Чтение Плутарха, или Фандорин за баобабомНу вот, мой любезный собеседник, наконец-то наступил момент, которого мы с вамитак долго ждали. Наступил момент поговорить о вашем любимом чтении!50Как? Вы не ждали этого момента? Чтение отнюдь не является вашим любимымзанятием? Странно, а я был почему-то уверен, что нашел в вас родственную душу.Я был уверен, что вы любите читать, что вы ни дня не можете прожить без чтения, что выпрактически никогда не расстаетесь с книгой.Я представлял вас, мой любезный собеседник, читающим в транспорте, на автобуснойостановке, на скамейке под цветущим кустом сирени в Парке культуры имени отдыхапролетарского написателя книг Горького, на берегу реки, где ни на минуту не умолкаютвечерние соловьи, поющие только для вас. Я видел, как вы, свернувшись калачиком,лежите морозным зимним вечером в вашей теплой комнатке на вашем уютном диване икак мягкий свет от вашей лампы льется на страницы очередного увлекательного романа вваших руках, когда вы вместе с вашим любимым героем Полуэктом КузьмичомФандориным бесстрашно, но в то же время галантно спасаете цивилизованный мир отковарных происков очередного злодея с набриолиненными усами. Рядом с вами стоитдымящийся стакан чая из смородины, из которого торчит серебряная ложечка. Негромкотикают ходики на стене...Увы, все это было не про вас. Мечты мои разбиты, и посему позвольте мне, мойлюбезный собеседник, по-другому подойти к данному вопросу и сухо и неэмоциональноизложить мой взгляд на него. Ведь я могу быть и таким. О, поверьте мне, я могу быть итаким...Итак, чтение. Несомненно, чтение является одним из самых важных компонентов –если не самым важным – изучения любого иностранного языка. Матрица обратногорезонанса чрезвычайно важна, но при всей своей важности она только первая ступень напути к чтению. Сама по себе матрица не может дать всех грамматических и лексическихсоставляющих, необходимых для полноценного овладения иностранным языком. Лексикаи грамматика матрицы элементарны, в чем, впрочем, и заключается ее главная ценность.Она дает только основы основ и ничего лишнего.Матрицу в какой-то мере можно сравнить с сооруженными вами островками-платформами в море языка, на которые вы можете опираться. Чтение же служит длярасширения и укрепления этих островков и перебрасывания между ними мостиков ипереходов, служащих для все более свободного передвижения с острова на остров. Чтениезаполняет огромные пробелы, остающиеся после отработки любой – даже самой идеальной– матрицы.Конечно, эти пробелы заполняются также и просмотром фильмов и телевизионныхпрограмм, а также прослушиванием радиопередач на изучаемом языке, но чтение остаетсясамым удобным и доступным средством такого заполнения.Вы можете положить книгу в карман и легко открыть ее в любом нужном для васместе. Вы можете много раз перечитать непонятное вам слово или предложение. Выможете возвращаться к прочитанным страницам, чтобы сделать моментальные сравнения стем, что вы читаете сейчас, и тут же провести лексико-грамматический экспресс-анализ.Книги во всех отношениях удобны и относительно недороги. Сейчас существуетдостаточно большой выбор литературы для чтения на иностранном языке. Скорее дажесуществуют трудности выбора – что именно читать.Так что же читать и как читать? Сначала о том, что читать. Здесь есть несколькофундаментальных правил, мой любезный собеседник, которым вы непременно должныследовать.Правило номер один: читайте только то, что вам интересно читать.Я уже где-то об этом говорил в этом трактате, но не побоюсь повториться, посколькуповторенье – это, как известно, мать ученья. Читайте жанры, которые вам нравится читать51и на вашем родном языке. Не насилуйте себя, пытаясь штудировать какого-нибудь тамШекспира в оригинале. В лучшем случае это вызовет у вас мертвецкий сон, в худшем –рвотный рефлекс. Бесполезно убеждать себя в том, что вы припадаете к некоемуживительному источнику полубожественной гениальности. От сна вам это не поможет.Вашему прогрессу в изучении иностранного языка это не поможет никак. Это лишь будеткратчайшим путем убить в себе любое желание заниматься языком.Но, с другой стороны, если вы странным образом относитесь к тем редчайшим и невполне адекватным индивидуумам, которые действительно испытывают невыразимоенаслаждение, читая про какого-нибудь Отеллу, точащего лясы с призраком отца Гамлета,то мне ничего не остается, как склонить свою голову перед правилом номер один ипожелать вам дальнейших судорог удовольствия от чтения никогда не увядающейклассики, но теперь уже на иностранном языке.Повторю еще раз: читайте только то, что вызывает ваш действительный, а неделанный, показной интерес. Читайте только то, что затрагивает струны в вашей душе,пусть это даже какой-нибудь Полуэкт Кузьмич Фандорин с его уморительнымипохождениями, вызывающий брезгливую усмешку «утонченной» публики. Найдитеэквивалент этого Полуэкта Кузьмича на изучаемом вами языке и читайте. Читайте какможно больше. Заполняйте белые пятна в вашей лексике и грамматике. Главное, что я –ваш главный судья – вас понимаю и прощаю – чего же вам желать более, мой любезныйсобеседник? Я же, со своей стороны, обещаю вам, что об этой вашей слабости никому,никогда и ни при каких обстоятельствах не скажу – пусть она останется нашей с вамитайной...Правило номер два: читайте только произведения значительной длины.Под значительной длиной я понимаю целостное повествование в сто-двести и большестраниц, напечатанных шрифтом стандартного размера и без иллюстраций на каждойстранице. Избегайте чтения рассказов, даже если эти рассказы и интересны. Почему?Хотя бы потому, что я вам это говорю, а я, как вы, мой любезный собеседник, уже вневсяких сомнений поняли, я просто так ничего не говорю – по крайней мере, о том, чтокасается изучения иностранных языков. Впрочем, не поленюсь и объясню свою мысльболее пространно.Чтение значительных по объему произведений предпочтительно чтению мелкихрассказов и текстов по следующим веским причинам. В целях создания работоспособного контекстуального поля реалийпроизведенияКогда вы вчитываетесь в объемное произведение, вы знакомитесь с канвойпроизведения, героями, которые там действуют, географическими, политическими,социальными и другими реалиями, в которых развиваются события. До известной степенивы можете предугадать слова и действия героев, их мотивацию, предметы, которыми героипользуются.