У Сундука были свои проблемы. Местность вокруг башни в Аль Хали, подвергаемая безжалостной магической бомбардировке, уже скрывалась за горизонтом реальности. Вскоре время, пространство и материя перестанут быть отдельными понятиями и обрядятся в одежды друг друга. То, что здесь творилось, описать было невозможно. Вот на что это было похоже. Примерно. Местность выглядела так, как звучит пианино после того, как его уронили в колодец. На вкус она была желтой, а на ощупь - как громкий крик. От нее неприятно пахло полным затмением луны. А возле башни все становилось по-настоящему странным. Без защиты в этом хаосе не выживал никто, надеяться на это было все равно что искать снег на солнце. К счастью. Сундук этого не знал и потому упорно пробирался сквозь водоворот сырой магии, которая благополучно кристаллизировалась на его крышке и петлях. Он пребывал в отвратительном настроении, но в этом не было ничего необычного. Потрескивающая ярость, эффектно заземляющаяся и окружающая Сундук разноцветной короной, придавала ему вид примитивной и очень сердитой амфибии, выползающей из горящего болота. В башне было жарко и душно. Внутренние перекрытия в ней отсутствовали, имелись лишь лестницы с переходами вдоль стен. Эти лестницы были усеяны волшебниками, а центр башни занимала колонна октаринового света. Волшебники подпитывали ее своей мощью, и она громко потрескивала. У основания колонны стоял Абрим. Октарины на его шляпе полыхали так ярко, что больше походили на дыры, прорезанные в соседнюю вселенную и выходящие внутрь солнца. Визирь стоял, вытянув вперед руки с расставленными пальцами, закрыв глаза и сжав губы в тонкую линию. Он сосредоточенно уравновешивал различные силы. Обычно волшебник может контролировать только ту силу, которая соответствует его физическим возможностям, но Абрим быстро учился. Нужно превратиться в перемычку песочных часов, опорную призму весов, веревочку, перетягивающую сосиску. Сделайте все правильно, и вы воплотите в себе силу, сила станет часть вас, и вы будете способны на... Я уже упоминал, что Абрим парил в нескольких футах от земли? Так вот, он парил в нескольких футах от земли. Абрим как раз собирался с силами, необходимыми для запуска заклинания, которое должно было взмыть в небо, полететь в Анк и окружить тамошнюю башню тысячами воющих демонов, когда раздался громоподобный стук в дверь. В подобных случаях произносится всем известная мантра. При этом неважно, какая у вас дверь - полог шатра; лоскут шкуры на обдуваемой всеми ветрами юрте; массивная дубовая плита трех футов толщиной, усаженная огромными железными гвоздями, или прямоугольный кусок ДСП, фанерованный красным деревом, украшенный сверху небольшим окошечком с жутким витражом и снабженный звонком, играющим на выбор двенадцать популярных мелодий, которые никто из любителей музыки не захотел бы слушать даже после пяти лет, проведенных в абсолютной тишине. Один из волшебников повернулся к другому и изрек знаменитые слова: - Интересно, кто бы это мог быть в такое время ночи? В дверь снова забарабанили. - Там, снаружи, не может быть ни одной живой души, - отозвался второй волшебник. Он слегка нервничал, и понятно почему. Если исключается возможность, что это кто-то живой, всегда можно предположить, что это кто-то мертвый. На этот раз от стука задребезжали петли. - Кому-нибудь из нас придется выйти и посмотреть, - сказал первый волшебник. - Отличное предложение. Ты и пойдешь. - А-а. О-о. Хорошо. Он медленно двинулся по короткому сводчатому коридору. - Ну, так я пойду, посмотрю, кто там? - уточнил он. - Прекрасная идея. Странная это была фигура - та, что нерешительно направлялась к двери. Обычные одежды не защищали от создавшегося внутри башни поля высокой энергии, а поэтому поверх парчи и бархата на волшебнике был надет плотный комбинезон на подкладке, набитый рябиновыми стружками и расшитый оккультными знаками. К остроконечной шляпе была прикреплена затемненная маска, а невероятно большие перчатки наводили на мысль, что их хозяин стоит на воротах, ловя мяч, который летает по полю со сверхзвуковой скоростью. Вспышки химического света и пульсация, исходящие от величественного творения в центре главного зала, порождали резкие тени. Волшебник начал возиться с засовами. Опустив маску на лицо, он слегка приоткрыл дверь. - Нам ничего не... - начал было он. Ему следовало выбрать слова повозвышеннее, потому что они стали его эпитафией. Прошло некоторое время, прежде чем один из его коллег заметил продолжительное отсутствие своего товарища и направился в коридор на его поиски. Двери были распахнуты настежь, и чудотворная преисподняя по другую их сторону бушевала, пытаясь прорвать сдерживающую ее сеть заклинаний. Одна из створок была открыта не полностью. Он дернул ее в сторону, чтобы посмотреть, что за ней прячется, - и тихо заскулил. За его спиной что-то зашуршало. Он обернулся. - Че... Вот на таком довольно жалком звуке приходится порой заканчивать жизнь. Ринсвинд, летящий высоко над Круглым морем, чувствовал себя весьма глупо. Рано или поздно такое случается с каждым. Например, в трактире вас кто-то толкает под локоть, вы резко оборачиваетесь, сыпля градом проклятий, и тут до вас медленно доходит, что прямо перед вашим носом маячит медная пряжка, а хозяин пояса скорее был высечен из камня, чем рожден матерью. Или в вашу машину врезается сзади какой-то небольшой драндулет, вы выскакиваете, чтобы наброситься с кулаками на водителя, тот неторопливо вылезает из машины, выпрямляется во весь свой рост... и вы понимаете, почему в машине отсутствуют передние сиденья. А возможно, вы ведете взбунтовавшихся товарищей к каюте капитана, барабаните в дверь, он высовывает в щель огромную голову, держа в каждой руке по кинжалу, и тут вы заявляете: "Мы берем судно в свои руки, мразь, и все парни меня поддерживают!", а он в ответ спрашивает: "Какие-такие парни?" "Гм..." - изрекаете вы, ощутив за своей спиной безбрежную пустоту. Другими словами, это знакомое ощущение жара и уходящего в пятки сердца, которое хоть раз испытывал каждый, кто отдавался на волю волнам своего гнева. Чаще всего, эти самые волны зашвыривают тебя далеко на берег воздаяния и оставляют там, выражаясь поэтическим языком повседневности, по уши в дерьме. Ринсвинд все еще ощущал в себе гнев, обиду и так далее, но к нему вернулась какая-то часть его прежнего "я". И это "я" было не очень-то довольно тем, что обнаружило себя летящим на нескольких ниточках голубовато-золотистой шерсти высоко над фосфоресцирующими волнами. Ринсвинд направлялся в Анк-Морпорк. И сейчас он пытался припомнить, с чего это его туда понесло. Да, именно там все начиналось. А может, причина тому - Университет, который был настолько перегружен магией, что подобно пушечному ядру возлежал на вселенском одеяле невоздержанности и растягивал реальность до предела. Анк был тем местом, где все начиналось и заканчивалось. А еще это был его дом. Каким бы этот дом ни был, он звал Ринсвинда к себе. Выше уже указывалось, что среди предков Ринсвинда, похоже, были грызуны, поскольку в минуты потрясений волшебник испытывал непреодолимое желание убежать и забиться поглубже в норку. Ковер несся на крыльях воздушных потоков, а тем временем заря, которую Креозот, скорее всего, назвал бы розовоперстой, огненным кольцом очертила Край Диска. Ее ленивый свет разлился по миру, но свет тот отличался от обычного. Ринсвинд моргнул. Это был причудливый свет. Нет, если как следует подумать, не причудливый, а причудесный, что гораздо причудливее. Создавалось такое впечатление, словно смотришь на мир сквозь дымное марево и это марево обладает какой-то своей жизнью. Оно колыхалось, растягивалось и намекало, что оно - не просто оптическая иллюзия, но сама реальность, которая сжимается и разжимается, как резиновый шар, пытающийся удержать внутри себя слишком большое количество газа. Дрожание воздуха усиливалось, чем ближе ковер подлетал к Анк-Морпорку, где, как свидетельствовали вспышки и фонтаны искореженного воздуха, не утихала битва. Подобная колонна висела над Аль Хали - и тут Ринсвинд осознал, что она не единственная. Уж не башня ли возвышается там, над Ще-ботаном, у впадения Круглого моря в великий Краевой океан? Башня. И не одна. Все дошло до критической точки. Институт волшебства распадался на части. Прощайте, Университет, уровни, ордена; в глубине души каждый волшебник уверен, что нормальной единицей измерения волшебства является один волшебник. Башни будут множиться и сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется одна единственная, а потом передерутся волшебники и будут драться, пока не останется одинединственный волшебник. Затем он, наверное, сойдется в смертельной битве с самим собой. Вся конструкция, которая служила балансом в часах магии, разваливалась на куски. Ринсвинд был глубоко возмущен этим. Магия ему никогда не давалась, но не в этом дело. Он знал, где его место - на самом дне, но, по крайней мере, это место у него было. Он мог поднять глаза и увидеть, как хрупкий механизм, мягко тикая, отсчитывает магию, создаваемую вращением Диска. У него никогда ничего не было, но ничего - это уже что-то, а теперь у него отняли абсолютно все. Ринсвинд развернул ковер в сторону далекого сияния, разлившегося над Анк-Морпорком. Город казался сверкающей точкой в свете раннего утра, и часть сознания Ринсвинда, не занятая ничем другим, задумалась над тем, почему эта точка такая яркая. Над головой висела полная луна, что также приводило в смущение - Ринсвинд, плохо знакомый с естественным порядком вещей, был, тем не менее, уверен, что прошлое полнолунье было слишком недавно. Впрочем, это уже не имело значения. Все, довольно. Нет нужды что-то понимать. Он возвращается домой. Вот только волшебники не могут вернуться домой. Это одна из древних и наиболее глубоких поговорок о волшебниках. Даже сами волшебники так и не смогли в ней разобраться, и это кое-что означает. Волшебникам не позволяется иметь жен, но позволяется иметь родителей, и большинство волшебников ездят в свои родные места на День Всех Пустых или Свячельник - попеть песни и полюбоваться, как враги детства при виде старого "приятеля" торопливо перебегают на другую сторону улицы. Эта поговорка здорово похожа на другую, которую волшебники также не могли понять и которая гласит, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Эксперименты с длинноногим волшебником и небольшой речушкой показали, что одну и ту же реку можно перейти вброд тридцать - тридцать пять раз в минуту. Волшебники не очень-то любят философию. Их ответ на известную философскую дилемму "Все знают, что такое хлопок двумя руками. Но что такое хлопок одной рукой?" довольно прост. С их точки зрения, хлопок одной рукой выражается в звуке "хл". Однако в данном случае Ринсвинд действительно не мог вернуться домой, потому что его дома больше не существовало. По обоим берегам реки Анк раскинулся город, но этого города он никогда раньше не видел. Город был белым, чистым и ничем не напоминал сортир, наполненный тухлой селедкой. Изрядно потрясенный, Ринсвинд решил приземлиться в месте, которое некогда звалось Площадью Разбитых Лун. Он с изумлением уставился на фонтаны. На площади и раньше были фонтаны, но они скорее сочились, чем били, а вода в них изрядно смахивала на жидкий суп. Под ногами у Ринсвинда лежали молочно-белые плитки с небольшими сверкающими крапинками. И хотя солнце еще покоилось на горизонте, словно половинка оставшегося от завтрака грейпфрута, на улицах почти никого не было. Обычный Анк был постоянно наполнен народом, и цвет неба исполнял лишь роль фона. На городом плыли длинные, маслянистые струи дыма, источником которого была корона клокочущего воздуха, венчающая Университет. Если не считать фонтанов, эти струи были единственным, что здесь двигалось. Ринсвинд всегда очень гордился тем, что умел чувствовать себя в одиночестве даже в кишащем людьми городе. Но теперь, когда волшебник действительно оказался брошенным всеми, ощущать свое одиночество стало гораздо неприятнее. Он скатал ковер, перебросил его через плечо и зашагал по заполненным призраками улицам к Университету. Ворота были распахнуты, и в них гулял ветер. Большинство зданий были наполовину разрушены не попавшими в цель и срикошетировавшими магическими снарядами. Чудовская башня казалась нетронутой. Совсем другое дело - старая Башня Искусства. Похоже, половина магии, нацеленной на другую башню, отлетела и попала в эту. Местами Башня Искусства оплавилась и потекла, местами засверкала, кое-где превратилась в кристаллы, а некоторые ее части так перекосило, что они вышли за пределы обычных трех измерений. При виде невинного камня, с которым так жестоко обошлись, хотелось плакать. Кроме непосредственного разрушения, с этой башней произошло все, что только могло произойти. Она выглядела настолько истерзанной, что, видимо, даже сила тяжести махнула на нее рукой. Ринсвинд вздохнул и, обогнув основание башни, направился в сторону библиотеки. Вернее, туда, где библиотека располагалась раньше. Сводчатый дверной проем по-прежнему был на месте, и большая часть стен еще стояла, но крыша провалилась, и все было черным-черно от сажи. Ринсвинд долго стоял и смотрел на руины. Потом он бросил ковер и, спотыкаясь, ринулся вверх по куче камней, которые наполовину завалили проход. Камни до сих пор были теплыми. То тут, то там дымились остатки книжных шкафов. Волшебник отчаянно метался по грудам тлеющего мусора, отчаянно рылся в них, отбрасывая в сторону обуглившуюся мебель и с непонятно откуда взявшейся силой оттаскивая огромные куски рухнувшей кровли. Пару раз волшебник останавливался, чтобы перевести дыхание, после чего снова бросался перебирать мусор. Осколки оплавившегося стекла с купола на потолке резали руки, но Ринсвинд ничего не замечал. Время от времени Ринсвинд вроде как всхлипывал. В конце концов шарящие среди обломков пальцы наткнулись на что-то теплое и мягкое. Волшебник лихорадочно оттащил обгоревшую балку, разгреб кучу черепицы и присмотрелся к находке. Там, наполовину раздавленная, запеченная в огне до коричневого цвета, лежала большая гроздь бананов. Очень осторожно Ринсвинд оторвал один из них и какое-то время сидел, разглядывая банан, пока у того не отвалилась верхушка. А потом Ринсвинд его съел. - Не нужно было отпускать Ринсвинда, - заявила Канина. - Но разве мы могли остановить его, о очаровательный волоокий орленок? - Но он может натворить каких-нибудь глупостей! - Я бы сказал, что это весьма вероятно, - чопорно согласился Креозот. - В то время как мы поступим очень умно и будем продолжать сидеть на раскаленном пляже без еды и воды, да? - Ты могла бы рассказать мне какую-нибудь сказку, - с легкой дрожью предложил Креозот. - Отстань. Сериф провел языком по губам и прохрипел: - То есть о том, чтобы по-быстрому рассказать какую-нибудь сказочку, не может быть и речи? Канина вздохнула. - Знаешь, жизнь - это не сказка. - Извини. Я на мгновение потерял над собой контроль. Солнце поднялось высоко в небо, и пляж, образованный измельченными ракушками, сверкал, как соляная отмель. При дневном свете море выглядело не лучше, чем ночью. Оно колыхалось, как растительное масло. Пляж простирался в обе стороны длинными, мучительно ровными полукружиями, на которых не росло ничего, кроме нескольких пучков высохшей травы, поддерживающей свое жалкое существование за счет брызг разбивающихся о берег волн. Ни тенечка, сплошное палящее солнце... - С моей точки зрения, - сказала Канина, - это пляж, а значит, что рано или поздно мы выйдем к реке, так что нам нужно лишь продолжать идти в одном и том же направлении. - Однако, о восхитительный снег на склонах горы Эритор, мы не знаем, в