Это было за сорок дней до того, как я встретила угрюму женщину с роскошным букетом убитых холодом, пожухлых цветов. Дым завивался в моих волосах, и уличный свет едва ли был ярче огонька сигареты между пальцами. С самой нашей первой встречи я знала, что мы увидимся еще не раз, и действительно: Однажды в переполненом душном автобусе, где сладкий яблочный запах еще не успел донестись до нас, она обмолвилась, что терпеть не может зеленый чай, потому что ее мать всегда заваривала его, когда смотрела на стопку только что полученных писем, плакала, рвала их, пыталась собрать все еще вальсирующие в воздухе обрывки в связаные в потоки слов, отчаивалась, рвала их, рвала, пока снег из раздавленного со всей жестокостью синими чернилами пергамента не засыпал весь кухонный пол, не застревал в небережно убранных волосах, не терялся в карманах халата беспробудного бытового декадента, не оседал на дне чашки. Я представила, как она сжигает их на лету, эти бездушные снежинки. С тех пор меня не успокаивал зеленый чай. Был случай и в метро: между нами сел мужчина, усталый, измученный работой, собой и деньгами, немного небритый, а на левой руке спешили на семь минут часы с черным циферблатом. Я почувствовала, как моя женщина напряглась и сдала ремешок, повисшей на плече каралловой сумки. А мужчина все не хотел уходить, он не поспевал за своими часами. Двери безжалостно встретились сразу за ним, и я узнала, что ее первая нелюбовь носил такие же - угольные стрелки на фоне космической пустоты и нелепые пятна дешевых железных цифр. Он пытался спиться, пытался не спать, Старался сварить кофе покрепче, пробовал ухаживать за цветами на веранде и приручить привязанность, но ему все не давалось и удавалось лишь ночами слушать, как звезды прожигают воздух. Он сбежал в края, где легкие горели и под солнцем, оставив ей на память эти проклятые часы. И тогда то и женщину настигли беды.
Медленно растягивая историю она смотрела куда-то мимо меня, в темнату за стеклом, словно бы ищи в ней свои трагедии, изнывая желанием вновь взглянуть им в глаза и спросить: "Зачем вы что-то разрушите? Почему вы таких, как я ищете?" С тех пор я избегаю людей, что носят на себе черные циферблаты: они кажутся мне особенно угнетенными и несчастными. Но моя любимая встреча произошла в наиболее прекрасном смысле этого слова месте, где стены были такого цвета, словно теперь небо отражалось море в своих глубинах, и стены эти со всей возможной нежностью поглощали картины, в то же время одним своим существованием оттеняя простому обывателю истинную красоту души, закованной в золоченной раме. Она разглядывала маковое поле, влюбленное в туманный рассвет, и я видела ее где-то там, вдали, плутавшую среди червивых душ. Мое присутствие как-то расслабило ее, будто мы были давними подругами. А в прочем мне ли знать? Откуда-то робко доносилась музыка, что-то из Вивальди; женщина очарованно заулыбалась, перебирая на слух ноту, и то грустнела, теряя в толпе знакомую руку, и то по-детски радовалась, находя нечто родное в случайном секундном происшествии. Я, стесняясь, спросила, что же такое ей напоминает неистовый струнный флирт. Она засмущалась, отвернулась, залилась девичим румянцем, приложила ладонь к алым губами и вернулась ко мне взглядом из-под длинных ресниц.
