Мы шли по большой дороге,а они косили в молодом берёзовом лесу поблизости от неё-и пели.
Это было давно,это было бесконечно давно,потому что ты жизнь,которой мы все жили в то время,не вернётся уже вовеки.
Они косили и пели,и весь берёзовый лес,ещё не утративший густоты и свежести,ещё полный цветов и запахов,звучно откликался им.
Кругом нас были поля,глушь серединнной,исконной России. Было предвечернее время июньского дня. Старая большая дорога,заросшая кудрявой муравой,изрезанная заглохшими коленями,следами давней жизни наших отцов и дедов, уходила перед нами в бесконечную русскую даль. Солнце склонялось на запад,стало заходить в красивые лёгкие облака,смягчая синь за дальними извалами полей и бросая к закату,где небо уже золотилось,великие светлые столпы,как пишут их на церковных картинах. Стадо овец серело впереди,старик-пастух с подпаском сидел на меже,навивая кнут... Казалось,что нет, да никогда и не было,ни времени,ни деления его на века,на годы простоты и первобытности с какой-то былинной свободой и беззаветностью. И берёзовый лес принимал и подхватывал их песню так же свободно и вольно,как они пели.
Они были ,,дальние",рязанские. Они небольшой артелью проходили по нашим, орловским, местам,помогая нашим сенокосам и подвигаясь на низы, на заработки во время рабочей поры в степях,ещё более плодородных,чем наши. И они были беззаботны,дружны,как бывают люди в дальнем и долгом пути,на отдыха от всех семейных и хозяйственных уз,были ,,охочи к работе",неосознанно радуясь её красоте и спорости. Они были как-то старинннее и добротнее,чем наши,-в обычае,в повадке,в языке,-опрятней и красивей одеты,своими мягкими кожаными бахилками,белыми,ладно увязанными онучами,чистыми портиками и рубахами с красными, кумачовыми воротами и такими же ластовицами.
Неделю тому назад они косили в ближнем от нам лесу, и я видел,проезжая верхом, как они заходили на работу,пополудновавши: они пили из деревянных жбанов родниковую воду,- так долго, так сладко,как пьют только звери да хорошие,здоровые русские батраки,-потом крестились и бодро сбегались к месту с белыми,блестящими,наведёнными,как бритва,косами на плечах,на бегу вступали в ряд,косы пустили все враз,широко,играючи,и пошли,пошли вольной,ровной чередой. А на возвратном пути я видел их ужин. Они сидели на засвежевшей поляне возле потухшего костра,ложками таскали из чугуна куски чего-то розового.
Я сказал:
-Хлеб-соль,здравствуйте.
Они приветливо отвели:
-Доброго здоровья,милости просим!
Поляна спускалась к оврагу,открывая ещё светлый зелёный деревьями запад. И вдруг,приглядевшись,я с ужасом увидел,что то,что ели они,были страшные своим дурманом грибы-мухоморы. А они только засмеялась:
-Ничего,они сладкие,чистая курятина!
Теперь они пели:,,Ты прости,прощай любезный друг!"-подвигались по берёзовому лесу,бездумно лишая его густых трав и цветов,и пели,сами не замечая того. И мы стояли и слушали их,чувствуя,что уже никогда не забыть нам этого предвечернего часа и никогда не понять,а главное,не высказать вполне,в чём такая дивная прелесть их песни...
-Бунин Иван-.