каком именно. Найджел вздохнул и сунул руку в свой мешок. - Э-э, - начал он, - извините. Вот это, случайно, не пригодится? Я ее украл. Надеюсь, вы простите меня. Он протянул им лампу, которую они видели в сокровищнице, и с надеждой уточнил: - Она ведь магическая? Я слышал о таких. Может, стоит попробовать? Креозот покачал головой. - Но ты сказал, что твой дед с ее помощью нажил себе состояние! - воскликнула Канина. - С помощью лампы, - поправил ее сериф. - Я сказал: "С помощью лампы. Но не этой. Настоящая лампа была старой и помятой. А затем в один прекрасный день к нам заглянул коварный уличный торговец, который предлагал людям новые лампы в обмен на старые, и моя прабабка обменяла ту лампу на эту. Семья сохранила фальшивую лампу вроде как в память о моей прабабке, которая была действительно глупа. Так что эта лампа, само собой, не действует. - А ты проверял? - Нет, но если бы от нее был какой-то толк, вряд ли торговец всучил бы ее нам. - Найджел, потри ее, - посоветовала Канина. - Вреда от этого все равно не будет. - Лично я бы так не поступал, - предупредил Креозот. Найджел осторожно поднял лампу. Изогнутый носик придавал ей необычно хитрый вид, как будто она что-то замышляла. Найджел потер ее бок. Результат был на диво невпечатляющим. Послышался равнодушный хлопок, и вверх заструилась хилая струйка дыма. В нескольких футах от нее на песке появилась линия. Очерченный прямоугольный кусок пляжа исчез. Вылетевшая из песка фигура резко затормозила и застонала. На фигуре были тюрбан, шикарный загар, небольшой золотой медальон, блестящие шорты и стильные кеды с загнутыми носками. - Так, не жалейте меня, выкладывайте все начистоту, - сказала фигура. - Где я? Канина оправилась первой: - На пляже. - Ага, - кивнул джинн. - Но я имел в виду, в какую лампу я угодил? И в какой мир? - А то ты не знаешь. Джинн высвободил лампу из безвольных пальцев Найджела. - А-а, это старье. Видите ли, у меня тайм-шер. На две недели в каждом августе, но, как понимаете, не всегда удается вырваться. - У тебя, наверное, много ламп? - уточнил Найджел. - Хватает, даже некоторый перебор, - согласился джинн. - По правде говоря, я подумываю переключиться на кольца. Они сейчас входят в моду. В секторе колец наблюдается большое оживление. Извините, ребята, чем могу быть вам полезен? Последние слова были произнесены тем особенным тоном, которым люди пользуются, когда передразнивают сами себя, ошибочно надеясь, что так они будут меньше похожи на абсолютных козлов. - Мы... - начала Канина. - Я хочу выпить, - перебил ее Креозот. - А тебе полагается сказать, что мое желание для тебя закон. - О, сейчас так уже никто не говорит, - заверил его джинн и, достав неизвестно откуда стакан, одарил Креозота сияющей профессиональной улыбкой, длящейся не больше доли секунды. - Мы хотим, чтобы ты перенес нас через море в Анк-Морпорк, - твердо сказала Канина. Джинн сначала оторопел, но быстро пришел в себя, вытащил из воздуха толстенный том {Это был "Полномиф", неоценимый помощник для тех, кто имеет дело с таинственными и магическими вещами. В этой книге содержится список того, что несуществует, а следовательно, не имеет значения. Некоторые из страниц справочника можно читать только после полуночи или при странном и неправдоподобном освещении. Здесь содержатся описания всех подземных созвездий и еще не изготовленных вин. Для идущего в ногу с эпохой специалиста, который может позволить себе экземпляр в переплете из паучьей кожи, имеется даже вклейка с планом лондонского метро, включающим в себя три станции, которые никто никогда не осмеливался показать на картах, предназначенных для широкой публики.} и сверился с книгой. - Звучит заманчиво, - высказался он наконец. - Давайте обсудим детали за обедом в следующий вторник, идет? - Что сделаем? - Сейчас я так и бурлю энергией. - Ты - что? - Вот и чудненько,- искренне обрадовался джинн и глянул на свое запястье. - Эй, вы посмотрите, сколько уже натикало! Он исчез. Сохраняя задумчивое молчание, они таращились на лампу. - А что случилось с этими, ну, толстыми парнями в шароварах, которые все время твердят: "Слушаю и повинуюсь, о повелитель"? - поинтересовался наконец Найджел. Креозот зарычал. Он только что глотнул из бокала. Это оказалась вода, насыщенная пузырьками газа и отдающая на вкус нагретым утюгом. - Черт возьми, я этого так не оставлю! - рявкнула Канина. Выхватив у Найджела лампу, она потерла ее с таким видом, как будто жалела, что сейчас под рукой нет хорошей наждачной бумаги. Джинн появился снова, но уже в другой точке. Правда, его появление по-прежнему сопровождалось слабеньким взрывом и обязательной струйкой дыма. На этот раз он держал возле уха что-то изогнуто-блестящее и внимательно слушал. Бросив торопливый взгляд на рассерженное лицо Канины, он задвигал бровями и энергично замахал рукой, давая понять, что в данный момент он занят некстати подвернувшимися докучливыми делами. Но как только он отделается от назойливого собеседника, ее желание - которое, конечно же, будет изысканным и выдающимся, - станет для него законом. - Я сейчас разломаю лампу, - спокойно пригрозила Канина. Джинн одарил ее понимающей улыбкой. - Прекрасно. Замечательно, - быстро заговорил он в свою трубку, которую держал между щекой и плечом. - Поверьте мне, вам крупно повезло. Пусть ваши люди позвонят моим. А вы держитесь в стороне, о'кей? Все, пока. - Он выключил трубку и рассеянно буркнул: - Вот козел. - Я и вправду сейчас растопчу лампу, - заявила Канина. - Да, но какая именно это лампа? - торопливо спросил джинн. - А сколько их у тебя? - осведомился Найджел. - Я всегда считал, что у джиннов бывает только одна лампа. Джинн устало объяснил, что на самом деле у него несколько ламп. У него есть маленькая, но хорошо обставленная лампа, в которой он живет по будним дням, а есть еще одна совершенно уникальная лампа в деревне - отреставрированный крестьянский камышовый светильник в не испорченном цивилизацией винодельческом районе неподалеку от Щебо-тана. Кроме того, совсем недавно ему в руки попал ряд бесхозных ламп, расположенных в портовом квартале Анк-Мопорка. Согласно уверениям джинна, эти лампы, как только до них доберется богатая публика, воплотят в себе оккультный эквивалент анфилады офисов и винного бара. Канина, Найджел и Креозот слушали его в благоговейном молчании, точно рыбы, нечаянно заплывшие на лекцию по искусству летать. - А что это за твои люди, которым должны позвонить другие люди? - поинтересовался Найджел, потрясенный до глубины души. Хотя что именно его потрясло, он и сам не смог сказать. - Вообще-то, у меня еще нет никаких людей, - ответил джинн и скорчил гримасу, причем уголки его губ совершенно определенно поднялись вверх. - Но будут. - Все заткнитесь, - твердо сказала Канина, - а ты перенеси нас в Анк-Морпорк. - Я бы на твоем месте исполнил ее просьбу, - заметил Креозот. - Когда рот этой молодой особы становится похожим на щель почтового ящика, лучше делать то, что она говорит. Джинн заколебался. - Я не очень-то силен в транспортировке... - признался он. - Учись, - отрезала Канина, перебрасывая лампу из одной руки в другую. - Телепортация - это такая головная боль, - с отчаянным видом продолжал джинн. - Почему бы нам не пообе... - Ну все, - воскликнула Канина. - Пойду найду пару больших плоских камней и... - Хорошо, хорошо. Возьмитесь за руки. Я сделаю все, что в моих силах, но это может оказаться очень большой ошибкой. Как-то раз астрофилософам Крулла удалось убедительно доказать, что все различные места - это на самом деле одно и то же место и что расстояния суть иллюзия. Эта новость привела в замешательство всех нормальных философов, поскольку она никак не объясняла существование дорожных указателей. После нескольких лет ожесточенных споров этот вопрос был передан на рассмотрение Лай Тинь Видля, бесспорно величайшего философа на Диске {То есть он с этим никогда не спорил.}, и тот, поразмыслив, объявил, что да, действительно, все различные места суть одно и то же место, просто это место очень большое. Таким образом, порядок в умах был восстановлен. Однако расстояния и в самом деле чисто субъективный феномен, поэтому магические создания могут приспосабливать этот феномен к своим нуждам. Впрочем, все вышесказанное еще не означает, что это у них получается. Ринсвинд удрученно сидел среди почерневших от сажи руин библиотеки и пытался понять, что с ними не так. Для начала - все. Чтобы библиотека сгорела? Нет, невозможно. Это самое большое скопление магии на всем Диске. Оно служит фундаментом волшебства. Каждое заклинание, которое когда-либо было использовано, нашло отражение в одной из книг, собранных здесь. Сжечь их - это... это... это... Но пепла не было. Сколько угодно древесной золы, множество цепей, груды почерневших камней, куча грязи. Но тысячи книг не так-то легко сжечь. От них остались бы переплеты и горки пушистого пепла. А здесь ничего подобного не было. Ринсвинд пошевелил мусор носом башмака. В библиотеку вела только одна дверь. Еще там был подвал - даже не приподнимаясь с места, Ринсвинд видел ведущую вниз лестницу, заваленную головешками. Но все книги туда не вместились бы. И телепортировать их из библиотеки тоже нельзя - они были устойчивы к такой магии. Каждый, кто попытается проделать что-либо подобное, обнаружит, что его мозги вдруг очутились у него на шляпе. Сверху послышался взрыв. Примерно посередине чудовской башни образовалось кольцо оранжевого огня, которое быстро поднялось вверх и понеслось в сторону Щеботана. Ринсвинд повернулся на своем импровизированном сиденье и посмотрел на Башню Искусства. У него создалось отчетливое впечатление, что она тоже уставилась на него. У нее не было ни одного окна, но на мгновение ему померещилось, что среди разрушающихся башенок он заметил какое-то движение. Интересно, насколько в действительности стара эта башня? Старше Университета - это точно. Старше города, который образовался вокруг нее, словно каменистая осыпь вокруг горы. Возможно, старше, чем сама география. Ринсвинд знал, что некогда континенты были другими, а потом они вроде как сбились в кучку для уюта, словно щенки в корзинке. Может быть, волны скал принесли сюда башню из какого-то другого места. А может, она была здесь еще до того, как образовался сам Диск, но Ринсвинду не хотелось задумываться над подобным вариантом, потому что тогда возникали неприятные вопросы насчет того, кто ее построил и зачем. Он исследовал свою совесть. "Ничего не могу предложить, - ответила та. - Поступай как знаешь." Ринсвинд встал и стряхнул с балахона пыль и пепел, удалив заодно значительное количество лезущего красного ворса. Сняв шляпу, он с озабоченным видом на лице попробовал выпрямить ее верхушку, после чего снова надел шляпу на голову. А затем нетвердым шагом побрел к Башне Искусства. В ее основании была очень старая и маленькая дверца. Он ничуть не удивился, когда при его приближении она распахнулась. - Странное место, - заметил Найджел. - Как забавно изгибаются стены. - Где мы? - поинтересовалась Канина. - И есть ли здесь спиртное? - подхватил Креозот и хмуро добавил: - Наверное, нет. - И почему оно раскачивается? - продолжала Канина. - Никогда раньше не бывала в комнате с металлическими стенами. - Она принюхалась. - Чувствуете запах масла? Джинн появился снова, впрочем, на этот раз он обошелся без дымовых эффектов и блуждающих люков. От Канины он старался держаться подальше - насколько позволяла вежливость. - Все в порядке? - осведомился он. - Это Анк? - спросила Канина. - Да, именно сюда мы и хотели попасть, но, в общем-то надеялись, что ты перенесешь нас куда-нибудь, где будет дверь. - Вы туда направляетесь, -уверил джинн. - Но где мы сейчас очутились? Замешательство джинна заставило мозг Найджела преодолеть все стадии размышлений одним скачком. Юноша посмотрел на лампу, которую держал в руках, и в порядке эксперимента встряхнул ее. Пол заходил ходуном. - О нет! - воскликнул Найджел. - Это физически невозможно. - Мы в лампе? - переспросила Канина. Их пристанище снова задрожало - это Найджел попытался заглянуть в носик лампы. - Только не волнуйтесь, - посоветовал джинн. - И постарайтесь по возможности не думать об этом. Он объяснил (хотя "объяснил" - это несколько неверное слово, и в данном случае оно означает "так и не сумел объяснить, хотя делал это довольно долго"), что группа людей вполне может преодолевать расстояния в небольшой лампе, которую держит один из них. Сама же лампа движется потому, что ее несет один из находящихся в ней людей, и это происходит благодаря: а) дробной природе реальности, означающей, что каждую вещь можно рассматривать как находящуюся внутри всего остального, и б) творческому подходу к окружению. Фокус основывался на том, что законы физики замечали свое упущение уже после того, как путешествие было закончено. - Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, - заключил джинн. - Это все равно что не думать о розовых носорогах, - вставил Найджел и, когда все уставились на него, сконфуженно хохотнул. - У нас была такая игра, - пояснил он. - Нужно было всячески избегать думать о розовых носорогах. - Он кашлянул. - Не сказал бы, что это такая уж хорошая игра. Он сощурился и снова заглянул в носик лампы. - Ага, - согласилась Канина. - Дурная игра. - Э-э, - встрял джинн. - Кофе кто-нибудь хочет? Музыку? Может, по-быстрому перекинемся в "Поход героя" {Игра, весьма популярная среди богов, полубогов, демонов и прочих сверхъестественных существ, которых не пугают вопросы типа "Какого черта все это затеяно?" и "Когда же это наконец кончится?"