Бедный Илья

1

Может быть, никто из живущих в Москве не знает как хорошо окрестности города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели – куда глаза — глядят по лугам и рощам, по холмам и равнинам. Всякое лето нахожу новые приятные места или в старых новые красоты.
    Но всего приятнее для меня то место, на котором возвышаются мрачные, готические башни Симонова монастыря. Стоя на сей горе, увидишь на правой стороне почти всю Москву, сию ужасную громаду домов и церквей, которая представляется глазам в образе величественного амфитеатра: великолепная картина, особливо когда светят на неё солнце, когда вечерние лучи его пылают на бесчисленных золотых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящихся! Внизу расстилаются тучные, густо-зелёные, цветущие луга, а за ними, по жёлтым пескам, течёт светлая река, волнуемая лёгкими вёслами рыбачьих лодок или шумящая под рулём грустных стругов, которые плывут по плодоноснейших стран российской империи и наделяют алчную Москву хлебом. На другой стороне реки видна дубовая роща, подле в которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидят по тению деревьев, поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни, стоит для них единообразны. Подалее, в густой зелени древних вязов, блистает златоглазый Данилов монастырь; ещё далее, почти на краю горизонта, синеются Воробьёвы горы. На левой же стороне видны обширные, хлебом покрытые поля, лесочки, три или четыре деревеньки и вдали село Коломенское с высоким дворцом своим.
    Часто прихожу на сие место и почти всегда встречаю там весну; туда же прихожу и в мрачные дни осени горевать вместе с природой. Страшно вот ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов заросших высокую траву, и в тёмных переходах келий. Там, оперевшись на развалины гробных камней, внимание глухому стону времён, бездную минувшего поглощённых, – стону, от которых сердце моё содрогается и трепещет. Иногда выхожу в келии и представляю себе тех, которые в них жили, – печальные картины! Здесь вижу седого старца, преклонившего колена перед распятием и молящегося а скором разрешении земных оков своих, ибо все удовольствия исчезли для него в жизни, все чувства его умерли, кроме чувства болезни и слабости. Там юный монах – с бледным лицом, с томным взором – смотрит в поле сквозь решётку окна, видит весёлых птичек, свободно плавающих в море воздуха, видит – и проливает горькие слёзы из глаз своих. Он томится, вянет, сохнет – и унылый звон колокола возвещает мне безвременную смерть его. Иногда на вратах храма рассматриваю изображение чудес, в сем в монастыре случившихся, там рыбы падают с неба для насыщения жителей монастыря, осаждённого многочисленными врагами; тут образ Богоматери обращает неприятелей в бегство. Всё сие обновляет в моей памяти историю нашего отечества – печальную историю тех времён, когда свирепые татары и литовцы огнём и мечом опустошали окрестности российской столицы и когда несчастная Москва, как беззащитная вдовица, от одного бога ожидала помощи в лютых своих бедствиях.
     Ну всего чаще привлекает меня к стенам Симонова монастыря воспоминания о плачевной судьбе Ильи, бедного Ильи. Ах! Я люблю те предметы, которые трогают моё сердце и заставляют меня проливать слёзы нежной скорби!
    Саженях в 7:10 от монастырской стены, подли берёзовые рощицы, среди зелёного луга, стоит пустая хижина, без дверей, без окончин, без пола; кровля давно сгнила и обвалилась. В этой хижине, лет за 13 перед сим, жил прекрасный, любезный Илья старушкой, матерью своей.
     Отец Ильи был довольно зажиточный поселянин, потому что любил работу, пахал хорошо землю вёл всегда трезвую жизнь. Но скоро по смерти его жена и сын обедняли. Ленивая рука наёмника худо обрабатывала поле, и хлеб перестал хорошо родиться. Они вынуждены были отдать свою землю в наём, из-за весьма небольшие деньги. К тому же бедная вдова, почти беспрестанно проливая слёзы о смерти мужа своего – ибо и крестьянки любить умеют! – день ото дня остановилась слабее и совсем не могла работать. Один Илья, – который остался после своего отца пятнадцати лет, – один Илья, не щадя своей нежной молодости, Не щадя редкой красоты своей, трудился день и ночь – ткань холсты, вязал чулки, весною рвал цветы, а летом брал ягоды и продавал их в Москве. Чувствительная, добрая старушка, видя неутомимость сына, часто прижимала его к слабооббющемуся сердцу, называла божескую милостью, кормилицам, отрадою старости своей и молила бога, чтобы он наградил его за всё то, что он делает для матери. "Бог дал мне руки, чтобы работать, – говорил Илья, – ты кормила меня своей грудью и ходила за мной, когда я был ребёнком; теперь пришла моя очередь ходить за тобою. Перестань только крушиться, перестань плакать; слёзы не оживят батюшки". Но часто нежный Илья не мог удержать собственных слёз своих – ах! Он помнил, что у него был отец и что его не стало, Но для успокоения матери старался таить печаль сердца своего и казаться спокойным и весёлым. "На том свете, любезный Илья, – отвечала горестная старушка, – на том свете я перестану плакать. Там, сказывают, будут все веселы; я, верно, весела буду, когда увижу отца твоего. Только теперь не хочу умереть – что с тобой без меня будет ? На кого тебя покинуть? Нет, дай бог прежде пристроить тебя к месту! Может быть, скоро сыщится добрый человек. Тогда, благословлю вас, милых детей моих, перекрещусь и спокойно лягу сырую землю ".