Если действие развивается в девятнадцатом веке, то весьма маловероятно, что на столеу героини будет стоять компьютер, а на свидания с графом она будет бегать в кроссовках иминиюбке. Если главным героем произведения является частный детектив спереломанным носом бывшего боксера, развитыми надбровными дугами и квадратнойчелюстью, то вряд ли в самом разгаре расследования он уйдет в буддистский монастырь,где предастся посту и молитве, навсегда забыв о необходимости раскрытия мучительнойтайны, кто украл колье с любимой собачки жены владельца сети колбасных магазинов. Так52же, как если мы знаем, что действие развивается в Подмосковье и наш обожаемый ПолуэктКузьмич Фандорин, выйдя на след злодея, следит за ним из-за дерева, то есть все шансы,что это дерево не окажется баобабом или кокосовой пальмой, а злодей не ускользнет впоследнюю секунду от возмездия, взмыв в голубое небо на ракетоплане последней модели.Вот это, мой любезный собеседник, и есть контекстуальное поле. Вам нужно прочитатьнесколько страниц, вчитаться в произведение прежде, чем это поле начнет работать на васнастоящим образом. В коротких произведениях для этого не хватает пространства. Вы едваначинаете входить в контекстуальное поле, как рассказ кончается. Вы начинаете читатьследующий рассказ, и повторяется та же самая история – вы лишены возможностивчитаться, вжиться в произведение. Для создания лексического контекстуальног рабочего поля.У всех нас, мой любезный собеседник, есть наш излюбленный словарный запас. Дажеу вашего покорного слуги – не постыжусь в этом признаться. У писателей-беллетристов онтоже есть.Набор слов, которые используют писатели на протяжении какого-либо произведения,весьма ограничен. Это становится очевидным, даже когда вы прочитали всего лишь какие-то десяток-другой страниц. Некоторые слова начинают повторяться очень часто. Вы ихвидите десятки раз, но в разном окружении. У вас появляется сначала смутная, а потом всеболее ясная идея, что данное конкретное слово может означать. Если мистер Фэндоуринраз за разом вынимает нечто из кармана и наставляет это на злодеев, от чего те либоподнимают руки, либо бросаются убегать (трусливые негодяи!), то это нечто вряд лиявляется пузырьком со святой водой или носовым платком. Скорее всего данный предметявляется какой-либо разновидностью огнестрельного оружия.Не исключено, впрочем, что доставаемый непримиримым борцом со злом предметявляется именно пузырьком со святой водой – такой вот авторский ход, но ведь как раз этомы и должны определить, распознавая, расшифровывая на первых страницахконтекстуальное поле, созданное автором.Так или иначе, но из контекстуального поля мы почти наверняка знаем, чтофандорианское оружие не может быть лазерным бластером, гранатой «лимонка» илихарипоттеровской волшебной палкой. Чтобы удостовериться, небрежно заглядываем всловарь – и искомое слово навсегда врезается в нашу память.Или, преследуя гадкого злодея, наш герой идет по лесу, задевая за осыпанные утреннейросой кусты, по лугу, где к герою прикасаются своими головами ромашки, затем он идетвдоль поля, вдыхая полной грудью тревожный запах полыни, и по какому-нибудьподозрительному буераку, а потом опять по лесу. Он поглядывает на висящее над егоголовой серебряное облачко и улыбается чему-то своему, только одному ему известному идорогому...Он явно идет не напрямик, но по чему-то. Это что-то, обрамленное изумруднымилистьями подорожника, петляет между деревьев, огибает лужи, где качается и рассыпаетсявеселыми искрами июньское солнце, обегает покрытые мхом камни, поднимается посклону оврага, заросшего дикой малиной, проходит вдоль старого, полуразвалившегосяплетня, сужается, почти было исчезает, но потом опять каким-то чудом находится ивыводит Полуэкта Кузьмича – и нас вместе с ним – к старинному замку, где в одной избашен обосновался низкий небритый злодей, не подозревающий (о, как он ошибается!),что расплата уже близка.На имеющейся у героя карте это что-то, по которому мы движемся, отмеченопунктиром. Что бы это могло быть? Ни асфальтом, ни бетоном оно явно не покрыто. Ниновомодные самодвижущиеся паровые автомобили, ни более традиционные повозки нагужевой тяге, ни поезда по нему не ездят. Легко и элегантно заглядываем в словарь, чтобы53подтвердить нашу догадку – и еще одно слово навсегда остается в нашей голове. А с этимсловом и маленький, но такой чрезвычайно важный плюсик – за нашу с вами, мойлюбезный собеседник, догадливость!Также автор не преминет сообщить нам – двадцать пять раз на протяжении десятистраниц, что у нашего героя «умные» глаза, а у злодея «бегающие» глазки, что проборгероя «безупречен», а сам он «неподкупен» – тридцать раз на пятнадцати страницах, чтозлодей вынашивает «зловещие» планы – в каждом втором предложении, и так далее, итакое прочее...Слова повторяются, повторяются и еще раз повторяются в разном лексическом – играмматическом – контексте, а, как мы уже знаем, повторенье есть мать ученья. Особеннопри изучении иностранного языка, где практически все построено на повторении.Мой склонный к строгому аналитическому мышлению собеседник не преминет,конечно, заметить (и вполне резонно, должен сказать!), что поле реалий произведения как-то не очень четко разграничено с его лексическим контекстуальным полем и что пример согнестрельным оружием можно было бы вполне поместить и выше.Не стану спорить, поскольку это не имеет принципиального значения. В языке вообщевсе нечетко и размыто, все соприкасается, взаимопроникает и взаимодействует.Абсолютно резких границ в языке провести невозможно. Как в вашем родном языке, так ив иностранном. Привыкайте к этому, мой любезный собеседник, и вас на нелегком путиизучения иностранного языка будет ждать гораздо меньше неприятных сюрпризов!Что касается лексического поля и поля реалий литературного произведения, то,конечно, они переплетаются и взаимопроникают. В конце концов, их можно считать однимбольшим контекстуальным полем. Ваша задача совсем не в запоминании названий иусловных делений, а в том, чтобы в него, контекст, решительно и без излишнихумствований погрузиться, почувствовать его и пользоваться им для успешного изученияиностранного языка.К тому же все мы прекрасно осознаем роль контекста – в своем родном языке – и судовольствием пользуемся этим знанием, даже если мы никогда и слыхом не слыхивали нио каком таком «контексте». Всем нам понятен, например, вот этот известный анекдот, гдене что иное, как именно моментальная смена языковых декораций, смена контекстарадикально меняет значение слов, которые начинают «играть» и этим создают смешнойэффект – эффект нашего с вами захватывающего дух полета из одного контекста всовершенно другой.«Посадил дед репку. Вышел Репка – и пришил дедку!»