По следам собаки Баскервилей

Глава 3. Как по сценарию.

Некоторые люди, не обладая выдающимися способностями, мастерски умеют зажигать их в других.

Артур Конан Дойл «Собака Баскервилей» 

Мой дебют в роли мисс Стэплтон был более чем скромным. Генриетта совсем измучила меня чтением текстов и различными наставлениями, так что мы улеглись спать далеко за полночь, и сказать, что я не выспалась – это абсолютно ничего не сказать. Я встала в шесть часов утра с таким чувством, будто накануне разгрузила не вагон, а целый поезд с тяжелыми мешками. Сразу после раннего завтрака, состоявшего из тостов с апельсиновым джемом и крепкого кофе, Генриетта отвела меня в Мэррипит-хаус, благо, он располагался на соседней улице.

Там меня одели в неважно выглаженное светлое платье с высоким кружевным воротником, обули в потёртые светлые туфли на удобном квадратном каблуке, соорудили высокую причёску и сунули в руки папку с нотами, приказав порепетировать за фортепиано. Мой репертуар должен был меняться в зависимости от публики: если это была детская экскурсия, мне необходимо было исполнять песни Генри Пёрселла, студентов я должна была развлекать инструментальным переложением арий из оперетт Артура Салливена, а если экскурсионный автобус привозил ценителей высокого искусства или публику почтенного возраста, мне полагалось исполнять произведения Ральфа Воан-Уильямса, Уильяма Беннетта и, конечно, Томаса Августина Вара «Правь, Британия». Я упражнялась, наверное, часа полтора, так и не успев освоить весь репертуар, пока не явился мистер Стэплтон. Нас представили. Стэплтон оглядел меня с ног до головы.

– О'кей, – рявкнул он, – ты сегодня будешь только играть на фортепиано, экскурсию проведу я сам, но ты слушай и всё запоминай, я за тебя работать не собираюсь.

Мне оставалось только кивнуть. Стэплтон мне сразу не понравился, но он полностью ассоциировался у меня с образом литературного персонажа гениального Конан Дойла – те же невзрачные черты лица, бегающие злые глазки неопределённого цвета, грубые манеры, самолюбие, сквозившее в каждом жесте и каждом слове, и ещё раз подивилась гениальности человека, который тут всем заправляет. Каково было моё изумление, когда я поняла, что этим человеком оказалась мать Кэти – Генриетта Холмс!

Сценарий нашей экскурсии был не так уж и сложен, если, конечно, не считать моего умопомрачительного репертуара, из которого я кое-как знала только «Правь, Британия». Поэтому в первый же свой рабочий день я, пугаясь трудных пассажей, которых мне не одолеть даже за неделю упорных занятий, стала исполнять то, что у меня когда-то неплохо получалось – сонаты Моцарта, пьесу Куперена и, конечно, «Правь, Британия». По-моему, никого ни из моих коллег, ни из туристов изменения в репертуаре мисс Стэплтон особо не волновали.

Итак, начинать экскурсию по дому должна была я, Стэплтон на втором этаже вёл нудную лекцию о бабочках, потом публику снова перехватывала я, проводя музыкальный мини-концерт, затем Стэплтон уводил гостей на улицу: там в вольере за загородкой находилась огромная собака породы мастифф, и мой коллега рассказывал о повадках этого животного. Собаку звали Тэрри, за время своей работы я убедилась, что это самая доброжелательная и ласковая собака на свете. Как-то раз я в шутку спросила у Стэплтона, используют ли фосфор для эффекта светящейся морды у собаки и не пугаются ли туристы такого зрелища, на что мне снисходительным тоном ответили, что в целях безопасности Генриетте пришлось отказаться от этой шикарной идеи.

