Расколотое королевство

21

Хартли
Я без всяких воспоминаний знаю, что это лучший поцелуй в моей жизни, и если мне суждено запомнить его как первый, то я самая счастливая девушка на свете. У Истона твердое, как скала, тело, но волшебный нежный рот. А от того, как он прижимает меня к груди – как будто никогда не хочет отпускать, мое сердце поет.
Вот почему я приехала сюда. Я искала не место, а человека. Я вернулась домой.
Не знаю, как это произошло, но он проник в мою ДНК. Иначе как еще это объяснить? Фелисити была права в одном: я действительно влюбилась с первого взгляда. Сердце не обманешь. Оно тянулось к Дилан, и оно тосковало по Истону.
Он стонет. То, как Истон двигается подо мной, делает меня храброй.
Мои руки проскальзывают под его футболку и касаются горячей, как пески пустыни, кожи.
– Харт, – шепчет Истон мне в губы, умоляя то ли перестать, то ли продолжать. Я передвигаю руки вверх, запоминая все изгибы и впадины на его животе. Ощущаю горячую гладкую кожу, твердую широкую грудь, крепкие мускулистые плечи. Его бедра требовательно и настойчиво двигаются подо мной.
Не знаю, как далеко бы мы зашли, сколько одежды сняли бы, скольких еще бы частей его тела я коснулась и сколько еще частей моего он бы поцеловал, потому что Истон отрывается от моих губ и утыкается лицом мне в шею.
Я позволяю ему оставаться так, прекрасно понимая, что секс сейчас станет ошибкой. Мы оба пребываем в эмоциональном раздрае. Перечень всех его прошлых грехов вызвал у меня слезы, но не потому что я ужаснулась тому, что он делал, а потому, сколько ненависти к самому себе было в его словах. Подозреваю, что Истон рассказал мне не все, и есть другие истории, которые заставят меня рыдать. Но кровь, что стучит в висках, подталкивает меня опуститься ниже и выяснить, каково будет держать в руках этот твердый член, упирающийся мне в живот.
Истон словно чувствует мой порыв. Он осторожно снимает меня с себя и отодвигается на метр, как будто боится, что не сможет сдержаться, если будет ближе.
– Твой первый раз не должен случиться на дешевом линолеуме, – говорит он.
По мне пробегает волна облегчения.
– Я никогда раньше не занималась сексом?
Истон отвечает не сразу.
– Не знаю, мы никогда это не обсуждали. И меня это не особо интересовало. Я сам давно не девственник, с чего бы мне ждать от тебя обратного? Но ты не спала ни с кем из «Астора», если тебе это важно.
– Очень важно, если честно. – Я даже не могу подобрать слов, чтобы описать, какой ужас испытывала, когда проходила по коридору мимо парней и гадала, видели они меня голой или нет. Другой мой кошмар связан с братом Истона. Тяжело вздохнув, я заставляю себя спросить:
– Авария произошла по моей вине?
– Черт, конечно нет! – Истон перекатывается на бок, подкладывает руку под голову и хмурится. – Все это время ты считала себя виноватой?
– Я не знала, что думать, – признаюсь я. – Никто мне ничего не говорил. Я спрашивала у доктора и медсестер, но они так и не дали мне четкого ответа.
Истон вздыхает и опускает подбородок.
– Я не хочу ничего говорить тебе, потому что иначе ты возненавидишь меня, а это последнее, чего мне хочется.
От страха у меня сжимается горло, но мне удается выдавить из себя слова утешения.
– Мне кажется, я никогда не смогу тебя возненавидеть.
Это правда. Мне было больно слышать все, что он рассказывал мне, но лишь потому, что его душевные раны очень глубоки.
Истон медленно поднимает голову, словно к его шее подвешен якорь. Я ловлю его взгляд и стараюсь удержать, мысленно подбадривая его продолжать.
– Это была моя вина. Я был пьян и взбешен. Твои родители угрожали, что отправят твою сестру в школу-пансион, как и тебя когда-то, а я, будучи последним придурком, почему-то возомнил, что смогу решить эту проблему, поговорив с твоим отцом. Мы разругались.
Я чувствую, как левый глаз начинает пульсировать, и моргаю.
– Мы разругались? – хрипло повторяю я.