Я думаю, что этот анекдот является блестящим примером тонкого народногопонимания значения контекста в языке. Мы смеемся, а следовательно, понимаем!Так контекст вижу я. Так контекст понимает народ. А теперь попрошу вас самымвнимательным образом ознакомиться с тем, что о роли контекста в изучении чужого языкапишет не кто иной, как наш с вами, мой любезный собеседник, любимый писательПлутарх в своих «Сравнительных жизнеописаниях», приступая к жизни и деяниям неменее любимого нами Демосфена:«...Государственные дела и ученики, приходившие ко мне заниматься философией, неоставляли мне досуга, чтобы упражняться в языке римлян, и потому слишком поздно,уже на склоне лет, я начал читать римские книги. И – удивительное дело, но это правда –со мною случилось вот что: не столько из слов приходилось мне узнавать их содержание,сколько, наоборот, по содержанию, о котором так или иначе я имел уже некотороепредставление, улавливать значение самих слов.»Вот таким образом. Как видите, роль контекста в изучении языков и особенно врасширении словарного запаса путем контекстуальной догадки не является моим недавним54открытием. Как вы, конечно, заметили, Плутарх несколько удивляется своимнаблюдениям, но это и понятно – «Сравнительные жизнеописания» были написаны безмалого две тысячи лет назад, и, очевидно, Плутарх был первым, кто письменно изложилподобные соображения, и ему не на кого было ссылаться, в силу чего он имел полноеправо быть удивленным. Однако же то, что в области изучения языков казалось новым идостойным удивления двадцать веков назад, не должно особенно удивлять нас с вамисегодня – ведь худо-бедно, но за это время мы кое-что узнали и кое-чему научились, неправда ли, мой любезный собеседник?Но оставим удивленного своим языковым открытием Плутарха и продолжим говорить отом, почему на определенном этапе вам необходимо читать исключительно произведениязначительной длины. Для проникновения в грамматическое поле автора.Сказанное мной о повторяемости и предсказуемости словаря автора целиком иполностью можно отнести и к его грамматике в данном конкретном произведении. Отначала произведения до его конца грамматические образцы, излюбленные автором,повторяются множество раз. Таким образом, литературное произведение можно считатьгигантской иллюстрацией грамматики изучаемого языка – по крайней мере, значительныхее частей. В другом произведении этого же автора его грамматический набор – и, конечно,словарный – может быть в какой-то мере другим. Человек со временем меняется. Меняетсято, как он мыслит, и, соответственно, меняется его язык. Поэтому произведения,написанные одним и тем же автором в разные периоды его жизни, могут быть написанысовершенно по-разному.Почему я об этом говорю? Потому что практически всегда рассказы одного и того жеавтора, но разных периодов его жизни группируются вместе, в одной книге. В концеконцов, по-другому и быть не может.Когда вы начинаете читать такой сборник рассказов, у вас не создается целостногоконтекстуального поля. Рассказы отличаются по словарю, по грамматике, по ритму, понастроению, не говоря уже о различных реалиях в различных рассказах. Не успеваете вывойти в одно поле и почувствовать его, как оно заканчивается и начинается другое, потомтретье, и так до конца книги.Такой рваный ритм сбивает ваше языковое «дыхание» – бегуны знают, о чем я говорю– и значительно усложняет ваше продвижение вперед. Конечно, и такое чтение приноситпользу, но зачем же ставить на своем пути дополнительные препятствия, когда их приизучении иностранного языка и без того предостаточно?Так что, мой любезный собеседник, по возможности избегайте чтения рассказов –парадоксально, но коротенькие рассказы читать значительно труднее, нежели повести ироманы, состоящие из сотен страниц. К тому же есть и другие факторы, делающие чтениероманов более предпочтительным, чем чтение рассказов. О них ниже. Первичные писательские «сгущения».Практически все писатели усложняют – «сгущают» – свою лексику и грамматику напервых страницах своих произведений. Пошарив половником по самым укромнымуголкам суповой кастрюли, так сказать, они щедро вываливают пойманную гущу напервые несколько страниц. Делают ли они это намеренно, пытаясь показать нам свойнеобъятно широкий словарный запас, свою блестящую, «закрученную» грамматику инесравненную энциклопедическую эрудицию, или же здесь проявляются какие-то другиеподсознательные мотивы и стремления, но факт остается фактом – самые трудные длячтения и понимания страницы – первые.55Когда же нам наконец-то удается через эти страницы «продраться», то мы судивлением и радостью замечаем, что наш матерый писателище повыдохся, «лес» сталзначительно реже, и двигаться по нему нам стало гораздо легче. Чего нельзя, к сожалению,сказать о рассказах, поскольку там все страницы – первые. Рассказы практическиполностью состоят из «гущи». Для неизбежного после плотных первых страниц«разжижения» языка не хватает пространства.Конечно, такая конструкция рассказов не может быть поставлена в вину писателям,поскольку таков формат написания рассказов. Таковы правила их литературной игры.Рассказ должен быть коротким – на то он и рассказ. Да и вряд ли писатели думали (заисключением, может быть, Агаты Кристи), что по их произведениям мы с вами, мойлюбезный собеседник, будем изучать язык. Скорее всего, они даже и не подозревали, чтопишут они не на совершенно обыденном для них, а именно на иностранном языке.Поэтому мы их великодушно простим. Эффект психологической «птички».Рассказ есть величина незначительная и психологически несерьезная. Когда мы с вамипрочитали рассказ, то мы почти не ощущаем сладкого вкуса победы. Рассказ слишкомлегковесен для этого. То же самое происходит, когда мы прочитали и два, и три рассказа.И целую книгу рассказов. При сложении незначительных величин получаетсянезначительная величина.Математика, конечно, здесь совершенно ни при чем. Здесь слагаются психологическиевеличины. Величина психологического эффекта от прочтения одного целостногопроизведения в двести страниц отнюдь не равна величине психологического эффекта отпрочтения семидесяти рассказов по три страницы каждый.После прочтения большого произведения – книги! – вы гладите себя по голове (вполнезаслуженно, прошу заметить!), начинаете уважать себя и ставите себе увесистуюпсихологическую «птичку» со знаком плюс.