Механика чувств

Глава 25

Единственное, что виднелось впереди, — это здание, на которое указала Тони. Оно стояло ближе остальных, возвышаясь над хаосом, будто последняя надежда на спасение. Было ли это местом работы, жилым домом или чем-то ещё, не имело значения. Оставаться на улице не представлялось возможным ни при каких условиях, ведь риск заразиться или быть затоптанным толпой был слишком велик.
Несмотря на невероятную плотность людей, участники группы старались держать друг друга в поле зрения, не давая панике и хаосу разлучить их. Тони, придерживая рваную ткань у лица, внезапно ощутила резкий толчок в бок. Удар был такой силы, что её рука невольно разжалась, и самодельное средство защиты упало на асфальт. Мгновенно в него вдавились десятки ног, истоптав и превратив ткань в грязное месиво. Тони на мгновение замерла, но в следующую секунду, подстёгиваемая выбросом адреналина, заставила себя забыть об этом и побежала дальше.
Возле входа в здание уже собралась почти вся группа. Как только Тони добралась до них, они торопливо ввалились внутрь, захлопывая дверь за собой. Паника смешивалась с тревожным ожиданием, когда они пытались задвинуть мебель, чтобы заблокировать дверь. Пот катился по их лицам, дыхание срывалось с губ, а сердце бешено колотилось в груди.
— На долго этого не хватит, — выдохнула Гарриет, озвучив общие сомнения вслух. Обернувшись, она заметила, что они были не одни. Сотрудники офиса, застигнутые врасплох, стояли неподвижно, растерянно смотрели на них, словно не понимали, что происходит.
— Есть ли здесь место, где можно спрятаться? — Голос Гарриет прозвучал спокойно, хотя внутри её разрывал страх. Ответ пришёл не сразу; одна из сотрудниц робко подняла руку, взгляд её был полон страха.
— На четвёртом этаже... там большой кабинет.
— Туда и направимся, — решительно сказала Гарриет, её тон не допускал возражений. Группа немедленно двинулась по лестнице, подгоняемая страхом и шёпотом ужаса за окнами. Работница, указавшая на кабинет, проводила их взглядом и открыла дверь. Все быстро вошли внутрь, и Тони вместе с Гарриет начала перетаскивать массивный шкаф, чтобы укрепить дверь. Оказавшись за импровизированной баррикадой, они оглядели помещение.
В кабинете были большие панорамные окна, сквозь которые открывался вид на умирающий город. Улицы стали ареной для жестокой битвы: шизы набрасывались на людей, кровь текла по трещинам асфальта, заливая их липкими алыми реками. Крики, наполненные отчаянием и болью, пробивали тишину и разрывали сердца.
— Будем надеяться, что никто не подумает о том же и не ворвётся сюда, — голос Гарриет дрожал, но не терял уверенности. — Шкаф тяжёлый, но против толпы он ничто.
Минхо, стоявший у окна, бросил на неё быстрый взгляд и сжал губы, пытаясь подобрать обнадёживающие слова:
— Нас много. Если придётся — отбьёмся.
Гарриет лишь пожала плечами, на её лице не было следов облегчения. Чтобы хоть как-то отвлечься от ужаса за окном, они решили подтолкнуть оставшуюся мебель к двери и зашторили окна, скрывая мрачные картины улиц и защищая себя от жгучих солнечных лучей.
Мысли о воде и еде пока не занимали умы. Тревога, усиливающаяся с каждой минутой, не оставляла места для обыденных забот.
— Переждём ночь, а утром решим, что делать, — заявила Гарриет. Все согласились, даже сотрудники, которые теперь стали их временными спутниками в этом кошмаре.
Каждый старался найти удобное место у стены, сжавшись и обхватив колени, как будто такая поза могла бы защитить их от происходящего. Внутренний голос упорно твердил, что, по крайней мере сейчас, они в относительной безопасности — в четырёх стенах, среди тех, кто переживает тот же ужас.
— Могло быть и хуже, — голос Рейчел донёсся до Тони, которая сидела в самом углу. Она повернула голову к подруге, словно ожидала увидеть её рядом, а не призраком в собственном воображении.
— Мы в полной заднице, — ответила Тони тихо, но слова Рейчел всё же пробились сквозь завесу ужаса. Они могли погибнуть там, на улице, как многие другие.