}? - А выпить есть? - спросил Креозот. - Белое вино? - Дрянное пойло. Джинн, похоже, был шокирован. - Красное вино вредно для... - начал он. - Но на безрыбье и рак рыба, - торопливо перебил его Креозот. - Что угодно, только не суй в бокал всяких зонтиков. - Тут до серифа дошло, что с джиннами так не разговаривают. Он взял себя в руки. - Никаких зонтиков, заклинаю тебя Пятью Лунами Назрима. Также обойдемся без кусочков фруктов, оливок, изогнутых соломинок и декоративных обезьянок. Приказываю тебе это Семнадцатью Метеоритами Сарудина... - Я не любитель зонтиков, - мрачно перебил его джинн. - Здесь довольно пусто, - заметила Канина. - Почему бы тебе не поставить сюда какую-нибудь мебель? - А я вот не понимаю, - сказал Найджел. - Если мы все находимся в лампе, которую я держу, а я сам, пребывая в лампе, держу лампу поменьше, а уже в той лампе... Джинн изо всех сил замахал руками. - Не продолжай! - взмолился он. - Пожалуйста! Честный лоб Найджела избороздили морщины. - Да, но меня что, так много или как? - Все циклично, но прекрати привлекать к этому внимание... О черт. Они услышали едва уловимый, неприятный звук, который издала спохватившаяся реальность. В башне царила темнота. Это был плотный столб древней темноты, которая пребывала здесь с начала времен и которую возмущало вторжение дневного света, нахально протискивающегося в башню мимо Ринсвинда. Волшебник почувствовал движение воздуха, дверь у него за спиной закрылась, и темнота хлынула обратно, так аккуратно заполняя световую прореху, что вы бы даже шва не заметили. Пространство внутри башни пахло древностью с легким намеком на вороний помет. Для того чтобы стоять в этой темноте, требовалась большая смелость. У Ринсвинда столько смелости никогда не было, но он все равно стоял. Что-то начало обнюхивать его ноги, и Ринсвинд словно окаменел. Единственной причиной, по которой он не двигался, был страх наступить на что-то весьма ужасное. Затем его руки мягко коснулась ладонь, похожая на старую кожаную перчатку, и чей-то голос произнес: - У-ук. Ринсвинд поднял глаза. Темнота всего лишь на миг уступила место вспышке яркого света. И Ринсвинд увидел, что... Вся башня была заполнена книгами. Они плотными рядами стояли на каждой ступеньке спиральной лестницы, вьющейся вдоль стен. Они стопками лежали на полу - скорее даже были свалены в кучи. Они расположились - вернее, расселись - на осыпающихся карнизах. И украдкой наблюдали за Ринсвиндом. Впрочем, обычные шесть чувств были тут ни при чем. Книгам прекрасно удается передавать мысли - не обязательно собственные, - и Ринсвинд осознал, что они пытаются что-то ему сказать. Темноту прорезала еще одна вспышка. Ринсвинд догадался, что это магия из башни чудесника озарила Башню Искусства своим отблеском. Свет проник через далекое отверстие, ведущее на крышу. По крайней мере, вспышка позволила ему опознать Вафлза, который, сопя, обнюхивал его правую ногу. Это слегка успокоило Ринсвинда. Теперь бы еще определить источник тихого поскребывания, монотонно раздающегося возле его левого уха... Новый всполох услужливо разогнал темноту, и Ринсвинд обнаружил, что смотрит прямо в маленькие желтые глазки патриция, терпеливо царапающего когтями стенки стеклянной банки. Это было слабое, бессмысленное движение, как будто маленькая ящерица не особенно-то и пытается выйти наружу, а просто рассеянно проверяет, сколько ей понадобится времени, чтобы протереть стекло насквозь. Ринсвинд опустил глаза на грушевидную фигуру библиотекаря. - Их здесь тысячи, - прошептал он. Его голос был тут же втянут и поглощен плотно сомкнутым строем книг. - Как ты умудрился перетащить их сюда? - У-у к у-ук. - Они что? - У-ук, - повторил библиотекарь, делая энергичные движения лысыми локтями. - Прилетели? - У-ук. - А они это умеют? - У-ук, - кивнул библиотекарь. - Должно быть, это было впечатляющее зрелище. Хотелось бы поглядеть на такое. - У-ук. Не всем книгам удалось добраться до цели. Большинство важных гриму аров смогли выбраться из огня, но семитомный травник оставил в нем алфавитный указатель, а многие трилогии оплакивали гибель своего третьего тома. Добрая половина книг носила на переплетах следы ожогов; некоторые вообще потеряли обложки, и сшивающие их нитки неприятно волочились по полу. В темноте вспыхнула спичка, и вдоль стен беспокойно зашелестели страницы. Но это был всего лишь библиотекарь, который зажег свечу и теперь ковылял к одной из стен, отбрасывая грозную тень ростом с высоченную башню. У стены был установлен грубый стол, и на нем виднелись какие-то таинственные инструменты, банки с редкими клеящими составами и переплетные тиски, в которых уже был зажат раненый фолиант. По его переплету медленно ползло несколько слабых язычков магического огня. Орангутан сунул подсвечник в руку Ринсвинда, взял скальпель, щипцы и склонился над трепещущей книгой. Ринсвинд побледнел. - Гм... - выдавил он. - Э-э, ты не будешь против, если я пойду? При виде клея я теряю сознание. Библиотекарь покачал головой, озабоченно ткнул большим пальцем в сторону подноса с инструментами и приказал: - У-ук. Ринсвинд с несчастным видом кивнул и покорно подал ему ножницы с длинными концами. Пара поврежденных страниц, вырезанных из книги, упала на пол. Ринсвинд содрогнулся. - Что ты с ней делаешь? - выдавил он из себя. - У-ук. - Аппендикс удаляешь? О-о. Орангутан, не поднимая глаз, снова ткнул пальцем. Ринсвинд выудил из разложенных рядами инструментов иголку с ниткой и подал ему. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом нитки, протягиваемой через бумагу. Наконец библиотекарь выпрямился и заключил: - У-ук. Ринсвинд вытащил из кармана носовой платок и промокнул орангутану лоб. - У-ук. - Не за что. Она... выживет? Библиотекарь кивнул. У книг, выстроившихся рядами над их головами, тоже вырвался едва слышный вздох всеобщего облегчения. Ринсвинд уселся на пол. Книги были напуганы. Они были в ужасе. Присутствие чудесника заставляло их корешки покрываться мурашками. Внимательное молчание книжных томов давило на Ринсвинда, сжимая его как в тисках. - Да, - пробормотал он, - но я-то что могу сделать? - У-ук. Библиотекарь бросил на него взгляд, который, если бы орангутан носил очки, был бы в точности похож на насмешливый взгляд поверх очков, и потянулся за очередной пострадавшей книгой. - Сам же знаешь, что как от волшебника от меня нет никакого толка. - У-ук. - То чудовство, с которым мы сейчас имеем дело, - ужасная штука. В смысле, это настоящая магия, образовавшаяся еще на заре времен. Или, по крайней мере, где-то в районе завтрака. - У-ук. - В конце концов оно все уничтожит. - У-ук. - И настало время покончить с этим чудовством. - У-ук. - Но, видишь ли, мне это не по плечу. Когда я летел сюда, то думал, что смогу что-нибудь сделать, но эта башня! Она такая высокая! Наверное, ни одно нормальное волшебство с ней не справится! Если понастоящему могущественные волшебники ничего не предпринимают, то что могу сделать я? - У-ук, - согласился библиотекарь, зашивая порванный корешок. - Так что на этот раз мир спасет кто-то другой. У меня ничего не получится. Орангутан кивнул, протянул руку и снял с головы Ринсвинда шляпу. - Эй! Библиотекарь, не обращая на него внимания, взял ножницы. - Послушай, это моя шляпа... не смей так поступать с моей... Он прыгнул на библиотекаря и был награжден ударом в висок, который привел бы его в изумление, будь у Ринсвинда время подумать об этом. Библиотекарь мог ковылять по башне, словно добродушный воздушный шарик, но под висящей складками шкурой скрывалась конструкция из идеально подогнанных Друг к другу костей и мускулов, способная пробить мозолистым кулаком толстую дубовую доску. Налететь на руку библиотекаря было все равно что врезаться в покрытую волосами железную балку. Вафлз запрыгал вверх-вниз, подвывая от возбуждения. Ринсвинд издал хриплый, непереводимый вопль ярости, отскочил от стены, схватил упавший откуда-то камень, чтобы использовать его в качестве оружия, метнулся вперед - и застыл как вкопанный. Библиотекарь, согнувшись, сидел посреди башни, и его ножницы касались шляпы - но еще не резали ее. И он нагло ухмылялся Ринсвинду. Несколько секунд они стояли, словно на застывшей картинке, после чего орагнутан бросил ножницы, стряхнул со шляпы несколько воображаемых пылинок, поправил верх и водрузил ее на голову Ринсвинда. Через пару мгновений потрясенный волшебник осознал, что все еще держит над головой в поднятой руке очень большой и крайне тяжелый камень. Ему удалось отбросить каменюгу в сторону, прежде чем тот оправился от шока и сообразил на него упасть. - Понятно, - процедил Ринсвинд, откидываясь к стене и потирая локти. - Предполагается, что это представление должно на что-то намекать. Моральный урок - пусть Ринсвинд встретится со своей истинной сущностью, пусть определит, за что он действительно готов драться. Ты на это намекал? Дешевый трюк. И у меня есть для тебя новости. Если ты думаешь, что это подействовало... - Он схватился за поля шляпы. - Если ты считаешь, что это подействовало. Если думаешь, что я готов. То подумай получше. И если ты надеешься... Его запинающийся голос постепенно умолк. Потом он пожал плечами. - Ладно. Но если серьезно, что я реально могу сделать? Библиотекарь ответил ему размашистым жестом, который давал понять (так же ясно, как если бы орангутан сказал: "У-ук"), что Ринсвинд - волшебник, у него есть шляпа, целая библиотека магических книг и башня - все, в чем когда-либо нуждался практикующий маг. Орангутан, маленький терьер с дурным запахом изо рта и ящерица в банке прилагались дополнительно. Ринсвинд почувствовал, как что-то слегка сдавило его ногу. Вафлз, который был крайне медлителен на подъем, вцепился беззубыми деснами в носок Ринсвиндова башмака и злобно сосал его. Волшебник поднял собачонку за шкирку и щетинистый обрубок, который Вафлз, за неимением лучшего слова, называл своим хвостом, и осторожно отставил ее в сторону. - Ну хорошо, - вздохнул он. - Рассказывайте, что здесь происходит. Вид с Карракских гор, возвышающихся над равниной Сто, посреди которой, точно упавшая сумка с продуктами, раскинулся Анк-Мор-порк, - этот вид был действительно впечатляющим. Не попавшие в цель и срикошетировавшие снаряды магической битвы превратились в набухающие чашеобразные облака сгустившегося воздуха, в центре которых вспыхивали и сверкали странные огни. Дороги, ведущие из города, были забиты беженцами; все трактиры и постоялые дворы были переполнены. Или почти все. Но никто, похоже, не хотел останавливаться в довольно приятной маленькой таверне, укрывшейся среди деревьев совсем рядом с дорогой, ведущей к Щеботану. Не то чтобы люди боялись в нее заходить, просто в данный момент им было недозволено ее увидеть. Примерно в полумиле от таверны в воздухе произошло возмущение, и три неизвестно откуда взявшихся человека свалились в куст лаванды. Они пассивно лежали среди сломанных пахучих веток, ожидая, когда к ним вернется рассудок. Наконец Креозот спросил: - Как вы думаете, где мы? - Это место пахнет, как ящик с нижним бельем, - отозвалась Канина. - Не с моим, - твердо сказал Найджел и, неспешно приподнявшись, добавил: - Кто-нибудь видел лампу? - Забудь о ней. Ее, наверное, уже продали и сделали винный бар, - фыркнула Канина. Найджел пошарил среди лаванды, и его руки наткнулись на что-то маленькое и металлическое. - Нашел! - возвестил он. - Только не три ее! - хором предупредили Креозот и Канина. Но они в любом случае опоздали. Впрочем, это было неважно, потому что, когда Найджел осторожно поскреб лампу, в воздухе появилась всего лишь надпись, сделанная небольшими, дымящимися, красноватыми буквами. - "Привет, - прочел вслух Найджел, - не выкидывайте лампу, потому что для нас очень важно иметь Вас своим клиентом. Пожалуйста, оставьте желание после сигнала, и оно совсем скоро станет для нас законом. А пока - приятной вечности". Знаете, мне кажется, наш джинн сейчас слегка перегружен заказами. Канина ничего не сказала. Она смотрела на магическую бурю, бушующую по ту сторону равнины. Время от времени от клубящегося облака отделялся клок дыма и, взмыв вверх, уносился в сторону одной из виднеющихся вдали башен. Несмотря на все усиливающуюся жару, Канина вздрогнула. - Надо как можно скорее спуститься туда. Это очень важно. - Почему? - не понял Креозот. Одного стакана вина оказалось явно недостаточно, чтобы к серифу вернулся его прежний добродушный нрав. Канина открыла рот и - что совершенно нехарактерно для нее - закрыла его снова. Она никак не могла объяснить, что каждый ген в теле тянет ее вперед, твердя, что она обязана вмешаться. Видения мечей и утыканных шипами шаров на цепях беспрестанно вторгались в парикмахерские салоны ее сознания. Найджел, с другой стороны, руководствовался несколько иными побуждениями. В путь его влекло воображение, а уж этого добра у него было столько, что оно могло удержать на плаву боевую галеру средних размеров. Он смотрел на город с выражением решимости, которая, будь у него подбородок, читалась бы в выдвинутой вперед челюсти. Креозот понял, что остался в меньшинстве. - А выпить там что-нибудь найдется? - осведомился он. - Полно, - ответил Найджел. - Тогда я согласен, - сдался сериф. - Веди нас, о персиковогрудая дочь... - И никакой поэзии. Они выпутались из лаванды и, спустившись по склону холма, вышли на дорогу, которая вскоре привела их к вышеупомянутой таверне или, как ее упорно называл Креозот, караван-сараю. Вот только стоит в нее заходить или нет, спутники никак не могли решить. У таверны был такой вид, словно она совсем не ждет посетителей. Канина, которая с детства привыкла заходить с тыла, обнаружила во дворе четырех привязанных лошадей. Путники обсудили этот вопрос во всех подробностях. - Но это означает, что мы украдем их, - медленно проговорил Найджел. - Почему бы и нет? - пожала плечами Канина. - Может, нам следует оставить денег... - предложил Найджел. - На меня не смотри, - предупредил Креозот. - Или написать записку и положить ее у стойла. Тебе не кажется? Вместо ответа Канина вскочила на самую рослую лошадь, которая, судя по всему, принадлежала какому-то солдату. С копыт до холки лошадь была вся обвешана оружием. Креозот неуклюже вскарабкался на довольно норовистую гнедую и вздохнул. - Ее рот опять стал походить на почтовый ящик. Я предпочитаю не спорить с ней. Найджел с подозрением оглядел двух оставшихся лошадей. Одна из них была очень высокой и чрезвычайно белой - не того кремового цвета, на который только и способно большинство лошадей, но просвечивающего цвета слоновой кости. Найджел почувствовал подсознательное желание описать его как цвет савана. А еще у него возникло впечатление, что эта лошадь значительно умнее него самого. Поэтому он остановил свой выбор на второй лошади. Та была несколько костлявой, но послушной, и ему удалось взобраться на нее всего с двух попыток. Они двинулись путь. Стук конских копыт почти не проникал в полумрак, царящий внутри таверны. Ее хозяин двигался, словно во сне. Он знал, что у него в таверне сидят посетители, он даже говорил с ними и видел, что они занимают столик у камина. Но если бы его попросили сказать, с кем именно он разговаривал и что именно видел, он бы пришел в замешательство. А все потому, что у человеческого мозга прекрасно получается отгораживаться от вещей, которые он не хочет знать. В данный момент мозг хозяина таверны мог бы загородить собой банковский сейф. А напитки! Про большинство из них он в жизни не слышал, но на полках над бочками с пивом неустанно появлялись незнакомые ему бутылки. Вся беда заключалась в том, что когда он пытался над этим задуматься, его мысли просто ускользали... Собравшиеся вокруг стола фигуры оторвались от карточной игры. Одна из них подняла руку. Эта штука торчала у нее из плеча, и на ней было пять пальцев. Значит, рука. Вот только от голосов посетителей мозг трактирщика отгородиться не мог. Этот голос звучал так, словно кто-то бил по камню рулоном листового свинца. - БАРМЕН. Трактирщик слабо застонал. Термические копья ужаса медленно, но верно прожигали себе путь сквозь стальную дверь, закрывающую его разум. - НУ-КА, ПОСМОТРИМ. ЭТО... КАК ЭТО ТАМ НАЗЫВАЕТСЯ? - Кровавая Мэри. Этот голос даже напитки заказывал, словно войну объявлял. - ТОЧНО. И... "Я брал полстакана пунша", - подсказал Чума. - И ПУНШ. "С вишенкой." - ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ НАПИТОК, - солгал гулкий голос. - ПЛЮС ПОЛСТАКАНА ПОРТВЕЙНА ДЛЯ МЕНЯ И, - говоривший взглянул через стол на четвертого члена квартета и вздохнул, - ЕЩЕ ОДНУ МИСКУ АРАХИСА. А в трех сотнях ярдов от таверны трое конокрадов пытались освоиться с новыми ощущениями. - Ничего не скажешь, совсем не трясет, - выговорил наконец Найджел. - И чудесный... чудесный вид, - поддержал его Креозот, чей голос тут же унесло встречным потоком воздуха. - Но правильно ли мы поступили? - продолжал Найджел. - Зато мы продвигаемся куда быстрее, чем раньше, - возразила Канина. - Не мелочись. - Просто дело в том, что когда смотришь на кучевые облака сверху, то... - Заткнись. - Прости. - Тем более что это слоистые облака. Максимум - слоистокучевые. - Точно, - с несчастным видом отозвался Найджел. - А что, есть какая-нибудь разница? - поинтересовался Креозот, который, закрыв глаза, приник к шее своей лошади. - Примерно тысяча футов. - О-о. - Ну, может, семьсот пятьдесят, - уступила Канина. - А-а. Чудовская башня содрогалась. В ее сводчатых залах и сверкающих коридорах колыхался разноцветный дым. Многие из волшебников, собравшихся в большом зале на самом верху башни, где воздух был густым, маслянистым и отдавал горелой жестью, потеряли сознание от мысленных усилий, сопряженных с ведением битвы. Но многие остались в строю. Они образовали большой круг, сосредоточившийся на одной-единственной цели. Воздух едва уловимо