Однако в случае, если вы прочитаете сотню-две мелких рассказов, равных или дажебольших по общему объему «оптиченному» произведению, вы себе подобной «птички»никогда не поставите. Ваше подсознание будет твердить вам, что вы прочитали не болеекак мешок пустяков. А ведь значение любого положительного психологическогоподкрепления при изучении с трудом поддающегося приручению иностранного языкапереоценить невозможно! Рассказ же, мой любезный собеседник, психологическому«оптичиванию» не поддается. Поверьте мне, вашему заслуженному «птицеводу»!Правило для успешного чтения номер три: категорическая минимизация пользования словарем.Пользование словарем должно рассматриваться вами, мой любезный собеседник, какнеобходимое зло. Не хватайтесь за словарь по всякому поводу и без повода – это отвлекаетвас от главного – чтения. Пользование словарем всегда нарушает вашу концентрацию наязыке текста, заставляя вас выполнять чисто механические действия: взять словарь,открыть его на нужной странице, отыскать нужное вам слово, выбрать из спискаприведенных значений подходящее вам в данном контексте. На одно слово вы вполнеможете потратить несколько драгоценных минут. А ведь эти минуты можно было быиспользовать с гораздо большей пользой – продолжать читать, например.Вас, мой любезный собеседник, опять подмывает возмутиться! Не надо отрицать этого– я вас уже очень хорошо изучил. Вы, наверняка, хотите спросить меня сдавленным отволнения голосом, как же быть тогда со словом, значение которого вы так и не узнали.56А так ли уж необходимо вам знать, мой кипящий от возмущения собеседник, значениеименно этого слова? Какая катастрофа произойдет, если вы это слово пропустите испокойно продолжите чтение?Но как же, как же?! Позвольте?! Ведь весь смысл чтения как раз в том, чтобыопределить значение абсолютно всех слов в тексте, без каких бы то ни было исключений!!!Не надо так громко кричать, мой любезный собеседник! У меня очень хороший слух –по крайней мере, когда я этого хочу. И откуда только у вас в голове такие... эээ...интересные представления, позвольте спросить? Не надо отвечать – мой вопрос был,конечно, чисто риторическим. Я очень хорошо знаю, что у вас в голове и откуда оно там.Много-много лет назад моя юная, еще покрытая золотыми кудрями голова была полнатакими же забавными представлениями, и мне пришлось сломать об нее немало отбойныхмолотков (фигурально, впрочем, выражаясь), чтобы очистить ее от столь «ценных»залежей.Итак, вернемся к моему вопросу: нужно ли вам знать значение вот именно этогоконкретного слова? Давайте внимательно посмотрим на него.«Полуэкт Кузьмич Фандорин прятался за ... кустом».Возможно, что это большой куст. Возможно, что это маленький куст (подобныйпример есть, кстати, в книге одной венгерки-полиглота, которую я с большой пользой длясебя прочитал много лет назад, когда я только начинал изучать иностранные языки). Имеетли это жизненно важное значение для развития фабулы? Позволю себе ответить, что нет.Фабула также не пострадает никоим образом, если пропущенное слово означает «мокрый»,«чайный», «баобабовый», «колючий», «подстриженный японским садовником» и вообщекакой угодно. Таким образом, вы убили несколько минут, роясь в словаре для того, чтобынайти значение слова, совершенно ненужного для развития сюжета. Хотя дело тут даже нев убитых попусту минутах, а в том, что за это время сбивается ваша фокусировка на языке,которую весьма непросто первоначально установить и затем восстанавливать послеподобных сбоев.Возьмем другое предложение.«Мистер Фэндоурин весь сжался как стальная пружина и ... на подлого злодея. Онисплелись в тесный клубок и покатились вниз по заросшему баобабами склону».Имеет ли значение, «прыгнул» ли мистер Фэндоурин, «бросился» ли он или «полетелпулей»? Это не имеет ровным счетом никакого значения. Из контекста ясно как день, чтонепонятое слово – это глагол, и не может означать ничего другого, как быстрое движениеили даже просто движение. Зачем же впустую тратить время, роясь в словаре? ВедьПолуэкту Кузьмичу в это время так необходима ваша помощь! Так катитесь же вместе сним вниз по склону, давая увесистые оплеухи злодею, а не ковыряйтесь в словаре впоисках совершенно ненужного вам в этот конкретный момент слова!Или уже знакомый нам пример.«Полуэкт Кузьмич выхватил из кармана ... со взведенным курком».Из широкого контекста мы уже знаем, что это ни бластер последней модели,работающий на спрессованных гравитонах, ни меч-кладенец, умыкнутый героем у Кощеяили какого-нибудь Оби Ван Калдобина, джедая широкого профиля, а, очевидно, какой-товид огнестрельного оружия, соответствующий эпохе и свободно помещающийся вкузьмичовом кармане. Так ли уж важно нам знать, револьвер ли это илиполуавтоматический пистолет? Уверен, что подавляющее большинство читательниц – да иопределенное количество читателей – «Фандорианы» не имеют ни малейшегопредставления, чем различаются эти два предмета, что не мешает им, впрочем, прекрасноее – «Фандориану» – понимать (насколько это вообще возможно) и наслаждаться ею.Отвлечемся теперь от нашей увлекательной «Фандорианы» на не менее любезную длянашего с вами сердца, мой начитанный собеседник, «Хариану», еще известную как«Поттериану».57«Хари Поттера... эээ... Поттер, преследуя злобного лорда Козьемордта, шел потропинке, почти совершенно заросшей пырчатыми гургундюшками. Он негромкомурлыкал себе под нос модные заклинания и небрежно помахивал своей волшебнойпалкой, превращая пырчатые гургундюшки в непырчатые. Вечерело. В воздухе кружиласьстайка шершистых хохряток. Очевидно, где-то неподалеку было их гнездо.»Вы уверены, что вам абсолютно точно нужно знать, что такое пырчатые гургундюшкии чем они отличаются от непырчатых? Зачем? Не собираетесь ли вы развести в вашемогороде гургундюшник?Но, может быть, вам жизненно необходимо знать, кто такие шершистые хохрятки? Нуконечно же, вас чрезвычайно заинтриговала проблема гнездования шершистых хохряток враннепосевной период бесовщины и чародейства! В таком случае, мой зачарованныйсобеседник, вам просто необходимо рыться в словарях в поисках наиболее точногоопределения хохрятых шершисток, пардон, шершистых хохряток!Или же вам все-таки продолжить погоню за неуловимым Козьемордтом, не отвлекаясьна третьестепенные детали, не имеющие по большому счету никакого значения дляуспешного уловления быстропередвигающегося лорда? Решать только вам и никомудругому...Кстати, насколько хорошо вы, мой поверженный моими железными доводамисобеседник, понимаете – действительно понимаете! – слова своего родного языка, скоторым вы родились, выросли и в котором вы живете? Языка, который являетсяважнейшей и неотъемлемой частью вашего «я»? Вы понимаете в нем все слова? Неужели?