Когда ночь сменяла день, некоторые, кому удалось заснуть, тихо посапывали, остальные же сидели с пустыми взглядами, уставившись в одну точку или осторожно раздвигали шторы, чтобы посмотреть на звёзды, пытаясь найти в них хоть крупицу надежды. Тони, всё ещё бодрствующая, задумчиво перетирала пальцы до боли, перебирая в голове каждую деталь их дальнейших действий. Её мозг бился в лихорадке от вопросов: что делать, если что-то пойдёт не так? Как избежать лишнего внимания?
Ощущение тревоги накатывало, и тяжесть давила на грудь, усиливая головную боль. Внезапный чих разорвал тишину комнаты, и Тони, испуганно обернувшись, заметила Терезу, потирающую нос. На ней, как и на Тони, была униформа, но без белого халата, волосы растрепаны, а под глазами темнели тени усталости.
Тони решилась заговорить. Она медленно встала и подошла к Терезе.
— Привет.
— Привет, — едва слышно отозвалась та.
Начало их разговора было натянутым, но одна мысль, наконец, оформилась у Тони. С этим вопросом она не могла медлить — неизвестно, выберутся ли они из города живыми. Тони поинтересовалась, как Тереза решилась на такой рискованный шаг — спасение друзей от ПОРОКа.
Сначала Тереза неуверенно мямлила что-то невнятное, но истощение, видно, сняло её внутренние преграды, и она начала говорить. Она рассказала, как сомнения в ПОРОКе зародились в её душе с первых же обсуждений с Тони и Эрисом. Чем больше фактов всплывало, тем яснее становилось: организация не стремилась спасти человечество — её цель была иная, корыстная. И тогда она решила, что нужно действовать, нужно хотя бы попытаться спасти тех, кого она считала своей семьёй, даже если они не всегда думали о ней так же. Она продолжила о том, как она вообще изначально хотела чтобы всё прошло:
Они сбегают к Бергу, кто-то из Глэйдеров бежит за Тони, они улетают к бергу, убирают чип из мозгов чтобы не было слежки и пытаются найти местечко, где они могли бы спокойно посидеть и подумать, куда идти дальше. Даже при таком раскладе, это куда лучше чем сидеть у ПОРОКа, который ничего не делает.
Тони внимательно слушала каждое слово, словно пыталась запечатлеть их в памяти, словно боялась, что если отвлечется хоть на миг, они растворятся в воздухе. Тереза говорила уверенно, но с оттенком мягкости, понимающей, как важны сейчас эти слова. Она признала, что понимает поступки Тони, объяснила, что её собственная резкая реакция в амбаре была вызвана детскими травмами, что это не вина Тони. Она делала всё так, как считала нужным, и всё было правильно. И главное — Тони действительно спасёт человечество.
Эти слова эхом отдавались в груди, разливаясь тёплом, которое было почти болезненным. На глаза Тони начали наворачиваться слёзы, которые она не могла сдержать — смесь облегчения, радости и признания собственной значимости наконец пробили её защиту. Её сердце колотилось, словно готовое вырваться наружу. В этой вспышке эмоций, внезапно и отчаянно, ей захотелось показать Терезе, как сильно она её ценит, как глубоко тронута её словами. Тони поймала себя на том, что рассматривает губы Терезы — сухие, слегка потрескавшиеся от жары и постоянного напряжения, но в этот момент казавшиеся ей самым желанным.
Девушка медленно потянулась к Терезе, чувствуя, как её дыхание становится сбивчивым и неровным. Расстояние между ними сокращалось, но в последний момент, когда Тони уже почти могла ощутить её тепло, она сделала что-то неожиданное даже для самой себя. Вместо того чтобы поцеловать, она обняла её, обвивая руками и прижимаясь всем телом. В этом объятии было всё — благодарность, привязанность, немая мольба о понимании.
— Спасибо, — прошептала Тони, уткнувшись в плечо Терезы, её голос дрожал от нахлынувших чувств. Тереза, казалось, не заметила её замешательства и ответила на объятие с теплом, которое редко показывала. Этот момент был их маленьким убежищем среди хаоса, который окружал их.
***
Наступило утро, и первые бледные лучи солнца проникли сквозь грязные окна, заливая комнату холодным, серым светом. Воздух был пропитан тревогой, сдавливающей грудь каждого, кто сидел в этой комнате. Тони всю ночь срывала лёгкие кашлем, звук эхом разносился по комнате, возвращая тех, кто пытался заснуть, обратно в напряжённое бодрствование. Некоторые из них, пробуждённые её хрипами, теперь смотрели на неё с укором, но никто не осмеливался сказать что-либо вслух.