замерцал - это из посоха, зажатого в руке Койна, вырвалась клубящаяся струя сырого чудовства и ударила в центр октограммы. Мелькнули диковинные тени. Саму ткань реальности пропускали через выжималку. Кардинг вздрогнул и отвернулся, чтобы не увидеть ничего такого, на что он просто не сможет не обратить внимания. Перед оставшимися в живых старшими волшебниками висело в воздухе подобие Диска. Когда Кардинг снова взглянул на него, слабое алое сияние над Щеботаном мигнуло и погасло. Воздух затрепетал. - С Щеботаном покончено, - пробормотал Кардинг. - Остался только Аль Хали, - подхватил один из его коллег. - Там действует какой-то умный и могущественный маг. Кардинг мрачно кивнул. Ему всегда нравился Щеботан, приятный... некогда приятный городок у Краевого океана. Он смутно припомнил, как однажды, когда он был еще малышом, его возили туда. Там росла дикая герань, припомнил он, наполняющая покатые мощеные улочки мускусным запахом... - Она росла прямо из стен, - сказал он вслух. - Розовая. Вся розовая. Остальные волшебники одарили его странными взглядами. Те, что даже для волшебников были чересчур склонны к паранойе, подозрительно взглянули на стены. - С тобой все в порядке? - спросил кто-то. - Гм? - отозвался Кардинг. - О-о. Да. Извините. Унесся мыслями за много миль. Он повернулся обратно к Койну, который, положив посох на колени, сидел сбоку от круга. Казалось, он спал. Возможно, так оно и было. Но Кардинг в глубине своей измученной души знал, что посох не дремлет. Посох наблюдает за ним, проверяя его сознание. И все знает. Все-все. Даже о розовой герани. - Я не хотел, чтобы это случилось вот так вот, - тихо прошептал Кардинг. - Мы ведь всего лишь хотели завоевать чуточку уважения. - Ты точно уверен, что с тобой все в порядке? Кардинг рассеянно кивнул. Его товарищи вновь сосредоточились на октограмме, и он бросил на них косой взгляд. Так вышло, что никого из его старых друзей не осталось в живых. Ну хорошо, не друзей. У волшебников не бывает друзей, по крайней мере, друзей-волшебников. Здесь нужно употребить другое слово. Ах да, точно. Врагов. Но это были очень добропорядочные враги. Джентльмены. Сливки ремесла. Не то что эти, хоть они вроде и выбились в волшебники после прихода чудесника. "На поверхность всплывают не только сливки, но и кое-что другое", - мрачно подумал он. После чего обратился к Аль Хали и начал прощупывать город своим разумом, зная, что находящиеся там волшебники почти наверняка занимаются тем же самым - постоянно ищут слабое звено. "А может, слабое звено - это я? - подумал он. - Лузган пытался что-то сказать мне. Что-то насчет посоха. Человек должен опираться на посох, а не наоборот... Посох направляет его, ведет... Жаль, что я не прислушался к словам Лузгана... Это неправильно, я - слабое звено." Он попробовал еще раз погрузиться в потоки силы, позволить им перенести его разум во вражескую башню. Абрим тоже пользовался чудовством, но Кардинг изменил частоту волны и проник за воздвигнутые барьеры. Перед ним появилось изображение внутренних помещений башни в Аль Хали. Оно сфокусировалось... ...Сундук трусил по сверкающим коридорам. Он был чрезвычайно зол. Его пробудили от спячки, его отвергли, он подвергся нападению ряда мифологических - и теперь уже окончательно вымерших - форм жизни, у него болела голова, и только что, войдя сюда, он обнаружил шляпу. Эту жуткую шляпу, которая была виновата во всех его нынешних страданиях. Он целеустремленно двинулся вперед... Кардинг, проверяя сопротивление разума Абрима, почувствовал, что тот отвлекся. На какое-то мгновение он увидел происходящее глазами своего врага, узрел приземистый прямоугольный предмет, рысью несущийся по каменному полу. Абрим попытался на миг переключить свое сознание, и тогда Кардинг - который просто не мог удержаться, как не может удержаться кошка, которая видит, как по комнате бежит что-то маленькое и пищащее - нанес удар. Несильно. Ему не понадобилось бить сильно. Мозг Абрима пытался уравновесить и направить в единый канал чудовищные силы. Достаточно было ничтожного толчка, чтобы он опрокинулся. Абрим вытянул руки, намереваясь разнести Сундук в щепки, но вдруг издал краткий вопль и взорвался. Стоящим вокруг волшебникам показалось, что за какую-то долю секунды он уменьшился в тысячи раз, а затем и вовсе исчез, оставив после себя в воздухе черный след. Самые смышленые бросились бежать... А та магия, которую Абрим контролировал, хлынула обратно и вырвалась на свободу в одном мощном взрыве, который разорвал шляпу в клочья и полностью разрушил нижние уровни башни плюс добрую половину оставшихся в городе зданий. Волшебники в Анке полетели в разные стороны. Кардинг упал на спину, шляпа съехала ему на глаза. Его подняли на ноги, отряхнули от пыли и под гром одобрительных выкриков и аплодисментов отнесли к Койну. Кое-кто из старших волшебников воздержался от ликования, но Кардинг не придал этому значения. Он уставился невидящим взглядом на мальчика, медленно поднес ладони к ушам и спросил: - Неужели ты не слышишь? Волшебники умолкли. Кардинг еще обладал властью, и тон его голоса мог утихомирить бурю. Глаза Койна сверкнули. - Я ничего не слышу, - ответил он. Кардинг повернулся к остальным волшебникам. - И вы не слышите? Они покачали головами. - О чем ты говоришь, брат? - спросил один из них. Кардинг улыбнулся. Это была широкая, безумная улыбка. Даже Койн отшатнулся. - Ничего, скоро услышите, - пообещал Кардинг. - Вы указали им путь. Вы их услышите. Но это продлится недолго. Он оттолкнул молодых волшебников, которые держали его под руки, и приблизился к Койну. - Ты заполняешь этот мир чудовством, а с ним сюда попадает кое-что еще. Им и раньше открывали тропы, но ты проложил торную дорогу! Он прыгнул вперед и, выхватив из рук Койна черный посох, занес палку над головой, намереваясь сломать ее о стену. Посох нанес ответный удар. Кардинг застыл на месте, его кожа покрылась пузырями... Большинству волшебников удалось отвернуться. Кое-кто - все время находится такой "кое-кто" - наблюдал за происходящим с неприлично зачарованным видом. Койн тоже смотрел на Кардинга. Его глаза изумленно расширились. Одна рука взлетела к губам. Он попытался попятиться. И не смог. - А вот это уже кучевые облака. - Замечательно, - слабо откликнулся Найджел. - ВЕС ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ. МОЯ ЛОШАДЬ ПЕРЕНОСИЛА НА СЕБЕ АРМИИ. ПЕРЕВОЗИЛА ГОРОДА. ДА, ОНА ПЕРЕВОЗИЛА ВСп И ВСЯ, КОГДА ПРИХОДИЛО ДОЛЖНОЕ ВРЕМЯ, - сказал Смерть. - НО ВАС ТРОИХ ОНА НЕ ПОВЕЗЕТ. - Почему? - ДЕЛО ВСЕ В ТОМ, КАК ЭТО БУДЕТ ВЫГЛЯДЕТЬ. - Ты предпочитаешь другой вариант? - брюзгливо проворчал Война. - Один Всадник и три Пешехода Абокралипсиса. "Может, ты уговоришь их вернуться?" - предложил Чума, чей голос сочился словно из-под гробовой крышки. - У МЕНЯ ДЕЛА, - щелкнул зубами Смерть. - НО Я В ВАШИХ СИЛАХ НЕ СОМНЕВАЮСЬ. ВЫ СПРАВИТЕСЬ. ОБЫЧНО ВАМ ЭТО УДАЕТСЯ. Война проводил взглядом удаляющуюся лошадь. - Иногда он действует мне на нервы. Почему последнее слово он всегда оставляет за собой? "Полагаю, сила привычки." Они повернулись обратно к таверне. Немного помолчав. Война поинтересовался: - А Голод куда подевался? "Кухню пошел искать." - А-а. Война почертил закованной в латы ногой в пыли и подумал о расстоянии, отделяющем их от Анка. День выдался очень жарким. Абокралипсис подождет. - Ну что, на посошок? - предложил он. "А стоит ли? - с сомнением отозвался Чума. - Я думал, нас ждут. Не хотелось бы людей подводить." - Ничего, по стопочке успеем, - настаивал Война. - Часы в трактирах всегда врут. В нашем распоряжении уйма времени. Все время на свете. Кардинг тяжело качнулся вперед и с глухим стуком упал на сверкающий белый пол. Посох выкатился из его руки и сам собой принял вертикальное положение. Койн ткнул обмякшее тело носком ноги. - А я ведь предупреждал, - сказал он. - Говорил ему, что будет, если он еще раз прикоснется к посоху. Но кого он имел в виду? Волшебники разразились кашлем и внезапно крайне заинтересовались состоянием своих ногтей. - Кого он имел в виду? - требовательно переспросил Койн. Овин Харкадли, преподаватель Закона, снова обнаружил, что окружающие его волшебники расступаются, как утренний туман. Не двинувшись с места, он словно шагнул вперед. Его глаза бегали по сторонам, точно загнанные в ловушку зверьки. - Э-э... - начал он и неопределенно взмахнул тонкими ручками. - Видишь ли, мир, то есть реальность, в которой мы живем, ее можно рассматривать, если можно так выразиться, как резиновую простыню. Он замялся, сознавая, что этой фразе не грозит попасть в сборник популярных цитат. - Таким образом, она искажается, - торопливо продолжил он, - э-э, растягивается под воздействием какого бы то ни было количества магии, а, если мне будет позволено упомянуть об этом, слишком большой магический потенциал, собранный в одном месте, заставляет нашу реальность опускаться, гм, вниз, хотя, разумеется, не следует понимать этот термин буквально, поскольку я не имею в виду физические измерения; в общем, существует обоснованная теория, что применение определенного количества магии может, скажем так, прорвать действительность в самой нижней точке и, возможно, проложить дорогу обитателям или, если использовать более корректный термин, аборигенам, которые обитают на нижней плоскости (называемой разными болтунами Подземельными Измерениями) и которых - видимо, благодаря разнице в энергетических уровнях - естественным образом притягивает яркость этого мира. Нашего мира. Наступило характерное долгое молчание, которое обычно следовало за речами Хакардли и во время которого слушатели мысленно расставляли запятые и воссоединяли разрозненные куски предложений. Губы Койна какое-то время беззвучно шевелились. - Ты хочешь сказать, что этих существ притягивает магия? - спросил он наконец. Его голос изменился. В нем отсутствовала былая резкость. Посох висел в воздухе над распростертым телом Кардинга и медленно поворачивался вокруг своей оси. Глаза всех волшебников в зале были обращены на него. - Похоже, что да, - кивнул Хакардли. - Люди, изучающие подобные вещи, говорят, что о присутствии обитателей нижних уровней возвещает грубый шорох. Лицо Койна озадаченно вытянулось. - Они жужжат, - услужливо подсказал другой волшебник. Мальчик опустился на колени и оглядел Кардинга. - Он совсем не шевелится, - с любопытством заметил он. - С ним случилось что-то плохое? - Если можно так выразиться, - осторожно ответил Хакардли. - Он умер. - Жаль, что так вышло. - Я подозреваю, он разделяет твою точку зрения. - Но я могу помочь ему, - заявил Койн. Мальчик вытянул руки, и посох скользнул ему в ладонь. Будь у посоха лицо, он бы ухмылялся. Когда Койн снова заговорил, в его голосе опять зазвучали холодные, сухие нотки, словно звуки отскакивали от стальных стен. - Поражение наказуемо, а следовательно, победа - это награда, - заявил мальчик. - Извини? - переспросил Хакардли. - Я тебя не понял. Койн развернулся на каблуках и зашагал обратно к своему креслу. - Мы не должны бояться, - сказал он, словно отдавая приказ. - Подземельные Измерения какие-то! Если они побеспокоят нас, им конец! Истинный волшебник ничего не убоится! Ничего! Он снова рывком поднялся на ноги и подошел к подобию Диска. Макет был точным до мельчайших деталей. В нескольких дюймах от пола по межзвездным глубинам медленно плыл призрак Великого А'Туина. Койн пренебрежительно махнул сквозь него рукой. - Наш мир - это мир магии, - объявил он. - И кто сможет противостоять нам здесь? Хакардли показалось, что от него ждут какого-то ответа. - Никто, - откликнулся он. - Кроме богов, разумеется. Наступила мертвая тишина. - Кроме богов? - спокойно уточнил Койн. - Ну да. Но мы не вызываем богов на состязание. Они делают свою работу, мы делаем свою. Зачем... - Кто правит Диском? Волшебники или боги? Хакардли на миг задумался. - Волшебники. Разумеется. Но, так сказать, под руководством богов. Когда вы нечаянно проваливаетесь одной ногой в болото, это довольно неприятно. Но гораздо неприятнее, когда вы опускаете вторую ногу и видите, что и она исчезла с тихим хлюпающим звуком. - Понимаешь ли, волшебники... -торопливо продолжил Хакардли. - Значит, мы менее могущественны, чем боги? - осведомился Койн. Кто-то в задних рядах зашаркал ногами. - Ну-у. И да, и нет, - выдавил Хакардли, ушедший в трясину уже по колени. Правда состоит в том, что волшебники с некоторой нервозностью относятся к богам. Существа, обитающие на Кори Челести, никогда не высказывали ясного мнения по поводу церемониальной магии, в которой, надо сказать, присутствует некоторая божественность. А волшебники старались вообще не поднимать этот вопрос. Вся беда с богами состоит в том, что, если им что-то не нравится, они не ограничиваются простыми намеками, поэтому здравый смысл подсказывал волшебникам, что лучше не ставить богов перед выбором. - Похоже, здесь существует некоторая неясность? - спросил Койн. - Если мне будет позволено дать совет... - начал Хакардли. Койн взмахнул рукой. Стены исчезли. Волшебники стояли на вершине чудовской башни, и глаза всех до единого были устремлены в сторону далекого пика Кори Челести, обиталища богов. - Когда ты победил всех, тебе остается сразиться только с богами, - объявил Койн. - Кто-нибудь из вас видел этих богов? Ответом был хор нерешительных отрицаний. - Я покажу их вам. - Ты вполне способен опрокинуть еще стаканчик, старина, - заметил Война. Чума покачнулся и без особого убеждения пробормотал: "По-моему, нам пора уже двигаться." - Да ладно тебе. "Хорошо, тогда полстаканчика. Не больше. А потом в путь." Война хлопнул его по спине и свирепо уставился в глаза Голода. - И нам лучше заказать еще пятнадцать мешков арахиса, - добавил он. - У-ук, - заключил библиотекарь. - О-о, - отозвался Ринсвинд. - Значит, проблема вся в посохе. - У-ук. - А кто-нибудь пытался отобрать у него этот посох? - У-ук. - И что случилось с этим человеком? - Э-эк. Ринсвинд застонал. Некоторое время назад библиотекарь задул свечу, потому что присутствие огня беспокоило книги, но теперь, когда глаза Ринсвинда привыкли к темноте, волшебник осознал, что здесь вовсе не темно. Исходящее от книг мягкое октариновое сияние заполняло башню... не светом, нет, но и темнотой это тоже нельзя было назвать. Время от времени сверху, из мрака, доносился шелест разминаемых страниц. - Так что наша магия победить его не может, да? Продолжая тихонько крутиться на ягодицах, библиотекарь безутешно у-укнул в знак согласия. - Значит, это практически бессмысленно. Ты, должно быть, заметил, что я не совсем одарен магическими талантами? То есть любая дуэль будет проходить по сценарию: "Привет, я Ринсвинд", и сразу после этого - ба-бах! - У-ук. - Таким образом, ты хочешь сказать, что я теперь сам по себе? - У-ук. - Ну спасибо. Ринсвинд оглядел книги, выстроившиеся в слабом сиянии вдоль стен древней башни, вздохнул и быстро направился к двери, но, подойдя к ней, замедлил шаг. - Я, в общем, пойду, - сказал он. - У-ук. - Чтобы предстать перед лицом Создатель знает, каких жутких опасностей, - продолжил Ринсвинд. - Чтобы положить жизнь на алтарь служения человечеству... - Э-эк. - Ну хорошо, всем двуногим... - Гав. - И четвероногим. - Он бросил взгляд на банку с патрицием и, признав свое поражение, добавил: - А еще ящерицам. Теперь я могу идти? Вокруг Ринсвинда, устало бредущего к чудовской башне, завывал взявшийся неизвестно откуда ураган. Высокие белые двери башни были закрыты так плотно, что их очертания едва различались на молочно-белой поверхности камня. Некоторое время Ринсвинд барабанил в них, но ничего особенного не случилось. Такое впечатление, двери бесследно поглощали все звуки. - Замечательно, - пробормотал он себе