Girl /hs//РЕДАКЦИЯ

Шесть

автор
Темно. Три часа ночи. Глупая девчонка шагает к дому. Её тёмные волосы весело развиваются на ветру. А высокие каблуки громко ударяются об асфальт. Она совершенно пьяна. Она не понимает, что делает, когда заходит в свой дом. Её руки тянутся к лекарству от бессонницы. Она высыпает горсть розовых таблеток в оболочке себе на ладонь. Закидывает в рот. Не запивает. Она больше никогда не запивает. Ложиться на мягкую постель. И засыпает. От топота её ног проснулась мать. Женщина сорока лет заходит в спальню дочери. И видит пустую банку снотворного в её руке. Она знает, что это значит. Она знает свою дочь. Скорая уже в пути. Сегодня её спасут. Но кто знает, проснётся ли она в следующий раз?
Н
Я считал дни до вторника, и вот наконец оставался лишь один день. Макспроуд не посещала занятия последние три дня, но я знал, что это было законно, и её родители были осведомлены о пропусках дочери. Мне было известно только то, что она была освобождена от занятий по состоянию здоровья. Остальное меня не интересовало. И вот сегодня она наконец снова зашла в мой кабинет.Её сарафан снова был идеально выглажен, а волосы заплетены в тугую косу. Только сегодня она выглядела хуже, чем в обычные дни. Синяки под глазами были чётче и ярче, а кожа была безумно бледной. После уроков я снова сказал ей подойти, но в этот раз я не особо доставал её, а лишь уточнил все тонкости по поводу наших дополнительных занятий, которые, кстати говоря, начнутся уже завтра. На самом деле я был рад, что она едет на олимпиаду, потому что она наверное единственная, кто реально достоин этого. И я не знаю может у меня хорошее настроение, а может я действительно стал относиться к ней лучше. Не знаю. Но завтрашнего вечера я ждал с нетерпением, что было не свойственно мне. Основную часть времени я всегда был спокоен. Не испытывал какой-то переизбыток эмоций. И это устраивало меня. Я наверное со стороны всегда казался холодным и чёрствым. Но самому мне так не казалось. Просто я действительно был жёстким в отношении преподавания. Да и в жизни я был всегда очень закрытым. Даже со своей матерью я всегда общался на "вы". И это не считалось странным в нашей семье. Я не виноват, что меня воспитали иначе. В семье аристократов сложно вырасти кем-то весёлым и раскрепощённым. После смерти отца я и вовсе перестал испытывать хоть что-то кроме угнетения. Я даже не чувствовал грусти. Мне не было его жаль. Меня просто угнетал тот факт, что его больше нет. Но я не сильно привязан к своим корням, да и вообще к своей семье. Я в последний раз видел свою старшую сестру около пяти лет назад. А мать и все десять лет в глаза не видал. Но в нашей семье это считалось нормальным. Мы не показывали чувств, точнее у нас их просто не было. Это казалось странным, но это было так. Нас учили подавлять большинство эмоций. Я практически уверен, что родители даже не любили друг друга. Но ладно. Я не должен много думать об этом. Не должен.