Тони поднялась с едва скрываемой усталостью и, стараясь не обращать внимания на тянущую боль в груди, начала излагать свой план. Голос её был сдержанным, но от него веяло сталью:
— Мы должны выйти через восточный выход и проверить, стоит ли Берг на месте. Если он остался и не повреждён, мы взлетаем. В противном случае нам придётся пересекать пустыню пешком. План до ужаса прост, но пугает другое — как добраться до выхода, — её взгляд обежал напряжённые лица, каждый из которых понимал, что тишина и осторожность станут их единственным щитом. — Придётся идти по переулкам, чтобы не нарваться на шизов.
— А у Лоуренса разве нет Берга? До него дойти будет быстрее, — Томас нарушил молчание, в его голосе прозвучала надежда. Но Минхо резко перебил его:
— Они давно уже ушли. Никто не станет ждать здесь, когда всё вокруг рушится. Каждый за себя, — бросил он с горечью.
Тони понятия не имела, кто такой Лоуренс, и не хотела задавать вопросов. Она снова почувствовала приступ кашля и отвернулась, прикрыв рот ладонью. Её состояние ухудшалось, и с каждой минутой внутренний холод разливался по телу, путая мысли.
План был принят. Других идей просто не было, и оставалось только действовать. Сотрудники, что ещё оставались в здании, с надеждой смотрели на них, соглашаясь лететь с ними, если Берг действительно найдётся. На что Минхо тихо процедил сквозь зубы:
— Если что, то сбросим балласт.
Эти слова, брошенные в полутьме, казались колючками, больно вонзающимися в кожу. Тереза время от времени вставляла комментарии, которые резонировали с общими мыслями группы. К счастью, спорить сейчас было некому, все понимали, что они в одной лодке.
Скрип мебели нарушил тишину, когда они начали освобождать проход к выходу. Движения были быстрыми, но осторожными. Они скользнули в темноту коридора и начали спускаться по лестнице, звук шагов казался громом в напряжённой тишине. На втором этаже они остановились, прислушиваясь. Гарриет прижалась к перилам, чтобы заглянуть на первый этаж. Она обернулась, её лицо было бледным.
— Там шизы, пара штук, — прошептала она, и внутренний узел паники стал сжиматься всё сильнее.
Тони знала, что нужно что-то делать. Она выпрямилась и сжав губы, сказала:
— Нужно их отвлечь.
— Спасибо, мисс гениальность, — пробурчала Гарриет, и Тони ощутила, как горечь обиды сдавила грудь. Оглядев комнату, они нашли лишь пустую жестяную банку. Минхо без слов схватил её — никто не стал спорить, каждый знал, что это его стихия.
Тони боролась с очередным приступом кашля, приглушая его внутри себя, отчего её грудь болезненно заныло. Едва сдерживая рвущийся кашель, она смотрела, как Минхо ловко швыряет банку, и звук её падения отвлёк шизов. Это был их шанс.
Сердца, казалось, стучали в унисон, когда они спускались вниз и тихо, словно тени, скользнули наружу. На улице их встретил испепеляющий жар, и воздух был пропитан гнилостным запахом смерти. Глаза расширялись от ужаса, когда они увидели распростёртые тела на земле — некоторых уже разорвали, в других осталась только пустая оболочка. Все прикрывали лица, стараясь дышать через ткань одежды, чтобы хотя бы чуть-чуть заглушить этот невыносимый смрад.
— Быстрее в переулок, — напомнила Тереза, её голос прозвучал как удар хлыста. Она указала рукой путь, ведущий прочь от улицы, залитой ужасом и смертью.
— Оттуда мы сможем пройти основную часть пути, — добавил Томас, взглядом подгоняя остальных.
Тони шла, чувствуя, как что-то странное происходит в её теле. Слюна скапливалась в горле, и странная дрожь пронизывала её до кончиков пальцев. Снова сдерживая кашель, она начала задыхаться. Их путь в переулке был словно лабиринт, который сжимался вокруг. Дойдя до его середины, она уже не выдержала — повернулась и, прикрываясь рукой, закашляла. Тёмная, почти чёрная субстанция потекла по её ладони. Её глаза расширились в ужасе — это напоминало заражение, с которым они сталкивались раньше, чудовищ, от которых они спасались.
Паника захлестнула её новой волной. Вирус проник в её тело и распространялся с пугающей скоростью. Тони знала, что у неё никогда не было сильного иммунитета, но осознание собственной уязвимости в этот момент было страшнее всего.