А я вот почему-то уверен, что вы не вполне понимаете значение достаточно многих слов,употребляемых в отнюдь не ориентированных на интеллектуалов телевизионных ирадиопередачах, изливающих на вас свои мутные волны, которые вы обыкновенно стольжадно смотрите и слушаете, и газетах, которые вы покорно-неотрывно читаете, не говоряуже о тысячах и тысячах слов специальной терминологии во множестве областей науки итехники, о значении которых вы не можете даже и догадываться.Я уверен, что весьма часто вы привычно слышите только пустой звук, только звуковуюоболочку слова или видите его внешний, видимый образ, не понимая его действительногозначения. Впрочем, вы также привычно отмахиваетесь от этого незнания, небрежноотодвигая непонятое вами слово в сторону.Это отнюдь не злобный и ничем не спровоцированный выпад в ваш адрес, мойсовершенно напрасно обидевшийся на меня собеседник, а простая констатация тогонепреложного факта, что никто не может знать всех слов даже своего родного языка, неговоря уже об иностранном. Мы хорошо знаем только те языковые «воды», в которых мыпостоянно, каждодневно «плаваем», а не те, в которые только от случая к случаюпогружаемся.«Мадам Айронхорс в двадцатые годы прошлого столетия была пламеннойсуфражисткой». Знаете ли вы, кем была мадам Айронхорс? Вы уверены?«Мало кому известно, что мастер словесности и непревзойденный инженерчеловеческих душ Б. Збруевич некоторое время посещал вхутемас». Кто такая Вхутемас ичем она отличается от Фантомаса? Только ли размером сапог?«В детстве я любил жареную муньку». Манная каша на сковородке? Разновидностьтюльки? Последовательница «преподобного» Муна в собственном соку?«Продается шамотная глина, керамзит, алебастр». Я так полагаю, что глина продаетсяособо большими шматками – «шамотами». Если у вас есть другие соображения – пишите.«Также в наличии имеется погонаж». Погоны со скидкой для полковников и генераловпри закупке большими партиями? Или это когда для сброса лишнего жирка вас сначалакак следует томят в парилке, а потом начинают гонять по кругу, подобно породистойлошади? Или сразу погоняют взашей: «Пшел вон из нашего олигархического клубу! Стакими рожами велено не пущать! Погонаж с крыльца велено делать!»58«Рыжиковое масло необычно по вкусу и чрезвычайно полезно для здоровья». Выдумаете, что тут говорится о некоем грибном масле? А я вот так не думаю, посколькупочти ежедневно употребляю это вкусное и действительно полезное для моего железногоздоровья сибирское масло. И вам советую.«Для ухода от налогов успешно используются оффшорные схемы». Ага! Это я знаю!Схемы! Когда-то в моем босоногом буколическом детстве я паял микросхемы! О, этотсладкий запах канифоли! Кстати, вы знаете, что такое канифоль и с чем ее едят?«В магазин срочно требуются опытные супервайзеры, мерчендайзеры и промоутеры».Кто-кто требуется? А киллеры не требуются? Я бы пошел – в целях очистки родного языкаот подобной мерзости! Бесплатно бы пошел!«Эй, ты, дубина стоеросовая!» Вы слышите подобное к себе обращение, и вашу грудь,несоменно, распирает теплое чувство гордости, поскольку вас только что назвалимолодым, устойчивым на ветру дубком, осыпанным к тому же сияющими каплями росы.Ведь чудесное слово «стоеросовый» просто не может означать ничего другого, не правдали?«Когда же мир оказался в точке бифуркации? Когда вместо энерготехнологическогопути развития он выбрал информационно-коммуникационный? Был этот выбор лишьстечением обстоятельств или плодом сознательного управления историей? Вот вопросы,на которые мы с тобой, читатель, должны ответить». Да уж, это точно! Но сначала неплохобыло бы ответить на вопрос, что такое «бифуркация» и чем она отличается от«монофуркации» или старой доброй просто «фуркации».В огороде ль, во садуДа зацвела акация...Я ж сижу, миленка жду...Така вот бифуркация...А вообще (говорю, отставив в сторону свою старую верную балалайку), шлепнуть быхорошенько этого «умника»-автора по тому самому месту, откуда лезут все эти«бифуркации» – чтобы неповадно было поганить русский язык!«В первом квартале амортизация основных фондов компании составила три процента».Это хорошо или плохо? А зачем компании амортизаторы? Она находится в постоянномдвижении по тряским проселочным дорогам?«Требуется фискарист для работы на автомобиле «Урал». Без вредных привычек». (Этоя прямо сейчас вожу своим пальчиком по страницам одной популярной газеты). Хотитепредложить свою кандидатуру в фискаристы без вредных привычек? Телефон у меняимеется. А может быть, пойдете сразу в визажисты, минуя стадию фискариста?«Приглашаем на работу обвальщиков. Хорошая зарплата». Выходишь, значит, с утра вгоры, дышишь свежим воздухом, а потом кА-А-К закричишь: «Э-ге-ге! А-га-га!» Ну,натурально, случается горный обвал, а тэбэ, гэнацвале, – такой хороший зарплата!Красота!А вот еще одно неплохое: «Даю уроки: отмывка, графика, начертательная геометрия».Я так полагаю, что перед уроком он намеревается хорошенько отмыть меня от моеймноголетней и ставшей уже такой привычной и родной грязи, попарить хорошенькоберезовым веничком, понаподдав пару, а потом, уже изрядно рассупоненного, научитьвсем премудростям графики и геометрии. Прямо на верхнем полке́. Срочно иду, прихвативциркуль и смену чистого белья!Надо ли продолжать, мой любезный собеседник, надо ли продолжать? Я думаю, чтодля нас с вами уже все понятно.Тем же, кто еще не убедился, я советую попробовать взять в руки произведенияСолженицына. Из-за обилия совершенно непонятных слов местами впечатление такое,59будто ползешь по тексту «пророка» под проливным дождем, в облаке удушливых газов,голым, под шквальным пулеметным огнем превосходящего противника, по битому стеклувперемешку с колючей проволокой. Сомневаюсь, что вы сможете продраться даже черезодну страничку такого языка. А ведь он абсолютно уверен, что пишет на чистейшемрусском языке!Но вернемся от «солженицийского» языка к нашему родному – русскому. Дело в том,что, слыша и видя слова и не распознавая значение некоторых из них, мозг тут жеоценивает ситуацию и принимает решение, нужно ли прилагать дальнейшие усилия дляустановления значения этих слов. Во многих случаях мозг решает (практически без нашегосознательного участия), что «овчинка не стоит выделки», что непонятое слово встречаетсянами настолько редко, что энергетические затраты на поиск точного значения этого словаи его запоминание не «окупятся». Слову придается статус неприоритетного, и очередной«фискарист» помещается в «чуланчик» в нашей голове с тому подобными словами ипрочими «бифуркациями».