Мэррипит-хаус – небольшой двухэтажный дом с несколькими пристройками и оранжереей. Перед домом не было никакого парка, только пара тенистых деревьев; напротив располагались маленькое кафе, гостиница и стоянка для двух-трёх автобусов. Поэтому, дабы не создавать толчею, Генриетта распоряжалась, чтобы количество гостей Мэррипит-хауса не превышало десять-двенадцать человек. Несмотря на это, пристанище достойного противника Шерлока Холмса пользовалось огромной популярностью, и у нас почти не было свободного времени. Впрочем, когда у нас оно всё же было, деятельная Генриетта гнала нас со Стэплтоном гулять по холмам вдоль главного шоссе, ведущего от Мэррипит-хауса к Баскервиль-холлу, откуда мы должны были приветливо махать рукой проезжавшим мимо автобусам и автомобилям. Если набирались группы желающих, устраивалась экскурсия в пещеры, где прятались Холмс и беглый каторжник; в будни их обычно проводили Кэти или Джеральд, а в уикенд – Бэрримор, появление которого на болотах объяснялось якобы тем, что он несёт еду бедняге Сэлдону. Генриетта исправно следила за тем, чтобы перед каждой такой экскурсией Кэти проверяла наличие в укрытии великого сыщика парочки консервов, письменных принадлежностей, трубки и табака. С актёрами же, игравшими сэра Генри Баскервиля, Шерлока Холмса, доктора Ватсона и инспектора Лестрейда, я должна была познакомиться только в субботу, в день их приезда, поскольку в течение недели они были заняты в театрах Плимута, а здесь мы с понедельника по пятницу обходились своими скромными силами.

В принципе, все актёры были более или менее довольны подобной программой, но в субботу и воскресенье предприимчивая Генриетта устраивала поистине грандиозное шоу, когда все мы должны были разыгрывать настоящий спектакль по роману Конан Дойла, длившийся почти целый день. Кэти сказала, что в уикенд особенно много народа, но уже во вторник, когда мы приехали, в Баскервиль-холее, на мой взгляд, и так было очень много людей.

Действие начиналось с приезда сэра Генри Баскервиля и доктора Ватсона в Баскервиль-холл, где они прогуливались по саду и непременно заворачивали в тисовую аллею, где рассматривали выдолбленные в бетоне следы огромной собаки, тут же на дорожке белел очерченный мелом силуэт упавшего сэра Чарльза, который перед каждой группой гостей собственноручно обновляла Генриетта Холмс. Затем к обеду являлись мы, Стэплтоны, и перед многочисленными взглядами голодных зрителей устраивали некое подобие обеда (нужно сказать, что на столе стояла в основном бутафорская еда, но ели мы настоящую овсянку, запивая некрепким чаем без сахара, поэтому нетрудно догадаться, что ни в субботу, ни в воскресенье нам не полагался обеденный перерыв). За столом нам, естественно, прислуживал невозмутимый, вежливый Бэрримор. Особого мастерства требовало ведение искусной беседы за столом, хотя и на этот случай имелся сценарий – мы обсуждали не что иное, как обстоятельства трагической смерти сэра Чарльза. После чего мне предстояло давать небольшой концерт, а Стэплтон, сэр Генри и доктор Ватсон, сидя полукругом около клавесина в креслах, обязаны были изображать страстных поклонников моего творчества.

Далее по сценарию следует трогательное прощание и, пока зрители размещаются в комфортабельном автобусе и едут к Мэррипит-хаусу, мы должны бегом бежать по пролегающей по болотам тропинке, чтобы успеть к дому раньше экскурсантов. Именно здесь всех ожидает удивительное зрелище.

Мисс Стэплтон, то есть меня, привязывают простынями к свае на втором этаже, а сэр Генри и Стэплтон размещаются в гостиной, невдалеке же за каменной грядой прячутся в засаде Холмс, Ватсон и инспектор Лестрейд. Зрители же располагаются вдоль противоположной гряды камней, где для них подготовлены скамейки, впрочем, они могут находиться вместе с Холмсом, но только не маячить на тропе, где должна бежать собака. Тэрри – хорошо обученное животное, никогда не обращающее внимания на туристов, но на всякий случай поблизости находятся опытный дрессировщик, местный доктор Морли и кто-то из полиции.

