Кысь

Фита

– Папа жалуются, что ты от него отсаживаешься, за столом-то. Обижаешь папу-то...

– Пахнет от него, вот и отсаживаюсь.

– Пахнет! Ишь! Чем же это тебе пахнет!

– Покойником пахнет.

– Но дак а чем же. Не тульпаном же ему пахнуть?

– А мне противно.

– Но дак и что? Это по работе!

– А я не хочу. Пусть не пахнет.

– Скажите, какой нежный.

Бенедикт отвечал рассеянно, привычно, не подымая глаз, – он сидел за просторным столом, в светлой палате Красного Терема. На потолке, – помнил и не глядя, – роспись кудрявая, цветы да листья. Которые ржавью наведены, – те вроде коричневые, которые тертыми ракушками, – зелененькие, ну а синим камнем если, – так те аж синие. Лепота! Свет широко входит в зарешеченные окна, на дворе лето, травы да цветы, и на потолке всегда лето. Бенедикт ел сладкие жамки и читал журнал «Коневодство». Спокойно читал, с удовольствием: журналов этих цельный коридор, на весь век хватит. Вот почитает из журнала, а потом «Одиссею» немножко, потом Ямамото какое, или «Переписку из двух углов», или стихи, или «Уход за кожаной обувью», а то Сартра, – чего захочет, то и почитает, все тут, все при нем. На веки веков, аминь.

Делами государственными заниматься совершенно не хотелось: скукотища. Дали голубчикам свободы, дали им Указы, – чего еще народу нужно? Даже Инструкции дали, уж чего больше? Работай не хочу.

Оборону укрепить, – укрепили: заборы, частоколы, тыны, – все как могли подправили, залатали, дырья позатыкали тряпками, ветошью, у кого что. Враг не пройдет, разве что через Екиманское болото, дак на то оно и болото, чтоб не пройти. Кто ж в своем уме через болото сунется?

Кохинорскую слободу сначала думали от города особым забором отгородить, чтоб они к нам не совались, но потом еще раз подумали и постановили: не-а, ни пяди земли не отдадим.

Неделю заседали, решали вопрос: ежели вступим в вооруженный конфликт с иноземным государством, да и победим, – а есть ли оно где, про то неведомо, – какой ясак брать с побежденных голубчиков: каждодневный, али понедельный, али, может, ежеквартальный?

Високосный год, ясное дело, отменили на веки вечные.

Особо указали, чтобы чародеям, ворожеям, зелейникам, обаянникам, кудесникам, сновидцам, звездочетам, ведунам, лихим бабам, и тем, кто чакры открывает-закрывает, – ни-ни, ни Боженька мой, ни в коем разе не заниматься волхованием в частном порядке. Всем колдунам, а особо, – облакопрогонникам, – считаться государевыми людьми и всегда спать в одежде в ожидании срочного вызова.