Имеется ли этот словарный «фильтр» у нас с самого рождения? Нет, не имеется. Этотнавык является не врожденным, но приобретенным. Мы научаемся оценивать слова постепени их важности – «фильтровать базар», так сказать – таким же образом, как инаучаемся ходить и говорить – на протяжении долгих лет и даже всей жизни. Мы должнынаучиться подобному «отфильтровыванию» и в процессе изучения иностранного языка,но процесс этот будет более сжатым по времени, так как сейчас мы будем это делатьсознательно и дисциплинированно – как и подобает взрослым.Сказанное мной выше не означает, впрочем, что вы так никогда и не откроете для себязначения абсолютно всех слов, которые вы пропустили при настоятельно рекомендуемоммною – и не только мною, а и всеми, кто хоть что-то понимает в изучении иностранныхязыков – чтении с минимальным использованием словаря.Эти второстепенные и третьестепенные для вас слова будут непонятны вам лишь впервоначальный период чтения. При постоянном, упорном чтении смысл большинства изних будет постепенно, но ежедневно, ежечасно и ежеминутно открываться для вас. Однакнига, прочитанная вами, потом три, потом десять, двадцать, сто... Сначала вы будетеусваивать только костяк, только лексико-грамматический «скелет» книги, только самоеважное в ней для понимания незамысловатой фабулы, но в дальнейшем этот скелет, этаоснова основ будет неотвратимо обрастать словарным «мясом», деталями, нюансами,красками, полутонами и полунамеками – всем тем, что составляет настоящий, живой,пульсирующий язык. Слова одно за другим – все быстрее и быстрее – будут падать в вашузаветную копилочку, и она будет становиться все полнее и полнее. Очень увлекательноезанятие, скажу я вам!Копилочка эта довольно скоро наполнится до краев, и тогда вы, столь любезный моемусердцу собеседник, быть может, вспомните о вашем покорном слуге и скажете себе, что онбыл все-таки прав! О, как прав он был во всех своих парадоксальных утверждениях! Зря яна него обижался! Ох, зря!И я тихо улыбнусь вам в ответ, помешивая серебряной ложечкой чай из смородины всвоем любимом стакане и прислушиваясь к тому, как за окном моей занесенной по самуюкрышу избушки медленно кружатся и падают, падают, падают снежинки...• Импровизированный бифуркационный словарик для страдающих особоболезненным любопытством:Суфражистка – сторонница предоставления женщинам избирательного права наравнес мужчинами (вот оттуда-то все и пошло-поехало!).60ВХУТЕМАС – Высшие (Всероссийские?) художественные театральные мастерские.Или что-то в этом роде. Хорошо унавоженный парник, где выращивались «гении» дляСтраны Советов.Фантомас – кумир моего босоногого детства. Лысый каратист из одноименнойфранцузской комедийки. Народный мститель, отбиравший у богатых и отдававшийбедным. Или наоборот – точно не помню.Мунька – местное название мелкой пескареобразной – только помельче – ручейково-прудовой рыбешки, водящейся в моих родных местах в Сибири. В свое время я ее изряднополовил (в первом издании упоминания о ручейках не было, на что последовала суроваяотповедь одного моего читателя-земляка и одновременно заслуженного муньковеда,досконально знакомого с повадками и местами обитания муньки, после чего я, вытираяхолодный пот со лба, тут же поспешил исправить свою досадную оплошность!).Мун – главарь одной из сотен сатанинских сект и секточек. Разве что добился большей«популярности», чем другие.Шамотная глина – точно не знаю и не хочу знать, но из контекста, в котором былареклама, можно предположить, что эта глина обладает огнеупорными свойствами.Погонаж – есть в нем что-то от досок, бревен и всякого прочего горбыля (не путать сгорбушей – горбыль, в отличие от горбуши, против течения не плавает и красную икру недает!). Двоюродный кузен кубатуры, в общем.Рыжиковое масло – производится из семян рыжика – сибирского масличного растения.Очень хорошо идет с обычной вареной картошкой, вылущенной из мундира. А если тудаеще зеленого лучку и петрушки покрошить...Оффшорные схемы – что-то связанное с проводом денег через заграничные банки.Какие-то финансовые махинации. Подробности у Мавроди с Абрамовичем.Супервайзеры, мерчендайзеры, промоутеры – заведующие, товароведы, специалистыпо рекламе. Часть общего наступления на русский язык и душу – вплоть до тогосчастливого момента, когда мы все до единого превратимся в... эээ... торгашайсеров,говорящих на продвинутом «эрзац-языкене».Стоеросовый – эээ... может быть, действительно покрытый более или менее стойкимикаплями росы? Или же имеющий сто «еросов» – металлических шипов-насадок,превращавших простую дубину в чрезвычайно опасное оружие древних славян – «сто-еросовую» дубину? Сие, впрочем, тайна великая есть...Бифуркация – знаю, поскольку недавно вычитал в одной толстой «умной» книжке, ноиз-за своей природной вредности не скажу! Сами ищите!Акация – неизменный лирический спутник бифуркации. Подобно тому, как сольявляется неизменным спутником селедки.Амортизация – износ оборудования и тому подобного. Экономический термин. Если яне ошибаюсь.Фискарист – понятия не имею. С объяснениями прошу не писать!Визажист – специалист по макияжу. «Морден-штукатурист».Обвальщик – рубщик мяса, раздельщик. В общем, здоровый мужик на скотобойне скровавым топором в руках.Отмывка – как ни думаю, дальше шайки, полка́ и березового веника с бадейкойшипучего кваса, ударяющего в носок, моя фантазия не распространяется. В специальныйсловарь не полезу – и не просите!Подытожу сказанное о чтении: читайте только то, что вам действительно интересно читать; читайте только объемные произведения;61 старайтесь как можно меньше использовать словарь.Читайте, конечно, не по монитору компьютера, а по старому доброму бумажномулисту – чтение бумажных книг дается значительно легче, нежели «продвинутое»электронно-компьютерное чтение. Да и зрение ваше будет сохраннее.И еще один совет по чтению и вообще пониманию иностранного языка. Старайтесь вовсем видеть логичную и законченную информацию. Обычно автор пытается вам что-тосказать. Литературные произведения чрезвычайно редко бывают бессвязным бредом. Вытаковых – я надеюсь – читать не будете. По крайней мере, не в самом начале вашего пути.Вы читаете – на изучаемом вами языке, конечно – что-то вроде: «Человек вел себя ивыглядел так, как будто он делал время. Даже, может быть, и не один раз. Весь немалыйопыт мистера Фэндоурина говорил об этом».Первой вашей реакцией может быть недоумение и раздражение – это ведь неподходящий жанр, и речь не идет о Хари Поттэрэнко с Козьемордтом, которые вполнемогли бы манипулировать временем, действуя в рамках заданного автором формата жанра.В этом же произведении никто не должен летать на метле и махать волшебными палками.