– Да, все мы – ты, я, твой отец. – Его взгляд опускается на мое запястье.
Я прячу шрам, прижав руку к бедру, и какое-то шестое чувство подсказывает мне, что история, скрывающаяся за шрамом, может пролить свет на все, что происходит.
– Ты была расстроена, – продолжает Ист. Он говорит медленно. На лбу залегла глубокая морщинка. Я вижу, как работают мышцы на его шее, когда он пытается подобрать слова. – Начала сдавать задним ходом. Поворот рядом с твоим домом – слепая зона, а близнецы всегда проезжают там на запредельной скорости. Один раз они даже чуть не сбили нас. Мы поехали к тебе домой, потому что ты волновалась за свою сестру. Родители не разрешали вам видеться и были против того, чтобы ты возвращалась в Бэйвью.
У меня такое ощущение, что моя голова сейчас расколется на две части. По горлу поднимается желчь. Я хочу, чтобы он замолчал. Перекатившись на спину, я поднимаю руку. С меня хватит.
– Я больше не хочу ничего знать.
Но тишина еще хуже. Мне нужно знать! Знать, что я сделала, или никогда не смогу уважать себя.
– Рассказывай, – выдавливаю я из себя.
– Это твой отец сломал тебе запястье.
Тут я больше не могу сдерживаться. Меня заполняет смесь из гнева и горечи, вызывая слезы. Я не хотела принимать очевидное и убеждала себя, что папа поступил так с Дилан сгоряча, но в глубине души что-то подсказывало мне, точно так же, как подсказало приехать сюда, что в нашей семье что-то не так.
– Как это случилось? – Я вытираю слезы, но они текут и текут.
– Меня там не было. Тогда мы еще не были знакомы, ты сама мне об этом рассказала. У тебя были проблемы со сном, ты спустилась вниз и увидела отца с женщиной. Та женщина заплатила ему, чтобы он развалил дело о наркотиках в отношении ее сына.
– Он брал взятки?
Истон мрачно кивает.
– И я что-то предъявила ему?
– Нет. Ты пошла к своей сестре Паркер, которая сказала тебе идти домой и делать вид, будто ничего не произошло.
– Но я не стала этого делать. – Сердце колотится с бешеной скоростью. Внутри растет уверенность. Я не помню ничего из того, что рассказывает мне Ист, но чувствую, что все это правда. Зачем бы он стал врать мне о таких гадких вещах.
– Все верно. А потом ты застала его за получением еще одной взятки, хотела убежать в дом, но он поймал тебя. Ты говорила, он был очень сердит, но сломал тебе запястье случайно. А потом упаковал твои вещи и отправил тебя в школу-пансион. Ты так и проходила три недели с переломанным запястьем. Вот откуда этот искривленный шрам. Врачам пришлось сломать его заново, чтобы кость правильно срослась.
Я прикрываю глаза тем самым запястьем со шрамом и перестаю сопротивляться слезам. Я не смогла бы их остановить, даже если бы очень захотела. Оказывается, мой мозг не хотел вспоминать, что отец нанес мне увечье, а семья отвернулась от меня. Боль в груди сильнее той, что я почувствовала, очнувшись в больничной палате. Такое ощущение, что кто-то влез внутрь меня, сломал каждое ребро, а потом воткнул зазубренный конец одного из них прямо мне в сердце.
– Я хочу перестать плакать, – всхлипываю я.
– Ох, черт, детка! Плачь, сколько хочешь. – Раздается шорох, и вот ко мне прижимается упругое горячее тело. Истон поворачивает мое лицо к своей груди и гладит меня по спине. – Плачь, сколько хочешь.
Я рыдаю, кажется, целую вечность. Когда мои бесконечные слезы высыхают, а плач превращается в судорожные вздохи, Истон спрашивает:
– Ты боишься находиться дома?
– Я боюсь не за себя, а за Дилан. Сегодня было совсем страшно. Дилан нужно принимать лекарства, но, как я поняла, она этого не сделала. Мы поссорились за столом, Дилан сердилась, что я вернулась домой. Она выругалась, и папа вышел из себя, принес ее таблетки и силой заставил их проглотить. Это было... чудовищно. – Я останавливаюсь, давясь этим воспоминанием. – Он с такой силой сжимал ее челюсть!
– Тебе надо убираться из этого дома. Вам обеим.