     Прошло года два после смерти отца Ильи. Луга покрылись цветами, и Илья пришёл в Москву с ландышами. Молодой хорошо одетый человек приятного вида встретился ему на улице. Он показал ему цветы – и закраснелся. "Ты продаёшь их, парень?" – спросил он с улыбкою. – " продаю ", – отвечал он.–
"А что тебе надобно?'' – "5 копеек".– "это слишком дёшево. Вот тебе рубль". – Илья удивился, осмелившись взглянуть на молодого человека с рыжими волосами, – ещё больше раскраснелся и, потупив взгляд в землю, сказал ему, что он не возьмёт рубля. – "Для чего же?"– "мне не надобно лишнего!"– "Я думаю, что прекрасные ландыши, сорванные руками прекрасного молодого человека, стоят рубля. Когда же ты не берёшь его, вот тебе пять копеек. Я хотел бы всегда покупать у тебя цветы; хотел бы, чтобы ты рвал их только для меня".– Илья отдал цветы, взял пять копеек, поклонился и хотел идти, но Незнакомец остановил его за руку. Пойдёшь, парень?" –"Домой".– "а где дом твой?"– Илья сказал, где он живёт, сказал и пошёл. Рыжий,  молодой человек не хотел удерживать его, может быть, для того, что мимоходящее начали останавливаться и смотря на них, коварно усмехались.
    Илья, пришедши домой , рассказал матери, что с ним случилось. " Ты хорошо сделал, что не взял рубля точка может быть, это был какой-нибудь дурной человек..." – "ах нет, матушка! Я этого не думаю точка у него такое доброе лицо, такой голос..."– "однако, Илья, лучше кормиться трудами своими и ничего не брать даром. Ты ещё не знаешь , друг мой, как злые люди могут обидеть бедного мальчика! У меня всегда сердце бывает не на своём месте, Когда ты ходишь в город; Я всегда оставлю свечу перед образ и молю господа бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти ".– у Ильи на глазах навернулись слёзы; Он поцеловал мать свою.
    На другой день нарвал Илья самых лучших ландышей и опять пошёл с ними в город глаза его тихонько от чего-то искали. Многие хотели у него купить цветы; но он отвечал, что они не продажные; и смотрел то в ту, то в другую сторону. Наступил вечер, надлежало возвратиться домой, и цветы были брошены в Москву-реку. "Никто не владея вами!"–Сказал Илья, чувствуя какую-то грусть в своём на другой день к вечеру сидел он под окном, прял и тихим голосом пела жалобные песни, но вдруг вскочил и закричал: "Ах!... " Молодой Незнакомец стоял под окном.
    " Что с тобой сделалось? "– спросила испугавшаяся мать, которая по для него сидела.– "ничего, матушка, – отвечал Илья а робким голосом, – Я только его увидел".– "кого?"–"того господина, который купил у меня цветы". Старуха выглянула в окно. Молодой человек обладатель рыжих волос поклонился ей так учтиво, с таким приятным видом, что она не могла подумать об нём ничего, кроме хорошего. "Здравствуй, добрая старушка! – сказал он. – я очень устал, нет ли у тебя свежего молока? "Услужливый Илья, не доставшись ответа от матери своей – побежал на погреб – принёс чистую кринку, покрытую чистым деревянным кружком, – схватил стакан, вымыл, вытер его белым полотенцем, налил и подал в окно, но сам смотрел в землю. Незнакомец выпил, и нектар из рук Гебы¹ не мог бы показаться ему вкуснее. Всякие догадается, что после того благодарил Илью, и благодарил не столько словами, сколько взорами. Между тем добродушная старушка успела рассказать ему о своём горе и утешении – о смерти мужа и о милых свойствах сына своего, а в его трудолюбии и нежности, и проч. И проч. Он слушал её со вниманием; но глаза его были – нужно ли сказывать, где? И Илья, робкий Илья посматривал изредка на молодого человека; но не так скоро молния блестит и в облаке исчезнет, Как быстро зеленокарие глаза его обращались к земле, встречаясь с его взором. "Мне хотелось бы, – сказал он матери, –чтобы сын твой никому, кроме меня, не продавал своей работы. Таким образом ему незачем будет часто ходить в город, и ты не принуждена будешь с ним расставаться точка Я сам по временам могу заходить к вам".– тут в глазах Ильи блеснула радость, которую он тщетно сокрыть хотел; щёки его пылали, как заря в ясные летний вечер; он смотрел на левый рукав свой и щипал его правую рукою.