Пассаж для вас непонятен, хотя вы очень хорошо знаете значение отдельно взятых слов«делать» и «время». Впрочем, к этому времени вы уже должны также знать, что слово вязыке чрезвычайно часто имеет совершенно различные значения. Зачастую десяткизначений. Так что не отчаивайтесь. Помните о том, что этот пассаж должен иметь некийпока еще не постигнутый вами смысл, и продолжайте читать.«Мистер Фэндоурин открыл свою картотеку. Ну, конечно же! Несравненная интуицияПолуэкта Кузьмича не подвела его и на этот раз. Джон Злыдянский! Рецидивист изаконченный негодяй. Конечно же, он делал время! Три года в Бутырках. Два на Колыме.И один год в страшной Бастилии. Но на этот раз так легко он не отделается! За это плохоезлодеяние он получит лет десять – не меньше!».Я думаю, что теперь первый отрывок должен стать для вас ясным и понятным. Онпросто обязан наполниться сейчас необходимым смыслом. «Делал» время? А может быть,«провел» время в местах не столь отдаленных? То бишь «сидел»? Несомненно, чтовыражение «делать время» означает на данном языке «сидеть в тюрьме».Второй пассаж, являющийся ключом к первому, совсем не обязательно долженследовать сразу же за первым. Он может, конечно, появиться и через пару предложений,но также и через одну, две, пять и более страниц. Продолжайте читать в поисках ключей кразгадке, и вы их найдете.Как-то в самый разгар незабвенной «перестройки» мне довелось прочитать достаточнообъемную книгу – сотни страниц – о Советской Армии. Название точно не помню – то ли«Стройбат», то ли «Сто дней до приказа». Это был не Плутарх, конечно, но там весьмазабавно и правдиво описывались последние недели службы героя в какой-то строительнойчасти – он занимался очисткой военно-выгребных ям, если я не ошибаюсь.Так вот, на протяжении всей книги я никак не мог понять одного слова, постоянноупотребляемого солдатами, а ведь я сам служил и очень неплохо знаком сконстектуальным полем (раскрошенный зуб и другие неизгладимые «впечатления»,оставшиеся в местах неосторожных соприкосновений моего лица с кирзовыми сапогами ипросто кулаками моих сослуживцев в том свидетельство) и языком военной службы.Значение этого слова я понял только тогда, когда прочитал самые последние строчкикниги, явившиеся заключительным компонентом ключа к шифру! Мне понадобился веськонтекст книги, всё ее контекстуальное поле, чтобы собрать необходимый ключ ирасшифровать-таки значение раздражающего своей неподатливостью слова!Во всем ищите свой смысл и логику. И вы, мой любезный собеседник, их обрящете...62Сказанное о чтении в большой степени можно отнести и к выработке пониманияиностранного языка на слух. Смотрите и слушайте то, что вам интересно. Поглощайтеинтересное вам в больших количествах. Создавайте рабочее контекстуальное поле. Всоздании контекста помогает просмотр телевизионных сериалов с героями, которыепереходят из одной серии в другую (в документальных фильмах – одни и те же дикторы).Естественно, что каждый герой сохраняет свой словарный запас, грамматику ипроизношение. Между героями сериала складываются определенные отношения, и мы взначительной степени можем предугадать их реакции – в том числе и словесные – на теили иные ситуации. Вам будет достаточно легко догадаться, что происходит. Нехватайтесь поэтому немедленно за словарь, когда слышите незнакомое слово. И тем болеене смотрите эти минифильмы с субтитрами – субтитры только сбивают концентрацию имешают восприятию! Субтитры необходимо исключить! Я говорю о субтитрах любогорода – как на иностранном языке, так и на вашем родном. (об исключениях из правиласмотри примечание к главе «Параллельные тексты»)Предупреждая вашу вполне здоровую реакцию, поясню, что вовсе не призываю всехвас смотреть мексиканско-бразилианские мыльные оперы. При желании можно найтидостаточно приличные и даже откровенно качественные сериалы по интересам: война,комедии ситуаций, фантастика, детективы и так далее.Но если вы приходите в экстаз только от мыльных опер, то ни в коем случае незаставляйте себя смотреть документальный фильм о загадках кумранских рукописей,бросая Диего с Луизой на произвол судьбы!Просмотрите десяток-другой серий с минимальными перерывами между ними – и выбудете удивлены, как много вы понимаете! И вот тогда вы уже можете немного полистать– опять же в качестве отдыха! – какой-нибудь толстый словарь либо грамматическийсправочник.Ну, и нельзя не сказать, что сейчас продается огромное количество качественныхнеигровых фильмов на иностранных языках о природе, и я не знаю никого, кто бы такиефильмы не любил – они одинаково нравятся и... эээ... нормальным людям, и любителяммыльных опер. Что-то нас чрезвычайно привлекает в жизни акул, муравьев иликоралловых рифов Полинезии (красота ли закатов? целеустремленность ли и ясная логикажизни «героев»? отсутствие ли в них совсем юных девушек, стоящих на остановке ввосемь часов утра с початой бутылкой пива в руках и мирно говорящих между собойматом? кто знает...).Так или иначе, эти фильмы являются идеальными учебными пособиями для изученияиностранного языка как из-за своей привлекательности, так и из-за очень высокойязыковой плотности на единицу экранного времени – диктор говорит практическибезостановочно, а это чрезвычайно полезно для нас. Гораздо полезнее какого-нибудьбоевика, где главный герой может крушить все вокруг, сохраняя при этом полноемолчание едва ли не на протяжении всего фильма. Так что бабочки с ящерицами дадут намгораздо больше лексики и грамматики, чем мускулистая компания, состоящая из КлинтаИствуда, Брюса Виллиса и, конечно же, единственного и неповторимого Арнольда.Вот таким образом...Примечание.Сказанное относится к европейским языкам и восточным языкам с фонетическимлибо слоговым письмом. Субтитры и «параллельные» тексты могут быть оченьполезными при изучении иероглифических языков на послематричном этапе, посколькунабор новых слов через чистое чтение в иероглифических языках весьма затруднен, есливообще возможен.63pismoavtoru@hotmail.comzamyatkin.com/forum/От матрицы к чтению, или Красная жара в милицейской формеЯ, мой любезный собеседник, уже достаточно долго имею с вами дело и поэтому знаю,что у вас не мог не возникнуть один серьезный – как вам кажется – вопрос. Вы – с вашиманалитическим умом – просто не могли об этом не подумать. Я говорил о матрице, очтении и о многих других вещах, и вам все это было интересно, но ваш взор, мойвдумчивый собеседник, наверняка задержался на стыке, на «зазоре» между готовойматрицей обратного резонанса и чтением. Вы не могли не подумать о переходе от матрицык чтению.