Я киваю, но не знаю, что делать. Судя по всему, Паркер бесполезно просить о помощи. Она не поверила мне тогда, не поверит и сейчас. Мама? Она может быть жесткой, но тогда почему я пошла к Паркер, а не к маме?
– Мы можем жить здесь. Или я найду нам место попросторнее.
Я моргаю.
– Мы?
– Я не допущу, чтобы ты переживала все это в одиночку!
Его возмущение вызывает у меня улыбку.
– Прости. Я не подумала.
– Это точно.
Но мое веселье длится недолго. Дилан живет в доме с монстром, а я переживала из-за школы, своей репутации и прочих глупостей, когда мне следовало больше внимания уделять ей.
– Сестра ненавидит меня. С тех пор как я вернулась из больницы, она постоянно грубит, а когда сегодня я попыталась утешить ее, отказалась впускать меня в свою комнату. Должно быть, Дилан очень злится на меня за то, что я бросила ее, оставив один на один с нашим тираном-отцом.
– Ты не бросала ее. Тебе было четырнадцать, когда тебя отправили в пансион. Почти столько же, сколько Дилан сейчас. Как думаешь, сможет она противостоять твоему отцу? Нет. И ты вернулась, чтобы спасти ее.
– Какая-то дерьмовая из меня спасительница.
– Твой отец юрист. Не думаю, что ты можешь вот так просто забрать свою сестру и сбежать. А судя по тому, что ты рассказывала, тебе придется похитить ее, потому что она та еще засранка.
Засранка. Я сдерживаю смех. Я устала, опустошена, нахожусь на грани истерики, так что сейчас мне может показаться смешным все, что угодно.
– Обожаю этот звук, – широко улыбаясь, говорит Истон.
– Какой звук?
– Твой смех. Лучший в мире звук.
Я закатываю глаза.
– Уверена, есть звуки и получше. Например... – я тщетно пытаюсь подобрать пример.
Истон ликует.
– Ха! Видишь! Даже ты согласна: смех Хартли Райт – лучший звук во всем мире.
Я снова начинаю смеяться, от чего он улыбается еще шире, и вот уже мы оба сидим и улыбаемся, как два дурака, только я еще периодически хихикаю. Он обладает поистине необыкновенной силой. Пять минут назад я рыдала навзрыд, совершенно сломленная, и по-прежнему так себя чувствую. Но у Истона есть какая-то магическая способность заставлять меня улыбаться даже когда кажется, что надежды нет.
Это и восхищает, и пугает меня.
– Мне пора, – смущенно говорю я, потому что наши улыбки вдруг стали чем-то слишком... Не знаю. Чем-то слишком интимным.
Истон тут же хватает меня за руку.
– Останься.
Я колеблюсь, тяжело вздыхая.
– Совсем ненадолго, – добавляет он.
Хриплый голос и еще одна милая улыбка – этого достаточно, чтобы уговорить меня. Я закрываю глаза, сделав Истона своей подушкой, обогревателем и эксклюзивным источником уюта. Я просто полежу с закрытыми глазами... Всего минутку. А потом поеду домой.
* * *
Я просыпаюсь от того, как кто-то бубнит о том, что он здесь ради своей музыки и только ради своей музыки. Я сажусь и оглядываюсь, чтобы понять, кто говорит, но здесь только мы с Истоном, на груди которого я только что спала. Его голова лежит на свернутом школьном пиджаке.
Рядом с ним светится экран его телефона. Я трясу Истона за плечо.
– Я уже встаю, – бормочет он.
Я улыбаюсь этой явной лжи и трясу его еще сильнее. В этот раз он перекатывается на бок и сонно улыбается мне.
– Привет, детка. Тебе приснился сексуальный сон и ты захотела воплотить кое-какие детали в реальную жизнь?
Он такой заспанный и такой красивый, что мне хочется согласиться.
– Твой телефон звонит.
Истон стонет и закрывает рукой лицо.
– Который час?
– Три.
Я встаю и оглядываюсь в поисках своей обуви. Мне нужно домой. Хочу проверить, как там Дилан. Но мои движения замедленны, наверное, из-за обезвоживания. Я выплакала все запасы жидкости.
– Дня?
Телефон перестает звонить. Я замечаю свои кроссовки у двери.
– Утра.
