Джинн Флей "Чудачка стоящая внимания"

ГЛАВА 29. НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Корсан отсутствовал три месяца. Начался четвертый, но он не появлялся.

За это время я определила длину своей цепи, она оказалась что-то около трех миль. Всякий раз, стоило мне переступить эту невидимую границу, объявлялись два головореза, которые без разговоров давали предупредительные очереди у меня над головой. Это уже был не театр!

Я приуныла, поплакала, взбодрилась, взяла себя в руки и окончательно положилась на авось и другие случайности, могущие изменить мою участь к лучшему.

А пока я завязывала контакты со своим окружением. С Алиссией мы давно сдружились, она сочувствовала мне и охотно болтала о чем угодно, кроме обстоятельств моего пленения и всего, что касалось ее хозяина, впрочем, как и все остальные. У меня сложилось впечатление, что он у них вызывает сложное чувство, схожее с религиозным. Они, несомненно, любили и боялись его и были преданы ему до крайности.

Главными моими друзьями стали повар Ван, конюх Джо, дворецкий Жорж и постреленок Билли.

Выяснив как-то в разговоре, что я не знаю, что такое... и даже... и вообще ничего не смыслю в приготовлении таких широко известных во всем цивилизованном и не очень цивилизованном мире блюд, как... которые надлежало знать каждой особе женского пола, независимо от чина, звания и толщины кошелька ее мужа, Ван соболезновал мне целых двадцать минут, причем в очень изысканных выражениях, которые я записала, чтобы впоследствии щегольнуть ими в обществе знающих людей. После чего вознамерился рассеять мрак моего невежества. И поскольку времени у меня было хоть отбавляй, я неожиданно согласилась и даже вошла во вкус в прямом и переносном смысле. Особенно мне нравилось вырезать разные фигурки из овощей и фруктов. Пожалуй, в этом я превзошла самого мэтра, а также придумывать новые блюда и давать им названия. Здесь приходилось как следует пошевелить мозгами, если еще с самим блюдом мэтр, скрепя сердце, соглашался, ссылаясь на то, что при определенных обстоятельствах можно съесть что угодно, то уж к названию был особенно придирчив. Так же, как Джо к своим портретам в моем исполнении.

Его уже не устраивал ни поясной портрет, ни во весь рост. Подавай на коне, потому что тщеславие Джо не имело границ. Он был самым лучшим в мире наездником и вдобавок самым красивым парнем. И чем больше он смотрелся в зеркало, тем больше в этом убеждался. Его не могли смутить ни маленький рост (а куда больше), ни кривые ноги (зато сильные), ни вся его нескладная фигура (вот уж неправда - ловкая и жилистая), ни рябое рыжее лицо с косящим глазом (всякому видно, соколиным). Короче, конфетка! Так бы и расцеловал сам себя. Послав последний воздушный поцелуй, Джо наконец оторвался от созерцания своего зазеркального двойника, вывел вороного, и, не касаясь стремян, взлетел на него и застыл каменным идолом. Ну, как здесь отказать? Тем более что наездник он был действительно замечательный. Каких только штук не выделывал: и стоя, и лежа, и под брюхом, и все это на полном скаку. В его исполнении мне особенно нравилась одна вещь, когда, не слезая с несущейся лошади, он исхитрялся нарвать букет и точно бросить восторженно ревущей публике, которую обычно составляли я и Билли. Вот здесь наступала моя очередь показать ловкость, так как если я не успевала поймать летящий букет, его перехватывал мой соперник и, зажав его зубами, колесом укатывал прочь. Цирк, одним словом.