под нос и вспомнил про ковер. Ковер лежал там, где его оставили, и это было еще одним знаком, указывающим на то, что Анк переменился. В раздольные для воров дни до прихода чудесника, если вы что-то где-то оставляли, то оно там не залеживалось. Во всяком случае, если это "что-то" не было совсем уж непотребным. Ринсвинд раскатал ковер на булыжной мостовой, и золотые драконы заклубились на фоне голубой земли - или голубые драконы взвились на фоне золотого неба. Ринсвинд сел. Встал. Снова сел, поддернул балахон и с некоторыми усилиями стащил с себя носок. Затем вернул на место башмак и некоторое время бродил вокруг башни, пока не отыскал в куче мусора половинку кирпича. Он засунул кирпич в носок и несколько раз задумчиво взмахнул получившимся оружием. Ринсвинд вырос в Морпорке. Морпоркцы любят, чтобы в драке на их стороне было численное преимущество примерно двадцать к одному. За неимением оного, сгодятся половинка кирпича в носке и темный переулок, в котором можно затаиться. Умело использованная половинка кирпича стоит двух волшебных мечей. Ринсвинд снова сел и скомандовал: - Вверх. Ковер никак не отреагировал. Ринсвинд вгляделся в узор, отогнул уголок ковра и попытался сообразить, чем отличаются друг от друга две стороны. - Ладно, - наконец сдался он. - Вниз. Но очень-очень осторожно. Вниз. - Овцы, - заплетающимся языком выговорил Война. - Это были овцы. - Его увенчанная шлемом голова со звоном ударилась о стойку. Он с усилием поднялся. - Овцы. - Нет-нет, - возразил Голод, неуверенно поднимая тонкий палец. - Какое-то другое дмаш... дымаш... ручное животное. Вроде свиньи. Корова. Котенок? Что-то вроде. Не овцы. "Пчелы", - подсказал Чума и мягко соскользнул со стула. - Хорошо, - не обращая на него внимания, кивнул Война. - Ладно. Тогда еще раз. С начала. Он задал ритм, постучав по стенке своего стакана. - Мы бедные... неопознанные домашние животные... никто нас не пасет... - дрожащим голосом затянул он. "Бе-бе-бе", - добавил с пола Чума. Война покачал головой. - Знаете, не катит, - сказал он. - Без него не катит. Он так красиво выступал на басовых нотах. "Бе-бе-бе", - повторил Чума. - Пасть закрой! - рявкнул Война и нетвердой рукой потянулся за бутылкой. Вершина башни дрожала под ударами ветра - горячего, неприятного ветра, в котором слышался шепот странных голосов и который сдирал кожу, словно мелкая наждачная бумага. Подняв над головой посох, Койн стоял в центре магической бури. Волшебники увидели, как заполняющую воздух пыль прочерчивают силовые линии исходящей из посоха магии. Эти линии изогнулись, образовав огромный пузырь, который разрастался до тех пор, пока не стал больше, чем сам город. И в нем появились тени. Изменчивые, нечеткие, колы-шащиеся, словно жуткие отражения в кривом зеркале, не более вещественные, чем кольца дыма или те картины, которые мы видим в облаках, - но ужасающе знакомые. Вот промелькнула клыкастая морда Офф-лера. Вот в клокочущей буре на какой-то миг показался Слепой Ио, глава всех богов, со своими вращающимися по орбите глазами. Койн что-то беззвучно прошептал, и пузырь начал сжиматься, непристойно вздуваясь и дергаясь - заключенные в нем существа пытались выбраться наружу. Но они не могли помешать пузырю уменьшаться в размерах. Он уменьшился до территории Университета. Сдулся до высоты башни. Достиг размеров человека и принял дымчато-серый оттенок. Превратился в жемчужину размером с... ну, в общем, размером с крупную жемчужину. Ветер утих, сменившись тяжелым, безмолвным затишьем. Сам воздух стонал от напряжения. Большинство волшебников лежали ничком на полу, где их удерживали выпущенные на свободу силы. Эти силы сгущали воздух и заглушали звуки, точно вся Вселенная заполнилась перьями. Но каждый из волшебников слышал, как громко бьется его сердце - так громко, что даже башня содрогается. - Смотрите на меня, - приказал Койн. Они подняли глаза. Ослушаться было нельзя. Он держал в руке сверкающий шарик. В другой руке был посох, из обоих концов которого шел дым. - Боги, - сказал Койн. - Заключенные внутри мысли. Может, они и раньше были не более чем сном. Его голос стал старше, глубже. - Волшебники Незримого Университета, - произнес этот голос, - разве я не подарил вам абсолютную власть? За спиной Койна над краем башни медленно поднялся ковер, на котором отчаянно балансировал Ринсвинд. Глаза волшебника были расширены от ужаса. Подобный ужас испытывает каждый, кто стоит на нескольких нитках и сотнях футов пустоты. Ковер завис, и Ринсвинд неуклюже соскочил на башню. Носок с кирпичом описывал над его головой большие, зловещие круги. Койн увидел его отражение в изумленных глазах собравшихся на башне волшебников. Он осторожно повернулся и узрел, что Ринсвинд, спотыкаясь и пошатываясь, движется в его сторону. - Ты кто? - спросил он. - Я пришел, чтобы бросить вызов чудеснику, - прохрипел Ринсвинд. - Ну что, который из вас чудесник? Взвешивая на ладони кирпич, он оглядел распростершихся на полу волшебников. Хакардли, рискнув поднять глаза, лихорадочно задвигал бровями, подавая Ринсвинду знаки, но тот и в лучшие-то времена не был особенно силен в расшифровке невербальных сигналов. А сейчас было отнюдь не лучшее время. - И ты идешь с носком против чудесника? - поразился Койн. - Носок-то тебе чем поможет? Рука с посохом поднялась вверх. Койн посмотрел на нее с легким удивлением. - Нет, подожди, - приказал он. - Я хочу поговорить с этим человеком. Он уставился на Ринсвинда, который от хронического недосыпа, ужаса и передозировки адреналина неуверенно покачивался взад-вперед. - Может, он волшебный? - с любопытством спросил мальчик. - Или это носок аркканцлера? Носок, дающий силу? Ринсвинд сосредоточился. - Нет, не думаю, - наконец сказал он. - По-моему, я купил его в какой-то лавке. Гм. И где-то у меня есть еще один. -Однако в нем лежит что-то тяжелое? - Гм. Да, - подтвердил Ринсвинд. - Половинка кирпича. - Значит, это она обладает силой? - Э-э. Ну, ею можно останавливать всякие вещи. А возьми еще половинку, и получится целый кирпич. Ринсвинд говорил медленно, осмысливая ситуацию и наблюдая за тем, как посох в руке мальчика зловеще поворачивается. - Итак, это самый заурядный кирпич, помещенный внутрь носка. А все вместе становится оружием. - Гм. Да. - И как же оно действует? - Гм. Его надо раскрутить, а потом. Ударить. Иногда попадаешь себе по руке. Но редко. - И, раз ударив, он, наверное, уничтожает целый город? - догадался Койн. Ринсвинд посмотрел в золотистые глаза паренька и перевел взгляд на свой носок. Он снимал и надевал его по несколько раз в году в течение вот уже многих лет. На носке попадались заштопанные места, которые он со временем узнал и полю... в общем, узнал. Некоторые из бывших дыр были окружены целыми семьями более мелких штопок. Существовал целый ряд определений, которые можно было бы присвоить этому носку, но "разрушитель городов" в их число не входило. - Не совсем, - признался Ринсвинд. - Он вроде как убивает людей, но здания остаются на месте. Его мозг функционировал со скоростью дрейфа континентов. Какая-то часть его сознания твердила ему, что он стоит перед чудесником, но это вступало в прямое противоречие с тем, что говорили другие части. Ринсвинд довольно много слышал о могуществе чудесника, о посохе чудесника, о коварстве чудесника и так далее. Вот только о возрасте чудесника никто не упоминал. Ринсвинд взглянул на посох и медленно спросил: - А эта штука что делает? "Ты должен убить его", - вдруг произнес посох. Волшебники, которые начали было осторожно подниматься, снова бросились на пол. Голос шляпы был достаточно неприятным, но голос посоха был отвратительно металлическим и четким. Он не советовал, а просто констатировал то, каким должно стать будущее. Его нельзя было оставить без внимания. Койн двинул рукой - и остановился. - Зачем? "Ты должен повиноваться мне." - Тебе вовсе не обязательно это делать, - торопливо вмешался Ринсвинд. - Это всего лишь неодушевленная штуковина. - Не понимаю, почему я должен причинять ему вред? - пожал плечами Койн. - Он выглядит таким безобидным. Словно рассерженный кролик. "Он бросает нам вызов." - Только не я, - возразил Ринсвинд, пряча руку с носком за спину и пытаясь не обращать внимания на позорное сравнение с мелким грызуном. - Почему я всегда должен делать то, что ты мне говоришь? - допытывался Койн у посоха. - Я постоянно следую твои приказам, но людям от этого только хуже. "Люди должны бояться тебя. Неужели ты так ничему и не научился?" - Но он такой смешной. У него есть носок, - упорствовал Койн. Вдруг он вскрикнул, и рука его странно дернулась. Волосы Ринсвинда встали дыбом. "Ты сделаешь то, что я тебе прикажу." - Нет! "Ты знаешь, что случается с мальчиками, которые плохо себя ведут." Послышался треск, и в воздухе запахло горелым мясом. Койн упал на колени. - Эй, погоди-ка... - начал Ринсвинд. Койн открыл глаза. Они по-прежнему были золотистыми, но в них мелькали карие искорки. Носок Ринсвинда описал широкую гудящую дугу и врезался в середину посоха, взорвавшись кирпичной пылью и клочьями обгоревшей шерсти. Посох выскочил из руки мальчика и, кувыркаясь в воздухе, полетел через площадку. Волшебники порскнули в стороны. Достигнув парапета, посох подпрыгнул и нырнул за край. Но вместо того чтобы упасть, он выровнялся в воздухе, развернулся и понесся обратно, волоча за собой шлейф октариновых искр и гудя, как циркулярная пила. Ринсвинд толкнул ошарашенного мальчишку себе за спину, отшвырнул в сторону изуродованный носок и, сорвав шляпу, лихорадочно замахал ею, пытаясь защититься от мчащегося на него посоха. Удар, пришедшийся ему в висок и едва не сплющивший ему зубы, свалил Ринсвинда наземь, точно тощее, растрепанное деревце. Посох, сияющий теперь жарким алым светом, вновь развернулся и ринулся назад, совершая еще один, явно последний заход. Ринсвинд с усилием приподнялся на локтях и с зачарованным ужасом смотрел, как посох рассекает холодный воздух, который заполнили непонятно откуда взявшиеся снежинки. Затем воздух вдруг стал пурпурным, и в нем замелькали синие пятна. Время замедлило ход и со скрежетом остановилось, словно плохо заведенный патефон. Ринсвинд поднял глаза и увидел высокую фигуру в черном, появившуюся в нескольких футах от него. Разумеется, это был Смерть. Он обратил к Ринсвинду пылающие глазницы и голосом, похожим на грохот осыпей в морских безднах, изрек: - ДОБРЫЙ ДЕНЬ. Затем Смерть отвернулся, как будто все его дела на данный момент были закончены, и воззрился на горизонт. Нога его рассеянно притоптывала по полу. Звук был такой, какой обычно производит мешок с кастаньетами. - Э-э... - напомнил о своем существовании Ринсвинд. Смерть обернулся. - СЛУШАЮ? - вежливо откликнулся он. - Я всегда гадал, как это случится, - сообщил Ринсвинд. Смерть вытащил из таинственных складок эбенового одеяния песочные часы и, глядя на них, отсутствующим голосом произнес: - ПРАВДА? - Полагаю, мне не на что жаловаться, - с достоинством заметил Ринсвинд. - У меня была хорошая жизнь. Довольно хорошая. - Он замялся. - Хотя, в общем-то, не такая уж и хорошая. Большинство людей назвали бы ее просто ужасной. - Он подумал еще немного. - Лично я бы назвал ее такой. - ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ, ПРИЯТЕЛЬ? Ринсвинд растерялся. - Но ведь ты появляешься только тогда, когда предстоит умереть волшебнику! - КОНЕЧНО. И ДОЛЖЕН ПРИЗНАТЬСЯ, ЧТО ВЫ, ЛЮДИ, УСТРОИЛИ МНЕ СЕГОДНЯ ВЕСЕЛЕНЬКИЙ ДЕНЕК. - Как тебе удается находиться в стольких местах одновременно? - БЛАГОДАРЯ ХОРОШЕЙ ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА. Время вернулось. Посох, который завис в воздухе в нескольких футах от Ринсвинда, снова с воем устремился вперед. Но Койн перехватил его рукой прямо в полете. Раздался металлический стук. Посох взвизгнул так, словно тысяча ногтей одновременно заскрежетали по стеклу, неистово заизвивался, пытаясь ужалить держащую его руку, и вспыхнул по всей длине зловещим зеленым огнем. "Ах так! Значит, в последний момент ты все-таки подвел меня." Койн застонал, но продолжал держать посох, который раскалился докрасна, а затем вообще побелел. Мальчик выставил руку перед собой, и магия, исходящая из посоха, с ревом устремился мимо него. Она высекала искры из его волос, взбивала мантию, придавая ей странные и неприятные формы. Койн вскрикнул и, широко размахнувшись, изо всех сил ударил посохом о парапет. На камне осталась длинная пузырящаяся полоса. Потом Койн отшвырнул посох в сторону. Тот со стуком прокатился по площадке, распугивая волшебников, и медленно остановился. Койн обмяк и, задрожав, упал на колени. - Мне не нравится убивать людей, - проговорил он. - Я точно знаю, что это неправильно. - Продолжай в том же духе, - с жаром посоветовал Ринсвинд. - А что случается с людьми после того, как они умирают? - спросил Койн. Ринсвинд посмотрел на Смерть. - Думаю, это вопрос скорее к тебе. - ОН НЕ ВИДИТ И НЕ СЛЫШИТ МЕНЯ, - ответил Смерть, - ПОКА САМ ЭТОГО НЕ ХОЧЕТ. Неподалеку раздалось тихое позвякивание. Посох катился обратно к Койну, который с ужасом смотрел на него. "Подбери меня." - Тебе вовсе не обязательно это делать, - предупредил Ринсвинд. "Ты не можешь противиться мне. Тебе себя не перебороть", - упорствовал посох. Койн медленно протянул руку и поднял его. Ринсвинд глянул на свой носок, превратившийся в обгорелый кусок шерсти. Короткая карьера в качестве боевого оружия привела его в состояние, в котором ему не поможет ни одна штопальная игла. "А теперь убей его." Ринсвинд задержал дыхание. Наблюдавшие за сценой волшебники задержали дыхание. Даже Смерть, которому нечего было держать, кроме косы, держал ее с напряжением. - Нет, - ответил Койн. "Ты знаешь, что случается с мальчиками, которые плохо себя ведут." Ринсвинд увидел, что лицо чудесника побледнело. Голос посоха изменился. Теперь он зазвучал вкрадчиво: "Без меня тебе некому будет советовать." - Это правда, - медленно произнес Койн. "Посмотри, каких успехов ты добился." Койн не спеша оглядел перепуганные лица и кивнул: - Вижу. "Я научил тебя всему, что знаю сам." - Мне кажется, - откликнулся мальчик, - что ты знаешь слишком мало. "Неблагодарный! Кто подарил тебе твою судьбу?" - Ты, - сказал Койн и, вскинув голову, спокойно добавил: - И теперь я понял, что был не прав. "Вот и замечательно..." - Я закинул тебя недостаточно далеко! Койн быстро вскочил на ноги и поднял посох над головой. Он стоял неподвижно, как статуя, и его рука была окружена огненным шаром, который сначала загорелся цветом расплавленной меди, затем стал зеленым, сменил несколько оттенков синего, задержался на фиолетовом и наконец полыхнул чистым октарином. Ринсвинд прикрыл глаза рукой, защищая их от света, но успел увидеть, что рука Койна, по-прежнему целая и невредимая, все еще крепко сжимает посох и что между его пальцев сверкают капли расплавленного металла. Он потихоньку попятился и наткнулся на Хакардли. Старый волшебник стоял столбом, разинув рот. - Что будет? - спросил Ринсвинд. - Ему не победить этот посох, - хрипло ответил Хакардли. - Они принадлежат друг другу. И одинаково могущественны. Мальчик обладает силой, но посох знает, как направлять ее. - То есть они уничтожат друг дружку? - Надеюсь. Исходящее от места битвы адское сияние скрывало сражение от посторонних глаз. Пол задрожал. - Они призывают себе на помощь магию, - заметил Хакардли. - Нам лучше убираться из башни. - Почему? - Мне кажется, она скоро исчезнет. И действительно, белые плитки, окружающие сияющий столб, приняли такой вид, словно собрались вот-вот расползтись и исчезнуть. Ринсвинд замялся. - А разве мы ему не поможем? Хакардли внимательно посмотрел на Ринсвинда, после чего перевел взгляд на переливающуюся всеми цветами радуги