там, потому что коротко кивает мне и встает. Его немного шатает, как малыша Бэмби. Я вдруг вспоминаю сцену из прошлого, когда близнецам было пять, и они бегали по пляжу, спотыкаясь на каждом шагу, потому что их ноги были слишком большими для их тел. Но нельзя было протянуть им руку помощи, потому что эти двое всегда принимали поддержку только друг от друга.
– Иди. – Я легонько, но твердо подталкиваю брата в плечо. – Я буду здесь. Позволь своем старшему брату хоть раз сделать что-нибудь полезное.
– Если он очнется...
– Я задушу его подушкой. Что за хрень у тебя в голове? Конечно, я позову тебя. – Я снова толкаю Сойера, потом еще раз и так до тех пор, пока он не начинает шевелиться.
Жду, когда он исчезнет в ванной, и только потом сажусь. И тут же встаю: Сойер так много времени провел в этом кресле, что сиденье ввалилось в форме задницы моего братца. Качая головой, я беру другое кресло и придвигаю его к кровати Себа.
– Тебе уже пора очнуться. Ты заставляешь своего брата волноваться. Он изводит себя, целыми днями напролет сидя у твоей постели.
Себ остается неподвижным.
– А, черт! Может, там, где ты, даже лучше. – Я провожу рукой по волосам и откидываюсь на спинку. – Ты, наверное, гоняешь на крутых тачках, спишь с шикарными девушками, ешь вкусную еду, и никто не выносит тебе мозг. Помнишь, как мы раньше веселились всей семьей?
Когда-то были пикники на пляже, неожиданные путешествия, устроенные в последнюю минуту, мамины поездки в Париж, из которых она возвращалась, держа в руках множество оранжевых и черных коробок. Мы устраивали киномарафоны в комнате с домашним кинотеатром, ели попкорн и пили домашние молочные коктейли. Мама много готовила, и поэтому Сэнди, наша экономка, почти не появлялась в кухне. Я пытаюсь дотянуться до этих воспоминаний, но перед глазами не возникает ни одной четкой картинки, лишь отдаленные ощущения. В последнее время я могу воссоздать в памяти ту атмосферу, только хорошенько напившись.
Я нервно ерзаю в кресле. Мне очень нужно выпить. Смотрю на часы. Сойер в душе уже пять минут. Все еще доносится шум воды. У меня получится выскользнуть из комнаты, найти магазин подарков и вернуться так, чтобы он не заметил?
Я уже наполовину поднялся из кресла, когда душ выключается. Блин. Приходится сесть обратно.
– Себ, как только Сойер уйдет, я сбегаю за выпивкой. Чтобы когда ты очнешься, у нас было чем отпраздновать. – Я бью кулаком о кровать, но Себ не двигается. Я встаю и подбираю с пола свой рюкзак. – Сегодня я принес тебе немного порно, – достаю каталог самолетов. – AAV 510 запустили в производство. Двойной двигатель до – ты только послушай! – двухсот восьмидесяти пяти миль в час, и самолет может пролететь восемь с половиной тысяч морских миль без дозаправки, а это значит, что он перелетит из Нью-Йорка в Токио без остановки в Анкоридже. В отделке интерьера использованы замша и красное дерево, матовое, а не полированное, потому что последнее уже вышло из моды.
Сойер выходит из ванной в больничном костюме и сушит полотенцем волосы.
– Что, черт побери, ты ему там читаешь?
– Самолетное порно. – Я машу ему листами спецификации на новый элитный легкомоторный самолет, который «Атлантик Эвиэйшн» наконец-то собралась производить после десяти лет проектирования и испытаний. Я бы очень хотел оказаться в кресле пилота этой малышки. Это самый мощный частный самолет с самой большой дальностью полета по запасу топлива среди всех существующих легкомоторных аналогов. Он произведет революцию в области международных перелетов для определенной категории населения – тех, кто не может позволить себе потратить четверть миллиона на аренду частного самолета и в то же время не желает летать коммерческими рейсами. Список очередности заказов уже растянулся на пять лет. Именно на поставку этих самолетов папа сейчас и заключает сделку.
– Ску-у-учно. – Сойер морщит нос от отвращения. Это увлечение – единственное, что Себ не разделял со своим близнецом, зато разделял со мной.
«Не разделяет», быстро исправляюсь я. Он же не умер, черт побери! Он по-прежнему обожает самолеты.
– Докторский прикид тебе к лицу. – У меня такое ощущение, что я сейчас вижу будущее Сойера. Врач в семействе Ройалов? Почему бы и нет.
– Лучше тебе принести ему настоящее порно.
– Ну, не знаю. Вдруг у него встанет, когда я буду рассказывать ему, как Сара и Саша наслаждаются друг другом? Чувак не может сам себе подрочить, а я не собираюсь делать это за него.
Сойер на минуту задумывается, а потом спрашивает:
– А что еще ты ему читаешь?
Я толкаю брата.
– Ты кто? Дежурный врач?
– Он мой брат, – угрюмо скрестив руки на груди, говорит Сойер. В этой позе, да еще с выпяченной нижней губой и нахмуренными бровями, он выглядит лет на десять старше.
– Мой тоже, – напоминаю я ему.
– Но мы близнецы.
– И ты никогда не даешь нам забыть об этом. Иди и поешь чего-нибудь, иначе я буду сидеть на тебе, пока ты не начнешь умолять о пощаде.
– Ты больше не сможешь так делать.
– Хочешь проверить? – Я выгибаю бровь. В последнее время я посещал тренажерку и дрался куда чаще своих братьев. – За неделю, проведенную здесь, ты зачах. Я смогу удерживать тебя одной рукой, убрав вторую за спину.
Наверное, Сойер сейчас очень уязвим, потому что даже не спорит, а показывает мне средний палец и выходит из палаты.
Я снова усаживаюсь в кресло.
– Ты должен очнуться и спасти нас всех от Сойера. Он превращается в ворчливого старикашку. Так, ладно, на чем мы остановились? Я рассказывал про технические характеристики. Короче, эта детка вмещает в себя двадцать человек, там есть полноценный душ и уборная. Вот уж на чем, а на отделке мы сможем хорошо заработать. Еще я слышал, как папа что-то говорил о военном самолете-невидимке, который они начали испытывать. Развивает скорость пять махов. Конечно, он не такой быстрый, как «X-15»[7] «Норт Америкэн», но, по крайней мере, его не надо перевозить, как авиетку[8], и скидывать вниз, чтобы полетел. – Я листаю страницы.
У Себа даже веки не подрагивают.
– Ты такой же вредный, как Хартли. Я отправил ей уже дюжину сообщений, а она все молчит. Ты слышишь последние новости о самой крутой игрушке, которую сделал папа, и тоже игноришь меня. Может, хоть палец мне сожмешь? – Я беру Себа за руку. Может, она, наконец, прочитает мои чертовы сообщения?
Я закрываю лицо ладонью свободной руки от нахлынувшей на меня волны беспомощности. Нет, мне правда очень нужно выпить. Очень нужно. «Все будет хорошо», говорю я сам себе, делаю глубокий вдох, сажусь, выпрямив спину, и снова начинаю читать.