Я с тоской смотрю на кожаную куртку. Не хочу ее оставлять, но это его куртка. Нельзя же постоянно воровать у него вещи.
– Утра? – Истон стонет от досады.
Телефон снова начинает звонить.
Мне становится не по себе.
– Думаю, тебе лучше ответить. Никто не станет звонить так поздно, если это не что-то срочное.
Истон отвечает не сразу, и мне в голову вдруг приходит мысль, что, возможно, девушки из «Астор-Парка» частенько звонят ему среди ночи. Ревность побуждает меня наклониться и подхватить с пола кожаную куртку. Он сам мне ее дал.
– Алло? – говорит Истон в трубку. Он слушает две секунды и тут же вскакивает. – Надеюсь, что это не дебильная шутка, – почти кричит он, но не от злости. На его красивом лице растянулась улыбка. – Скоро буду.
Истон опускает руку и поворачивается ко мне, продолжая ослепительно улыбаться.
– Он пришел в сознание.
– Кто? Себастиан?
– Да, – Истон лихорадочно кивает, – он очнулся!
– А-а-а! – кричу я, подпрыгивая на месте.
Наконец-то хорошие новости.
Истон танцует что-то свое, потом мы берем друг друга за руки и начинаем скакать по комнате, словно два дурака. В пол стучат.
– Угомонитесь там, или я вышвырну вас вон! – кричит домовладелец.
Мы тут же останавливаемся и смотрим друг на друга с радостным восхищением.
– Он очнулся, – шепчу я, как будто если заговорю громче, то брат Истона снова впадет в глубокую кому.
– Чертовски верно! – Истон оглядывается. – Нужно одеваться.
– Тебя подвезти? – спрашиваю я. Не помню, чтобы у дома стояла машина.
– Нет. За мной приедет Дюран.
Понятия не имею, кто это. Я беру обувь Истона и ставлю ее рядом с его ногами.
– У тебя есть носки?
– В сумке. – Он дышит себе на руку и принюхивается. – Черт, от меня несет, как от помойки. У тебя есть мятные леденцы?
Я проверяю карманы, но в них пусто.
– Черт. Ладно. Почищу зубы, чтобы Себ не потерял сознание, когда я заговорю с ним. Крикни, если увидишь у входа большой черный «Бентли».
Понятия не имею, что значит «Бентли», но поглядываю в окно, высматривая нечто большое, черное и дорогое. Я достаю из сумки носки, черные боксеры с белой прострочкой, на которых написано Supreme, и пару джинсов.
Я хочу извиниться перед его братом, но не знаю, хотят ли меня вообще там видеть. Истон сказал, что его семья не ненавидит меня, но как такое может быть? Пусть он утверждает, что это его вина и что близнецы неслись на бешеной скорости, все-таки это моя машина врезалась в их. Я отправила их сына, их брата в кому.
– Как думаешь, мне можно навестить его? – спрашиваю я Истона, когда он выходит из ванной. Я протягиваю ему ботинки, носки и трусы.
Он тяжело вздыхает.
– Блин, даже не знаю. Давай я сначала проверю, адекватен ли Сойер. Он защищает Себа и может сорваться на тебя. Мы все понимаем, что ты ни при чем, но Сойер чувствует себя виноватым из-за Себа, и ему хочется переложить вину на кого-то другого.
– Хорошо, – с сожалением соглашаюсь я. – Но хотя бы подарок я могу ему отправить? Что любит твой брат?
Истон усмехается.
– Девочек.
Я хватаю ботинок и швыряю ему в плечо.
Он со смехом ловит его.
– Карамельки в шоколаде.
Я поднимаю руку для следующего броска.
– Ты это только что сам придумал или он правда их любит?
– Он правда их любит, ты, маленькая фурия. – Истон наклоняется, чтобы быстро поцеловать меня. – Езжай домой к Дилан, но позвони мне, если вдруг что-то понадобится. Звони в любое время – утром, днем, ночью. Просто звони и все.
– Хорошо.
– И отвечай на проклятые сообщения!
– Есть, сэр! – Я отдаю ему честь.
Мы, улыбаясь, расходимся в разные стороны, и я снова поражаюсь магии Истона Ройала. Как бы я себя ни чувствовала, он единственный человек в моей жизни, которому удается заставить меня улыбаться.