живую картину. Его рот пару раз открылся и закрылся. - Увы... - пожал плечами он. - Да, но ему нужно всего лишь чуть-чуть помочь, ты же видел, на что похожа эта штука... - Увы... - А вам он помогал. - Ринсвинд повернулся к остальным волшебникам, которые торопливо разбегались кто куда. - Всем вам. Он осуществил все ваши желания... - И может быть, мы никогда не простим его за это, - отозвался Хакардли. Ринсвинд застонал. - Но вы только представьте, что останется, когда эта битва закончится? Что останется? Хакардли опустил глаза. - Увы... - повторил он. Октариновый свет стал ярче и почернел по краям. Однако это был не тот черный цвет, который есть всего лишь противоположность белого. Это была зернистая, изменчивая чернота, которая сияет по ту сторону ослепительного света и которой нечего делать в любой приличной реальности. Ринсвинд в нерешительности заплясал на месте. Его ступни, ноги, чувства и невероятно хорошо развитый инстинкт самосохранения довели нервную систему до такого состояния, что она готова была взорваться. Но тут его совесть наконец добилась своего. Он прыгнул в огонь и схватил посох. Волшебники бросились бежать. Некоторые из них спустились с башни посредством левитации. Они проявили большую предусмотрительность, чем те, кто побежал по лестнице, потому что примерно полминуты спустя башня исчезла. Вокруг столба гудящей черноты продолжал падать снег. И те волшебники, которые остались в живых и осмелились оглянуться, увидели, что с неба медленно падает какой-то небольшой предмет, за которым волочится огненный хвост. Он упал на булыжную мостовую и некоторое время еще продолжал тлеть, пока усилившийся снег не потушил его. Вскоре он превратился в обыкновенный сугроб. Некоторое время спустя какая-то приземистая, передвигающаяся на четвереньках фигура пересекла двор, порылась в снегу и вытащила предмет из сугроба. Это была - или, вернее, уже не была - шляпа. Жизнь обошлась с ней сурово. Большая часть широких полей была сожжена, верхушка полностью исчезла, а почерневшие серебряные буквы почти не читались. Некоторые вообще были сорваны. Те, что остались, образовывали слово "БНИК". Библиотекарь медленно огляделся. Он остался совершенно один, если не считать высоченного столба пылающей черноты и равномерно падающих снежинок. Разгромленный двор был пуст. Кроме еще нескольких остроконечных шляп, затоптанных убегающими в ужасе ногами, ничто не указывало на то, что здесь были люди. Волшебники испарились как по волшебству. "Война?" - Шотакоэ? "У нас вроде было, - Чума на ощупь поискал стакан, - какое-то дело." - Шотакоэ? - Мы должны быть... должны что-то делать, - вспомнил Голод. - Т'чна. У нас встреча. "Эта... - Чума задумчиво заглянул в стакан. - Штуковина." Они мрачно уставились на стойку. Трактирщик давным-давно сбежал. Несколько бутылок еще оставались непочатыми. - Акация, -догадался наконец Голод. - Вот что это было. "Неа." - Алое... Апостроф, - рассеянно предположил Война. Остальные двое покачали головой. Воцарилось продолжительное молчание. "А что значит "апокрустический"?" - спросил Чума, пристально вглядываясь в какой-то внутренний мир. - Астральный, - ответил Война. - По-моему. "Так это не оно?" - Не думаю, - угрюмо отозвался Голод. Снова последовала долгая, неловкая тишина. - Лучше выпьем еще по стаканчику, - предложил Война, взяв себя в руки. "Отлична." Примерно пятьюдесятью милями дальше и несколькими тысячами футов выше Канина наконец-то справилась с украденным скакуном и теперь ехала по воздуху неспешной рысью. На лице ее было написано самое решительно-беспечное выражение, что когда-либо видели на Диске. - Снег? - вдруг сказала она. Со стороны Пупа с бесшумным ревом неслись облака. Они были тучными, тяжелыми, и им не следовало бы двигаться так быстро. Снизу за ними следовали вьюги, которые накрывали мир словно одеялом. Это не было похоже на тот снег, который в ночной темноте с тихим шорохом падает на землю, а утром превращает ее в сверкающую страну чудес, поражающую необычной, бесплотной красотой. Этот снег был из тех, которые намереваются сделать мир как можно более чертовски холодным. - Поздновато для снега, - заметил Найджел. Он бросил взгляд вниз и тут же закрыл глаза. Креозот смотрел на снег с восхищенным изумлением. - Значит, вот он какой, - проговорил сериф. - Я слышал о нем только в сказках. И думал, что он растет из земли. Как грибы. - В этих облаках что-то не так, - объявила Канина. - Ты не против, если мы спустимся? - слабым голосом спросил Найджел. - Когда мы двигались, я чувствовал себя лучше. Канина, не обращая внимания на его слова, скомандовала: - Попробуй потереть лампу. Я хочу знать, что происходит. Найджел покопался в мешке и вытащил лампу. Голос джинна, довольно жестяной и очень далекий, сказал: "Почему бы вам немножко не расслабиться... пытаюсь с вами связаться". За словами последовал какой-то дребезжащий мотивчик - один из тех, которые мог бы наигрывать швейцарский домик-шале, если бы на домике можно было играть. Затем в воздухе обрисовалась дверь, и появился сам джинн. Оглянувшись по сторонам, он посмотрел на спутников. - Ого, - хмыкнул джинн. - Что-то случилось с погодой, - пояснила Канина. - Но что? - Ты хочешь сказать, что вы этого не знаете? - уточнил джинн. - Поэтому мы тебя и спрашиваем. - Ну, мне трудно судить, но это довольно похоже на Абокралипсис. - На что ? Джинн пожал плечами. - Боги куда-то подевались. А согласно легенде, это означает, что на нас идут... - Ледяные Великаны, - полным ужаса шепотом закончил Найджел. - Говори громче, - буркнул Креозот. - Ледяные Великаны, - громко и с оттенком раздражения повторил Найджел. - Понимаете, боги держат их в заточении. Возле Пупа. Но когда наступит конец света, Великаны все-таки вырвутся на свободу и оседлают свои ужасные ледники, чтобы вернуть себе прежнее царство и вытоптать очаги цивилизации, оставив мир лежать обнаженным и замерзшим под жуткими холодными звездами. Даже Время покроется льдом. Видимо, происходит нечто в этом духе. - Но при чем здесь Абокралипсис? - с отчаянием возразила Канина. - Сначала к власти должен прийти ужасный правитель, должна разразиться жуткая война, появятся четыре зловещих всадника, а потом Подземельные Измерения прорвут границу нашего мира и... Она замолкла. Ее лицо стало почти таким же белым, как снег. - Вообще-то, оказаться погребенным под тысячефутовым слоем льда тоже не лучшая перспектива. - Джинн наклонился и выхватил из рук Найджела лампу. - Я страшно извиняюсь, но мне пора ликвидировать свое имущество в данной реальности. Увидимся. Как-нибудь. Он исчез по пояс, а затем, едва слышно крикнув напоследок: "Жаль, что так и не пообедали вместе", - растаял совсем. Трое всадников посмотрели сквозь завесу летящего снега в сторону Пупа. - Возможно, это только мое воображение, - сказал Креозот, - но, может, вы тоже слышите что-то вроде скрипа и стонов? - Помолчи, - встревоженно отозвалась Канина. Креозот перегнулся и похлопал ее по руке. - Выше нос, это же не конец света. - Он ненадолго задумался над своими словами и добавил: - Извини. Это просто оборот речи. - Что же нам делать? - взвыла Канина. Найджел выпрямился. - Думаю, - произнес он, - нам следует пойти и все объяснить. Двое его спутников повернулись к нему. На их лицах появилось такое выражение, которое люди обычно приберегают для мессий или полных идиотов. - Да, - чуть с большей уверенностью повторил он. - Мы должны все объяснить. - Ледяным Великанам? - уточнила Канина. - Да. - Прости, я тебя правильно поняла? Ты считаешь, что мы должны пойти, отыскать ужасных Ледяных Великанов и вроде как сообщить им, что здесь, на Диске, живет куча теплокровных людей, которые предпочли бы, чтобы те не носились по миру, давя всех подряд ледяными горами, так что не могут ли Великаны как бы пересмотреть свое решение? Ты считаешь, что именно так нам следует поступить? - Да. Правильно. В точности так. Канина и Креозот обменялись взглядами. Найджел продолжал сидеть, гордо выпрямившись в седле, и на его лице играла слабая улыбка. - Откуда ты взял такую индейку? - поинтересовался сериф. - Индею, - спокойно поправил его Найджел. - Просто я должен совершить мужественный поступок, прежде чем умру. - В этом вся довольно печальная суть дела, - кивнул Креозот. - Сначала ты совершаешь какой-нибудь мужественный поступок, а потом умираешь. - Но что еще мы можем сделать? - спросил Найджел. Креозот с Каниной обдумали его вопрос. - Я не особенно умею объясняться, - вполголоса заметила девушка. - Зато я умею, - твердо сказал Найджел. - Мне все время приходится что-то объяснять. Разрозненные частички того, что некогда было мозгом Ринсвинда, собрались воедино и всплыли сквозь толщу темного подсознания, словно поднимающийся на поверхность труп трехдневной давности. Его сознание коснулось самых свежих воспоминаний, которые сейчас напоминали только что покрывшуюся коркой рану. Какой-то посох... а еще боль, настолько сильная, будто между всеми клеточками его тела вбили по стамеске. Ринсвинд вспомнил, как посох удирал, волоча его за собой. А потом был тот жуткий миг, когда появился Смерть и протянул руку. Но не к нему, а к посоху, который заизвивался, внезапно ожив. - ИПСЛОР КРАСНЫЙ, ТЕПЕРЬ ТЫ МОЙ. А затем... Судя по ощущениям, Ринсвинд лежал на песке. На очень холодном песке. Рискуя увидеть что-нибудь ужасное, волшебник открыл глаза. Первым делом он увидел свою левую руку и, как это ни удивительно, свою ладонь. Она была такой же грязной, как обычно. А он-то уже ожидал увидеть обрубок. Похоже, стояла ночь. Пляж - или нечто вроде - простирался в сторону гряды далеких низких гор, раскинувшихся под усеянным мириадами белых звезд ночным небом. Неподалеку от Ринсвинда на серебристом песке виднелась какая-то грубо проведенная черта. Он приподнял голову и увидел россыпь капель расплавленного металла. Это был октирон, металл настолько магический по своей сути, что ни одна кузница на Диске не могла даже нагреть его. - О, - сказал Ринсвинд, - значит, мы победили. И снова хлопнулся наземь. Через какое-то время его правая рука автоматически потянулась вверх и ощупала макушку. Потом ощупала голову со всех сторон. Затем со все возрастающей настойчивостью зашарила по песку. В конце концов она, должно быть, передала свою озабоченность остальному телу, потому что Ринсвинд подтянулся и сел. - О черт, - пробормотал он. Шляпа, похоже, пропала. Зато он увидел небольшую белую фигурку, неподвижно лежащую рядом с ним, позади которой поднимался... Столб дневного света. Он гудел и покачивался в воздухе - трехмерная дыра, открывающаяся в какой-то иной мир. Время от времени из дыры вылетал шквал снега. В потоке света различались перекошенные очертания непонятных предметов, которые вполне могли быть зданиями или деталями пейзажа, искаженными странной кривизной пространства. Но Ринсвинд не мог разглядеть их как следует из-за окружающих столб высоких, погруженных в мрачную задумчивость фигур. Человеческий мозг - удивительная штука. Он может функционировать на нескольких уровнях одновременно. Пока Ринсвинд распылял силы своего разума на стоны и поиски шляпы, потаенная часть его сознания наблюдала, оценивала, анализировала и сравнивала. Теперь же она подкралась к мозжечку, постучала его по плечу, сунула ему в руку записку и бросилась наутек. В записке было написано примерно следующее: "Надеюсь, у меня все хорошо. Недавнее испытание магией стало последней каплей для измученной ткани реальности. В ней открылась дыра. Я в Подземельных Измерениях. А те твари, что я вижу перед собой, - это... Твари. Было очень приятно со мной познакомиться". Сидящая ближе всех к Ринсвинду Тварь была по меньшей мере двадцати футов ростом и походила на дохлую лошадь, которую выкопали из могилы примерно через три месяца после смерти и ознакомили с рядом новых ощущений. Как минимум одно из этих ощущений было связано с осьминогом. Тварь не замечала Ринсвинда. Она была слишком занята тем, что сосредоточенно смотрела на свет. Ринсвинд подполз к неподвижному телу Койна и тихонько толкнул его локтем. - Ты жив? - спросил он. - Если нет, лучше ничего не говори. Койн перекатился на спину и уставился на волшебника полными недоумения глазами. - Я помню... - через некоторое время попытался вымолвить он. - Не стоит, - перебил его Ринсвинд. Рука мальчика рассеянно пошарила в песке. - Его больше нет, - спокойно сообщил волшебник. Рука прекратила поиски. Ринсвинд помог Койну сесть. Парнишка рассеянно посмотрел на холодный серебристый песок, на небо, на сидящих вдали Тварей, а затем снова перевел взгляд на Ринсвинда. - Я не знаю, что мне делать, - признался он. - Не страшно. Я живу с этим чувством всю жизнь, - утешил Ринсвинд. - Все годы провел как в тумане. - Он замялся. - По-моему, это называется проявлять человечность или нечто в том же духе. - Но я-то всегда знал, что надо делать! Ринсвинд открыл было рот, чтобы сказать, что видел кое-какие из его дел, но передумал и вместо этого подбодрил: - Выше нос. Нужно видеть во всем только хорошее. Ведь могло быть и хуже. Койн еще раз оглянулся и чуть более нормальным голосом поинтересовался: - Хуже? - Гм. - Где мы? - Это что-то вроде другого измерения. Магия прорвалась сюда и, думаю, увлекла нас за собой. - А эти существа? Они посмотрели на Тварей. - Кажется, это Твари, - ответил Ринсвинд. - Пытаются пролезть в дыру. Это нелегко. Разные энергетические уровни. Помню, нам как-то читали по ним лекцию... Койн кивнул и протянул худую, бледную руку к его лбу. - Ты не против..? Его прикосновение заставило Ринсвинда содрогнуться. - Ты о чем? - Чтобы я заглянул к тебе в голову? - Ай-й. "Здесь жуткий бардак. Неудивительно, что ты ничего не можешь найти." - Ой. "Тебе следовало бы устроить генеральную уборку." - Уф. - Ага. Ринсвинд почувствовал, что чужой разум покинул его мозг. Койн нахмурился. - Их нельзя пускать, - объявил он. - Они обладают ужасной силой. Сейчас Твари пытаются расширить дыру, и это им по плечу. Они ждали шанса прорваться в наш мир в течение многих... - он сдвинул брови, - япох? - Эпох, - поправил Ринсвинд. Койн разжал ладонь, которую до сих пор держал крепко стиснутой в кулак, и показал волшебнику небольшую серую жемчужину. - Знаешь, что это? - спросил он. - Нет. И что же это? - Я... не помню. Но мы должны вернуть ее обратно. - Ладно. Воспользуйся чудовством. Разнеси их на куски и пошли домой. - Нет. Они живут за счет магии. Это только усилит их. Я не могу прибегать к волшебству. - Ты уверен? - уточнил Ринсвинд. - Боюсь, в твоей памяти не было ни малейших сомнений по этому поводу. - Тогда что нам делать? - Я не знаю! Ринсвинд обдумал его заявление, а потом с видом человека, пришедшего к окончательному решению, начал стягивать с себя последний носок. - Только кирпичей здесь нет, - заметил он, обращаясь в пространство. - Придется воспользоваться песком. - Ты хочешь расправиться с ними при помощи носка с песком? - Нет. Я собираюсь убежать от них. Носок с песком пойдет в ход, когда они побегут за мной. Люди возвращались в Аль Хали, над которым горой обломков высилась рухнувшая башня. Несколько смельчаков принялись разгребать завалы, исходя из того, что там могли остаться люди, которых можно спасти или ограбить - или и то, и другое вместе. Среди обломков камней и состоялся следующий разговор: - Под этой плитой что-то шевелится! - Под этой? Клянусь двумя бородами Имтала, ты ошибаешься. Она, должно быть, весит целую тонну. - Братья, сюда! Потом следуют звуки, сопровождающие подъем чего-то очень тяжелого, а затем: - Это ящик! - Как ты думаешь, в нем могут храниться сокровища? - Клянусь Семью Лунами Назрима, у него отрастают ноги! - Не Семью, а Пятью... - Куда это он? Куда это он пошел? - Неважно. Ты от темы