Кульминация действа – появление сэра Генри на дорожке и погоня Тэрри за ним, стрельба мистера Холмса, падение Баскервиля в обморок и укрощение собаки. Всё это обычно проходит на ура. Иногда предприимчивая Генриетта пускает в долину искусственный дым для пущего эффекта. В этом году мать Кэти придумала выдавать за отдельную плату зрителям игрушечные пистолетики с краской, которой они могут стрелять не только в собаку, но в сэра Генри или мистера Холмса, впрочем, как и друг в друга. Потом зрители разделялись на две части – большая часть под предводительством Холмса и Лестрейда пускалась в погоню за Стэплтоном, но не по болотам, чтобы никто ненароком не утонул, а по деревенской улице до поля для гольфа, где, настигнув беднягу, никому не возбранялось «убить» его из пистолетика с краской, и эта невинная забава обычно растягивалась на добрых полчаса. Другая, обычно меньшая часть во главе с Ватсоном врывалась в Мэррипит-хаус и освобождала от пут мисс Стэплтон, поила её водой из графина и фотографировалась на память. После чего утомлённые, но ужасно довольные туристы рассаживались по автобусам и, полные впечатлений, уезжали домой.

Всё это было очень интересно, если бы бедным актёрам не было так утомительно. Первый рабочий день так вымотал меня физически и морально, что я еле приползла домой и, даже не поев, упала на постель. Однако Генриетта не дала мне отдохнуть. Женщина, которая вначале показалась мне скромной, тихой и приветливой, на самом деле была выкована из железа, имела такой же характер и такую же волю. Миссис Холмс разбудила меня и заставила несколько раз прочесть наизусть текст, а потом прорепетировала со мной ещё манеру походки, заставляя делать какой-то особенный наклон головы и характерные движения рукой, которые она, видимо, почерпнула из какого-то старого фильма о собаке Баскервилей, наблюдая за персонажем каждого героя. Тем не менее, я продолжала считать её гениальным режиссёром, руководителем и просто гениальной женщиной.

Не обошлось в первый день и без приятных моментов. Так, после второй или третьей экскурсии ко мне подошёл один из туристов, долговязый рыжеволосый студент, и попросил автограф. Я расписалась на большой фотографии, где была снята вся наша актёрская группа – такие фотографии продаёт Кэти у входа в кафе, – правда, незадачливый поклонник не обратил внимания, что на фотографии изображена не я, а прежняя мисс Стэплтон, Луиза Стоун, она была старше меня лет на пять, немного ниже, полнее, и с милой родинкой на левой щеке. Это досадное упущение было замечено на следующий же день, и какой-то горячий молодой человек даже устроил по этому поводу скандал, так что Генриетте пришлось в тот же вечер пригласить из Гримпена фотографа и устроить мне фотосессию. Меня фотографировали одну, со Стэплтоном, с собакой, а также с теми, кого Генриетте удалось выловить – с Бэрримором и несколькими местными жителями.

На одной из экскурсий в толпе зрителей я заметила того самого мальчика, которого видела вчера с мамой в Баскервиль-холле. Малыш явно скучал, и я была рада, что его немного развлекла моя игра на фортепиано. А к вечеру моего дебюта суровый Стэплтон признался, что я играла весьма недурно. Я только лишь улыбнулась, так как сама критически относилась к своей игре на музыкальных инструментах. Но Джеральд Холмс, который присутствовал на двух последних экскурсиях, ободрил меня, сказав:

– Бесподобная игра! Намного лучше прежней мисс Стэплтон.

Конечно, я не приняла его слова всерьёз, но всё равно было ужасно приятно услышать похвалу из уст самого Аполлона – покровителя искусств. Через пару дней я уже могла точно сказать, что мне нравится моя работа, несмотря на хронический недосып и выматывающие упражнения за фортепиано.