не отходи. Давай-ка разберемся. Согласно легенде, Лун было Пять... В Клатче к мифологии относятся серьезно. Это только в реальную жизнь они не верят. Трое всадников, спускающихся сквозь тяжелые снеговые тучи к пупземельному краю равнины Сто, почувствовали, что вокруг них что-то изменилось. В воздухе появился какой-то резкий запах. - Вы ничего не чувствуете? - спросил Найджел. - Я помню этот запах с детства - лежишь в постели в первое утро зимы и вроде как ощущаешь в воздухе его вкус и... Облака под ними расступились, и они увидели стада, принадлежащие Ледяным Великанам и заполняющие высокогорную равнину от края до края. Льды простирались на мили во всех направлениях, и воздух насквозь пропитался издаваемым ими грохотом. Первыми двигались ледники-самцы, оглашая окрестности могучим скрежещущим ревом. Их неумолимо стремящиеся вперед тела поднимали огромные фонтаны земли. За ними следовали самки и малыши, которые легко скользили по равнине, уже вспаханной вожаками до самого скального основания. Они так же походили на привычные - и, как считал мир, знакомые - ледники, как дремлющий в тени лев походит на триста фунтов действующих со зловещей согласованностью мускулов, прыгающих на вас с разинутой пастью. - И... и... когда подходишь к окну... Губы Найджела, не получающие сигналов от мозга, перестали шевелиться. Равнина была забита движущимися, толкающимися глыбами льда, которые с ревом неслись вперед, поднимая облака липкого пара. Под промчавшимися вожаками дрожала земля, и наблюдающим сверху всадникам стало ясно, что тому, кто собирается остановить эту лавину, понадобится нечто большее, чем лопата и пара фунтов каменной соли. - Ну, давай, - сказала Канина. - Объясняй. Только кричи погромче. Найджел встревоженно посмотрел на поток ледников. - По-моему, я вижу какие-то фигуры, - услужливо вставил Креозот. - Смотри, на тех... существах, что возглавляют стадо. Найджел вгляделся в падающий снег. Действительно, на спинах ледников виднелись какие-то фигуры. Они были человекоподобными или человекообразными - по крайней мере, человековидными. И вроде бы не особенно большими. Такое впечатление создавалось потому, что сами ледники были огромными, а Найджел не был особенно силен в оценке перспективы. Когда лошади опустились и подлетели к вожаку стада - громадному самцу, покрытому глубокими расселинами и шрамами от морен, - стало очевидно, что одна из причин, по которой Ледяных Великанов называли Ледяными Великанами, состоит в том, что они - ну, в общем, великаны. Вторая причина заключалась в том, что они были сделаны изо льда. На гребне вожака сидела, согнувшись, фигура размером с большой дом и подгоняла ледник при помощи длинного шеста с шипом на конце. Она была изрезана выступами и разбрасывала во все стороны зеленосиние отблески. Ее белоснежные локоны охватывала тонкая серебристая лента, а глаза были крошечными, черными и глубоко посаженными, словно небольшие кусочки угля {И это единственное, чем Ледяные Великаны походят на идолов, которых дети, повинуясь древним и неосознанным воспоминаниям, лепят в снежную погоду. И вряд ли к утру этот Ледяной Великан превратится в маленькую горку грязного снега с торчащей из нее морковкой.}. Впереди раздался оглушительный треск - это несущиеся во главе стада ледники врезались в лес. В небо в панике взвились птицы. Найджела, галопом скачущего по воздуху рядом с Ледяным Великаном, окутало облако из снега и щепок. - Гм, извините... - прокашлявшись, вступил в разговор юноша. Перед клубящимся облаком, в котором смешались земля, снег и обломки деревьев, мчалось охваченное слепым ужасом стадо карибу. Их задние копыта мелькали всего в нескольких футах от клокочущей массы. Найджел предпринял еще одну попытку. - Послушайте! - крикнул он. Голова великана повернулась в его сторону. - Што тебье надо? - спросил он. - Уходи протч, теплая тфарь. - Простите, но это действительно необходимо? Великан посмотрел на него с ледяным изумлением, медленно оглянулся и обозрел свое стадо, простирающееся, похоже, до самого Пупа. Потом он снова перевел взгляд на Найджела. - Та. Йа так думайт. А инатше затшем бы мы это делайт? - Но видите ли, здесь живет множество людей, которые предпочли бы, чтобы вы этого не делали, - с отчаянием в голосе продолжал Найджел. Перед ледником возникла остроконечная скала, возникла и исчезла. - А еще дети и маленькие пушистые животные, - добавил Найджел. - Они будут пострадайт за дьело прогресса. Наступить времья нам возвращайт себье этот мир, - прогрохотал великан. - Мир, заполньенный льдом. Согласно неизбьежности истории и триумфу тьермодинамики. - Да, но вам необязательно это делать, - указал Найджел. - Мы хотеть это делайт, - возразил великан. - Боги истшезайт, мы сбрасывайт оковы вышедший из мода суеверий. - Заморозить весь мир - вряд ли это прогресс, - заметил Найджел. - Нам это нравиться. - Да-да, - согласился Найджел маниакально ровным голосом человека, который старается рассмотреть вопрос со всех сторон и уверен, что любую проблему можно решить, если люди доброй воли соберутся за одним столом и обсудят все, как разумные человеческие существа. - Но правильно ли вы выбрали время? Готов ли мир к триумфу льда? - Шорт побьери, ему лутше быть готоф, - сказал великан и хлестнул Найджела шестом, которым погонял ледник. Шест, не задев лошадь, ударил всадника прямо в грудь и, выбив из седла, швырнул на ледяную глыбу. Найджел распластался на ее холодном боку, съехал вниз, был ненадолго подхвачен волной взбаламученной земли и обломков горных пород и наконец скатился в раскисшую от тающего льда грязь между несущимися вперед ледяными стенами. Кое-как поднявшись на ноги, он вперил безнадежный взгляд в холодный туман. Прямо на него летел еще один ледник. И Канина. Ее скакун вынырнул из тумана, и она, нагнувшись, схватила Найджела за его кожано-варварское обмундирование и закинула на лошадь перед собой. - Хладнокровная сволочь, - прохрипел он, когда они снова поднялись в воздух. - А мне было показалось, что я все-таки смогу чегото добиться. С некоторыми людьми просто невозможно разговаривать. Стадо перевалило через очередной холм - срыв его на добрую половину, - и перед ним открылась усеянная городами, беззащитная равнина Сто. Ринсвинд бочком подкрался к ближайшей Твари. Одной рукой он держал за руку Койна, а другой раскачивал набитый песком носок. - Значит, обходимся без магии? - уточнил он. - Да, - подтвердил мальчик. - Что бы ни случилось, ты к магии не прибегаешь. - Вот именно. Только не здесь. Кроме того, они здесь не особенно могущественны. Однако стоит им прорваться в наш мир... Он замолк. - Довольно неприятно, - кивнул Ринсвинд. - Ужасно, - отозвался Койн. Ринсвинд вздохнул. Жаль, что с ним нет его верной шляпы. Что ж, придется обойтись без нее. - Ну ладно, - сказал он. - Когда я закричу, ты беги к свету, понял? Не оглядывайся и ничего не предпринимай. Что бы ни случилось. - Что бы ни случилось? - неуверенно переспросил Койн. - Точно. - Волшебник мужественно выдавил из себя слабую улыбку. - И что бы ты ни услышал. Увидев, что рот Койна округлился от ужаса, Ринсвинд почувствовал смутное облегчение. - А потом, - продолжил он, - когда ты вернешься на ту сторону... - Да, что мне там делать? - Не знаю, - поколебавшись, признался Ринсвинд. - Все, что сможешь. Прибегай к какой угодно магии. Только останови их. И... гм... - Да? Ринсвинд взглянул на Тварь, которая по-прежнему неотрывно смотрела на свет. - Если это... ну... если что-нибудь получится, понимаешь, и все в конце концов будет хорошо, я хотел бы, чтобы ты вроде как рассказал людям, что я как бы здесь остался. Может, они смогут вроде бы отметить это где-нибудь. Конечно, на памятник я не напрашиваюсь, но... По-моему, тебе нужно высморкаться. Койн высморкался в подол своего балахона и торжественно пожал Ринсвинду руку. - Если ты когда-либо... - заговорил он, - в смысле, ты первый... это было замечательно... видишь ли, я никогда по-настоящему... - Его голос затих. - Я просто хотел, чтобы ты это знал, - наконец завершил он. - Я должен был еще что-то тебе сказать. - Ринсвинд выпустил его руку, какое-то время озадаченно молчал, но потом всетаки вспомнил. - Ах да. Тебе необходимо помнить, кто ты есть на самом деле. Это очень важно. Нельзя позволять другим людям или вещам решать за тебя, понимаешь. Они вечно что-то напутают. - Я постараюсь не забыть твои слова, - пообещал Койн. - Это очень важно, - повторил Ринсвинд себе под нос. - А теперь, думаю, тебе лучше бежать. Он подкрался к Твари поближе. Данную особь отличали цыплячьи ноги, но большая часть ее туловища была - к счастью - спрятана под чем-то похожим на сложенные крылья. Он подумал, что пришло время произнести несколько последних слов. То, что он сейчас скажет, скорее всего, будет очень важно. Эти слова люди будут вспоминать, передавать друг другу, а может, даже высекут на гранитных плитах. Так что в них не должно быть слишком много вычурных букв. - Как бы мне хотелось оказаться сейчас подальше отсюда... - пробормотал он, взвесил носок в руке, пару раз крутанул его и врезал Твари по тому, что заменяло ей коленную чашечку. Тварь пронзительно взвизгнула и лихорадочно завертелась, с треском раскрывая крылья. Ее голова, похожая на голову стервятника, сделал неуверенный выпад в сторону Ринсвинда и схлопотала еще один удар взлетающим вверх носком. Волшебник, увидев, что Тварь, зашатавшись, отступила, загнанно оглянулся по сторонам и заметил, что Койн все еще стоит там, где он его оставил. К ужасу волшебника, мальчик шагнул вперед, инстинктивно поднимая руки, чтобы пустить в ход магию, которая здесь погубит их обоих. - Беги, болван! - крикнул Ринсвинд. Тварь начала собираться с силами для контратаки. Неизвестно откуда к Ринсвинду пришли нужные слова: - Сам знаешь, что случается с мальчишками, которые плохо себя ведут! Койн побледнел, повернулся и побежал к столбу света. Он двигался как будто сквозь патоку, сражаясь со все усиливающейся энтропией. Искаженный образ вывернутого наизнанку мира висел, неуверенно переливаясь, в нескольких футах, затем в нескольких дюймах от него... Вокруг его ноги обвилось щупальце, и он рухнул на землю. В падении Койн выбросил руки перед собой, и одна из них коснулась снега. За нее тут же ухватилось нечто, напоминающее на ощупь теплую, мягкую кожаную перчатку. Стиснув шие руку мальчика пальцы были крепче закаленной стали. Они дернули его вперед, но за ним также потащилось то, что держало его за щиколотку. Вокруг замерцали, сменяя друг друга, свет и зернистая темнота. Вдруг Койн почувствовал под собой покрытую льдом мостовую. Библиотекарь выпустил его руку и нагнулся, сжимая в кулаке кусок тяжелой деревянной балки. Затем на мгновение он выпрямился во весь рост; плечо, локоть и запястье его правой руки распрямились поэмой практике применения рычага, и он неотвратимым, как заря разума, движением с силой опустил свою дубину. Что-то хрустнуло, послышался оскорбленный визг, и обжигающее кольцо, сдавливающее ногу Койна, разжалось. Темная колонна заколыхалась. Из нее донеслись искаженные расстоянием вопли и глухие удары. Койн кое-как поднялся на ноги и бросился было бежать обратно в темноту, но библиотекарь решительно преградил ему дорогу. - Мы не можем бросить его там! Орангутан пожал плечами. Из тьмы снова послышался треск, после которого на целое мгновение воцарилась почти абсолютная тишина. Почти. Им обоим показалось, что они услышали далекий, но очень отчетливый топот бегущих ног, который постепенно затихал вдали. У этого топота обнаружилось эхо во внешнем мире. Орангутан оглянулся и торопливо толкнул Койна в сторону, увидев, как что-то приземистое и сильно помятое несется на сотнях ножек по пораженному ужасом двору и, не замедляя шага, бросается в исчезающую темноту, которая мигнула в последний раз и пропала. Над тем местом, где только что зияла щель, пронесся внезапный шквал снега. Койн вырвался из рук библиотекаря и подбежал к черному кругу, который почти занесло белым снегом. Из-под его ног поднялось в воздух небольшое облачко мелкого песка. - Он не успел! - крикнул мальчик. - У-ук, - философски отозвался библиотекарь. - Я думал, он успеет. Ну, знаешь, в самую последнюю секунду. - У-ук? Койн присмотрелся к мостовой, как будто простым усилием воли мог изменить то, что видят его глаза. - Он погиб? - У-ук, - ответил библиотекарь, одним коротким словом умудряясь дать понять, что Ринсвинд находится там, где существование даже таких вещей, как пространство и время, ставится под вопрос; а поэтому, вероятно, нет особого смысла размышлять о том, в каком именно состоянии пребывает Ринсвинд в данный момент времени, если он вообще живет в каком-то моменте времени; это значит, что, в общем и целом, он может появиться здесь завтра или, собственно говоря, вчера; одним словом, если у Ринсвинда есть хотя бы один шанс остаться в живых, то он незамедлительно им воспользуется. - О-о, - протянул Койн. Библиотекарь, шаркая ногами по земле, развернулся и направился к Башне Искусства. Койн, который провожал его взглядом, почувствовал, как его захлестывает жуткое одиночество. - Эй! - крикнул он. - У-ук? - И что мне теперь делать? - У-ук? Койн неопределенно махнул в сторону царящего во дворе запустения. - Может, помочь чем-нибудь? - Его голос балансировал на грани ужаса. - Как ты думаешь, это хорошая мысль? В смысле, я могу помочь людям. Вот ты, например, -ты ведь хотел бы снова стать человеком? Уголки губ библиотекаря, растягивавшихся в неизменной улыбке, приподнялись чуть выше - обнажая острые зубы. - Ладно, ладно, допустим, ты этого не хочешь, - торопливо сказал Койн, - но есть же что-то еще, что я могу сделать... Библиотекарь какое-то время смотрел на него, а потом перевел взгляд на его руку. Койн виновато вздрогнул и разжал пальцы. Орангутан ловко подхватил маленький серебристый шарик, прежде чем тот ударился о землю. Он поднес жемчужину к глазу, обнюхал, осторожно потряс и прислушался к исходящим из нее звукам. После чего размахнулся и изо всех сил швырнул ее в воздух. - Что... - начал было Койн, но растянулся во весь рост на снегу, а толкнувший его библиотекарь накрыл мальчика своим телом. Шарик перевалил через вершину дуги и начал падать вниз; идеально ровная траектория его полета внезапно оборвалась, встретившись с землей. Раздался звук, будто лопнула струна арфы; за ним последовали быстро оборвавшийся неразборчивый гомон, порыв горячего ветра - и боги Диска оказались на свободе. Они были очень сердиты. - И мы ничего не можем сделать? - спросил Креозот. - Ничего, - подтвердила Канина. - Значит, лед победит? - продолжал Креозот. - Да, - сказала Канина. - Нет, - сказал Найджел. Он дрожал от ярости, а может, от холода, и был почти таким же белым, как проносящиеся внизу ледники. Канина вздохнула. - Ну и как, по-твоему... - начала она. - Опусти меня на землю где-нибудь в нескольких минутах хода ледников, - распорядился Найджел. - Я действительно не понимаю, чем это поможет. - Я не спрашиваю твое мнение, - спокойно проговорил Найджел. - Просто сделай это. Опусти меня на землю чуть впереди них, чтобы у меня осталось время подготовиться. - К чему? Найджел не ответил. - Я тебя спрашиваю, - повторила Канина, - к чему ты хочешь... - Заткнись! - Не понимаю... - Послушай, - сказал Найджел с терпением, от которого рукой подать до убийства с помощью топора. - Весь мир будет покрыт льдом. И все умрут. За исключением нас. Полагаю, мы проживем немного дольше, пока этим лошадям не понадобится... не понадобится овес или не приспичит в туалет. В общем, нам от этого будет не легче, разве что Креозоту достанет времени, чтобы написать сонет о том, какой холод наступил внезапно и что вся человеческая цивилизация вот-вот будет стерта с лица Диска, а в этих обстоятельствах мне бы очень хотелось, чтобы вы знали - я не потерплю никаких возражений, понятно? Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Его тело дрожало, словно натянутая струна. Канина пребывала в нерешительности. Ее рот несколько раз открылся и закрылся, как будто ей хотелось возразить. Но она передумала. Они отыскали небольшую полянку в сосновом бору, расположенном в паре миль от надвигающегося стада - хотя и сюда доносились звуки, сопровождающие его продвижение, над деревьями виднелась полоса неба, затянутого паром, и земля дрожала, точно кожа на барабане. Найджел вышел на середину поляны и сделал несколько пробных выпадов мечом. Его спутники задумчиво наблюдали за ним. - Если ты не против, - шепнул Креозот Канине, - я смоюсь. В минуты, подобные этим, трезвость теряет свою привлекательность, и я уверен, что конец света будет выглядеть гораздо лучше, если смотреть на него сквозь дно стакана. Если ты не возражаешь, конечно. Веришь ли ты в рай, о персиковощекий цветок? - На самом деле, нет. - О-о, - отозвался Креозот. - Что ж, в таком случае, мы, наверное, больше не увидимся. - Он вздохнул. - А жаль. И все из-за какой-то там индеи. Но если благодаря немыслимому шансу... - До свиданья, - отрезала Канина. Креозот с несчастным видом кивнул, развернул лошадь и исчез над верхушками деревьев. Ветки сосен, окружающих поляну, тряслись, стряхивая с себя снег. Грохот приближающихся ледников заполнял воздух. Канина постучала Найджела по плечу. Тот вздрогнул и уронил меч. - Что ты тут делаешь? - рявкнул он, лихорадочно шаря в снегу. - Послушай, я не собираюсь вмешиваться не в свое дело, - кротко проговорила Канина, - но что конкретно у тебя на уме? Она видела сквозь деревья несущийся в их сторону вал взвихренных ледниками снега и земли, а одуряющий рев вожаков перекрывался теперь ритмичным треском ломающихся стволов. Над краем леса, так высоко, что поначалу глаз ошибочно принимал их за небо, неумолимо двигались вперед голубовато-зеленые корабли-ледники. - Ничего, - ответил Найджел, - абсолютно ничего. Мы просто должны оказать им сопротивление, вот и все. Вот зачем мы здесь. - Но это ничего не изменит, - возразила она. - Для меня изменит. Если мы все равно умрем, я лучше умру так. Как герой. - Разве это геройство - умереть подобным образом? - Я считаю, что да, - заявил Найджел. - А когда речь заходит о смерти, есть только одно мнение, с которым человек обычно считается. - О-о. Два выскочивших на полянку оленя, охваченные слепой паникой, даже не заметили людей, а пулей понеслись дальше. - Ты вовсе не обязана оставаться, - заметил Найджел. - Меня-то, видишь ли, удерживает индея. Канина посмотрела на тыльную сторону ладоней. - По-моему, мне тоже следует остаться. Знаешь, - добавила она чуть спустя, - я думала, что, может быть, если бы мы получше узнали друг друга... - Господин и госпожа Голозады, ты это имела в виду? - без обиняков уточнил он. Ее глаза расширились: - Ну... - И кем из них ты собиралась быть? - осведомился он. На поляну на гребне поднятой им волны с треском влетел первый ледник. Его вершина терялась в облаке снегов. В то же самое время со стороны Края подул горячий ветер, пригнувший к земле деревья с противоположной стороны поляны. В нем слышались голоса - раздраженные, бранчливые, - и он ворвался в облака, словно горячий утюг в воду. Найджел с Каниной бросились наземь, в снег, который уже превратился в теплую грязь. Над головами у них прогремел раскат грома, в котором звучали крики и что-то, что сначала показалось им воплями, хотя потом, поразмыслив, они пришли к выводу, что это больше походило на ожесточенный спор. Грохот продолжался долгое время, а потом постепенно затих, удаляясь в сторону Пупа. Полы куртки Найджела пропитались теплой водой. Он осторожно приподнялся и подтолкнул локтем Канину. Вместе они вскарабкались по раскисшему снегу на вершину холма, пробрались через завалы из размозженных бревен и расколотых валунов и уставились на разыгрывавшуюся внизу сцену. Ледники отступали, накрытые облаком, в котором сверкали молнии. Пейзаж теперь представлял собой сеть озер и прудов. - Это мы их так? - спросила Канина. - Было бы очень приятно на это надеяться, - отозвался Найджел. - Да, но ведь это мы... - Скорее всего, нет. Хотя кто знает? Давай-ка отыщем лошадь, - предложил он. - Апогей, - изрек Война. - Очень похоже. Я почти уверен. Некоторое время назад они, пошатываясь, вывалились из таверны и теперь сидели на лавочке, греясь в лучах полуденного солнца. Война даже поддался на уговоры и снял часть доспехов. - Не знаю, - покачал головой Голод. - Не уверен. Чума закрыл покрытые коркой глаза и прислонился спиной к теплым камням. "По-моему, - проговорил он, - речь шла о конце света." Война задумчиво почесал подбородок и икнул. - Что, всего света? - переспросил он. "Наверное." Война еще немного подумал. - Тогда мы, кажется, счастливо отделались, - буркнул он. Люди возвращались в Анк-Морпорк, который отказался от облика города пустого мрамора и вновь стал самим собой - расползшимся столь же беспорядочно и красочно, как дуга блевотины перед работающей всю ночь забегаловкой Истории. А Университет отстроили заново - или он сам себя отстроил. Или каким-то таинственным образом никогда и не был разрушен. Каждый побег плюща, каждый прогнивший оконный переплет встали на свои места. Чудесник предложил сотворить все по-новому - чтобы деревянные детали сверкали, на камнях не было ни пятнышка, - но библиотекарь на сей счет был непоколебим. Он хотел, чтобы все было как старенькое. С рассветом начали потихоньку возвращаться волшебники. Они торопливо пробирались в свои прежние комнаты, избегая встречаться друг с другом глазами и пытаясь припомнить недавнее прошлое, которое уже становилось нереальным и начинало походить на сон. Канина с Найджелом прибыли к завтраку и по доброте душевной подыскали для лошади Войны хорошую платную конюшню {Эта лошадь мудро решила никогда больше не летать, за ней так никто и не пришел, а поэтому она прожила остаток своих дней, таская карету одной пожилой дамы. Что предпринял в связи с этим Война, осталось неизвестным, но можно почти не сомневаться, что он отыскал себе новую лошадь.}. Никто иной, как Канина, настояла на том, чтобы поискать Ринсвинда в Университете. Таким образом, она первой увидела книги. Они вылетали из Башни Искусства, кружили над зданиями Университета, а затем устремлялись в дверь перевоплощенной библиотеки. Некоторые из наиболее дерзких гримуаров гонялись за ласточками или зависали над двором, точно ястребы. Библиотекарь стоял, прислонившись к косяку, и благосклонно наблюдал за своими питомцами. При виде Канины он подвигал бровями, что для него являлось самым близким эквивалентом общепринятого приветствия. - А где Ринсвинд? - спросила Канина. - У-ук. - Извини? Орангутан, не отвечая, взял ее и Найджела за руки и, переваливаясь между ними, как мешок между двумя шестами, повел их через вымощенный брусчаткой двор к башне. Внутри горело несколько свечей, и Найджел с Каниной увидели сидящего на табуретке Койна. Библиотекарь с поклоном препроводил их к нему, точно старый слуга в самой древней из существующих семей, и удалился. Койн, кивнув им, заметил: - Он видит, когда люди его не понимают. Он замечательный, правда? - А ты кто такой? - поинтересовалась Канина. - Койн, - представился Койн. - Ты студент Университета? - Думаю, мне еще многому предстоит научиться. Найджел бродил вдоль стен, время от времени тыкая их пальцем. Должна же существовать веская причина, объясняющая, почему они не падают! Впрочем, если таковая причина и существовала, то лежала она явно не в области строительного искусства. - Вы ищете Ринсвинда? - спросил Койн. Канина нахмурилась: - Как ты догадался? - Он предупреждал, что его будут искать. Канина расслабилась. - Извини, - промолвила она, - нам пришлось немало пережить. Я решила, что ты прибег к какой-то магии. Надеюсь, с ним все в порядке? Что происходит? Он сразился с чудесником? - О да. И победил. Это было очень... интересно. Я все видел. Но потом ему пришлось уйти, - сообщил Койн, словно отвечая урок. - Я в это не верю, - прорычала Канина, чуть присев и вроде бы готовясь к прыжку. Костяшки ее пальцев побелели. - Это правда, - возразил Койн. - Все, что я говорю, - правда. Так и было. - Я хочу... - начала Канина, но Койн поднялся на ноги и, вытянув руку, приказал: - Стой. Она застыла. Найджел тоже замер, так и не успев нахмуриться. - Вы уйдете, - произнес Койн приятным, ровным голосом, - и больше не будете задавать вопросов. Вы будете полностью удовлетворены. Вы получили все ответы. Вы будете жить счастливо до конца своих дней. И забудете о том, что слышали эти слова. А теперь идите. Они медленно повернулись и деревянной, как у марионеток, походкой зашагали к выходу. Библиотекарь открыл им дверь, выпустил их и закрыл дверь за их спинами. Потом он уставился на Койна, который, обмякнув, опустился на табурет. - Ладно, ладно, - проговорил мальчик, - я всего лишь пустил в ход немного магии. Не было выхода. Ты сам сказал, что люди должны все забыть. - У-ук? - Я ничего не могу поделать! Это так легко - что-то изменить! - Он схватился за голову. - Мне достаточно только подумать! Я не могу здесь оставаться, все, к чему я прикасаюсь, идет наперекосяк, это все равно что пытаться спать на куче яиц! Этот мир слишком хрупок! Пожалуйста, посоветуй, что мне делать! Библиотекарь несколько раз повернулся на ягодицах - верный признак глубокого раздумья. Что именно он сказал, осталось неизвестным, но Койн улыбнулся, кивнул, пожал ему руку, а затем поднял руки ладонями вверх, описал вокруг себя круг и ступил в другой мир. В этом мире были озеро, далекие горы и несколько фазанов, которые с подозрением следили за Койном из-под деревьев. Это была магия, которую в конце концов узнают все чудесники. Они не могут стать частью мира. Они просто надевают миры - на какое-то время. Дойдя до середины лужайки, Койн обернулся и помахал библиотекарю. Тот ответил ему подбадривающим кивком. Воздушный пузырь схлопнулся, и последний чудесник перешел из этого мира в собственный. Хотя это и не имеет особого отношения к нашей истории, вам будет интересно узнать, что примерно в пяти сотнях миль от Университета небольшая стайка - или, в данном случае, скорее стадо - птиц осторожно пробиралась между деревьями. Головы у них были как у фламинго, туловища - как у гусей, а ноги - как у борцов сумо. Они шагали дергающейся, приседающей походкой, точно их головы были привязаны к ногам резинкой, и принадлежали к виду, уникальному даже среди фауны Диска. Эта уникальность заключалась в том, что главным средством их защиты была способность вызывать у хищника такой смех, что, пока он приходил в себя, птицы убегали. Ринсвинд почувствовал бы смутное удовлетворение, узнав, что это и есть индеи. Дела в "Залатанном Барабане" шли вяло. Прикованный к косяку тролль сидел в тенечке и выковыривал кого-то из зубов. Креозот тихонько напевал себе под нос. Он открыл для себя пиво, и ему не приходилось за него платить, поскольку расточаемые им комплименты - монета, редко употребляемая анкскими кавалерами, - оказывали потрясающее действие на дочь трактирщика. Это была крупная девушка, которая цветом кожи - и, если уж говорить прямо, фигурой тоже - напоминала невыпеченный хлеб. Она была заинтригована. Никто раньше не называл ее груди усыпанными самоцветами дынями. - Абсолютно, - проговорил сериф, мирно соскальзывая с лавки, - никакого сомнения. "Либо такие большие, желтые, либо маленькие зеленые с толстыми пупырчатыми прожилками", - добродетельно добавил он про себя. - А что насчет моих волос? - подбадривающе спросила она, втаскивая Креозота обратно за стол и заново наполняя его кружку. - О-о, - наморщил лоб сериф. - Точно коза стад, что пасутся на горах склона Как-его-там, можешь не сомневаться. А что касается твоих ушей, - быстро продолжил он, - то ни одна розовая раковина из тех, что украшают собой покрытый поцелуями моря песок... - Но чем же они так похожи на стадо коз? - поинтересовалась она. Сериф замялся. Он всегда считал это сравнением одним из лучших. А теперь оно впервые столкнулось лоб в лоб со знаменитым анкморпоркским буквальным пониманием сказанного. Как ни странно, он почувствовал, что это произвело на него некоторое впечатление. - В смысле, по размеру, облику или запаху? - не унималась девушка. - Думаю, - ответил сериф, - я, возможно, хотел сказать: "в точности не как казо стод"... - А? - девушка придвинула кувшин к себе. - И мне кажется, что, скорее всего, я не отказ'лся бы ище от одного стаканчика, - неразборчиво проговорил он. - А потом... потом... - Он искоса посмотрел на девушку и решился: - Ты хорошая рассказчица? - Что? Он облизнул внезапно пересохшие губы и прохрипел: - Ну, много сказок ты знаешь? - О да. Кучу. - Кучу? - прошептал Креозот. Большинство его наложниц знали только одну или две. - Сотни. А что, хочешь послушать какую-нибудь сказку? - Прямо сейчас? - Ну да. Посетителей сегодня немного. "Наверное, я умер, - подумал Креозот. - Вот он, рай." Он взял ее за руку. - Знаешь, - поделился он, - я уже лет сто не слышал хорошей сказки. Но мне бы не хотелось, чтобы ты делала что-то, что тебе не по душе. Она похлопала его по руке. "Какой приятный старичок, - подумала она. - В особенности, если сравнивать с теми, что сюда частенько заходят." - Есть одна сказка, которую рассказывала мне еще моя бабушка. Я знаю ее задом наперед, - сообщила девушка. Креозот отхлебнул пива и, ощущая приятное тепло, посмотрел на стену. "Сотни, - думал он. - И некоторые она знает задом наперед." Девушка откашлялась и напевным голосом, от которого сердце Креозота забилось как бешеное, начала: - Жил-был человек, и было у него восемь сыновей... Патриций сидел у окна и что-то писал. События последней пары недель были словно окутаны ватой, и это ему не очень-то нравилось. Некоторое время назад слуга зажег лампу, чтобы разогнать сумерки, и теперь вокруг нее кружило несколько ранних мошек. Патриций внимательно наблюдал за ними. По какой-то непонятной причине ему становилось не по себе в присутствии стекла, но сейчас не это беспокоило его больше всего. А беспокоило его неудержимое стремление слизнуть мошек языком. Вафлз, задрав лапы, лежал у ног своего хозяина и лаял во сне. По всему городу зажигались огни, но горгулий-водометов, помогающих друг другу в долгом подъеме на крышу, еще освещали последние лучи заката. Библиотекарь следил за ними из открытой двери, философски почесываясь. Потом он повернулся и закрыл дверь, оставляя ночь снаружи. В библиотеке было тепло. В библиотеке всегда было тепло, поскольку рассеянная магия не только наполняла воздух сиянием, но и слегка подогревала его. Библиотекарь одобрительно посмотрел на своих питомцев, сделал последний обход дремлющих полок, затащил одеяло под стол, съел вечерний банан и заснул. Постепенно библиотекой завладела тишина. Тишина обвилась вокруг остатков шляпы, сильно помятой, потрепанной и обгоревшей по краям. Шляпы, которая с торжественностью была помещена на особое место в стенной нише. Как бы далеко ни зашел волшебник, за своей шляпой он обязательно вернется. Тишина заполняла Университет, как воздух заполняет дыру. Ночь расплывалась по Диску, словно сливовый джем или, может, черничное варенье. Но завтра будет утро. Утро всегда наступает.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Посох и Шляпа
FantasyИ придет восьмой сын восьмого сына, и покачнется Плоский мир, и поскачут по земле четыре всадника (увы, без лошадей, ибо их увел какой-то ворюга) Абокралипсиса. А крайний, как всегда, Ринсвинд, самый неумелый волшебник на Диске.