Да, я должен признаться, что вы опять – уже в который раз! – оказались совершенноправы, и этот вопрос, действительно, достаточно интересен, чтобы уделить ему несколькострок в моем повествовании. Вы готовы слушать меня? Ну конечно же, готовы! О чем яговорю, мой энергический и неутомимый собеседник, – мне должно быть стыдно за мойвопрос! Так приступим же, не отвлекаясь более на пустяки!Итак, что же можно сказать о переходе от матрицы к чтению? Самое главное – это то,что этот вопрос не должен вас особенно беспокоить. Переход этот достаточно прост.Конечно, при переходе возникает определенный дискомфорт, к которому нужно бытьготовым, но при наличии хорошо отработанной матрицы с чтением не возникает никакихсерьезных проблем.Трудности с чтением предположительно могут быть в следующих областях: Лексика Грамматика ПроизношениеСправиться с этими трудностями помогает то, что уже наработанная вами матрицавключает в себя все три компонента в объеме, достаточном для начала количественногочтения с минимальным использованием словаря. В отработанной матрице значениеабсолютно всех слов должно быть для вас понятно (по крайней мере, некоторых из ихзначений). Все основные образцы грамматики должны неискоренимым образом сидеть увас в голове. Все основные компоненты произношения должны так же прочно находитьсяв вашей зрительной и мышечной памяти.Когда вы приступите к чтению, у вас немедленно начнется процесс узнаванияматричных слов и грамматических образцов. Узнавание слов будет двояким: с однойстороны собственно значение слова, а с другой – как это слово произносится. Узнаваниеслова будет либо прямым – слова, которые содержались в матрице, либо по аналогии –слова, по своей форме идентичные или чрезвычайно похожие на какие-либо знакомыеслова из матрицы. Весьма часто узнавание будет неполным – вы будете знать только, какслово произносится или только его значение.Типичной реакцией на узнавание произношения будет знакомое вам по чтению навашем родном языке шевеление губ – проговаривание слова про себя. В отличие от чтенияна родном языке, этот феномен является чрезвычайно полезным при изучениииностранного языка – не подавляйте его, проговаривайте узнаваемые вами слова про себялибо вполголоса. Делать этого постоянно, может быть, и не нужно, но не сопротивляйтесь,когда желание это сделать будет достаточно сильным.Переход на чтение с минимальным использованием словаря облегчается еще и тем, чтопрактически во всех языках имеется литература, как будто специально предназначеннаядля изучения этих языков. В английском – это Агата Кристи, во французском – Ги де64Мопассан, в немецком – Эрих Мария Ремарк, в итальянском – Альберто Моравиа. Есть,конечно же, и другие. На кафедрах иностранных языков их прекрасно знают и давно иуспешно используют. Вы всегда можете туда позвонить и навести необходимые справки.Не бойтесь их побеспокоить – вам будут только рады помочь.Вы можете, естественно, начать с адаптированной литературы. Большой беды в этомне будет, но чтение такой литературы вам очень скоро наскучит – смею вас в этом уверить.Тем более что адаптированная литература – это не что иное, как в какой-то мереупрощенная литература, из которой удалены слова, не абсолютно необходимые дляпонимания простейшей фабулы, элементарной сюжетной канвы данного произведения. Новедь мы с вами уже договорились такие слова в первоначальный период чтения простоигнорировать, бодро продвигаясь с героем от победы к победе над силами зла.К тому же это будет не просто игнорирование второ- и третьестепенных слов, но ичастичный предварительный анализ-классификация этих пока что не абсолютнонеобходимых на этом этапе слов. И не забывайте, что во многом аналитические процессыв вашей голове являются подсознательными. Не удивляйтесь поэтому, если, увидев какое-то второстепенное слово тридцать раз в различных контекстах, вы вдруг просто пойметеего значение без каких-либо сознательных усилий к этому с вашей стороны.Подсознательный анализ никогда не прекращается – даже во сне (кстати, многие, серьезноизучающие иностранный язык, достаточно скоро начинают видеть сны на этом языке –признак того, что вы находитесь на правильном пути). Главное – это запустить вашуподсознательную – да и сознательную тоже не отключайте! – аналитическую«программу». На это как раз и направлены многие из моих советов и рекомендаций.Так что чтение адаптированной литературы не является таким уж необходимым –смело приступайте к оригиналам, не забывая, конечно, моих рекомендаций по чтению.Неадаптированная литература принесет вам больше пользы и удовлетворения. Кстати, нафакультетах иностранных языков чтение адаптированной литературы совершенно непрактикуется – там сразу начинают с оригиналов, даже если вы начинаете с абсолютногонуля, без какой бы то ни было предварительной подготовки в этом языке.Немного не в тему, но не могу не рассказать, с чего наша незабвенная заведующаякафедрой начала свою первую беседу с нами – только что поступившими студентами-первокурсниками факультета иностранных языков, робко сидящими на краешках стульев вактовом зале, стены которого были украшены барельефами Троцкого, Ленина, Швондера,Маркса и других отцов-основателей первого в мире государства рабочих и крестьян.«Некоторые из вас начинают изучение языка с нуля. Поднимите руки. Вам крупноповезло. Вам будет значительно легче. Остальные из вас изучали язык в школе, получалипятерки и думают, что в какой-то мере знают язык. Поднимите руки. Да-с... вам очень иочень не повезло! Самым настоятельным образом советую вам, дорогуши, забыть все то,что вы знаете! Или думаете, что знаете. Сотрите всю эту чепуху из вашей памяти раз инавсегда!»Их вытянутые лица навечно остались в моей памяти! Милейшая была женщина,заведующая нашей кафедрой. Золотые были времена, да-с...А вот еще один пример, где роль контекста впечатляюще ясна и понятна. Вы решилипросмотреть один популярный фильм на языке оригинала. Вы уже много раз видели этотфильм в русском переводе, но тем не менее что-то этакое в тонкой игре АрнольдаШварценеггера, изображающего советского милиционера-громилу, который приехалдробить черепа, ребра и прочие тазобедренные кости не вполне законопослушнымжителям Нью-Йорка и его ближних и дальних окрестностей, неотвратимо привлекает вас.Также есть нечто интригующе-непонятное в и самом названии фильма – «Красная жара».Итак, вы смотрите это зубодробительное зрелище и невольно замечаете, что слово,обозначающее «жара» или «жар», каждый раз попадается вам в каком-то не вполнеуместном контексте.65«Эй, ты, жар поганый!» – говорит нашему обожаемому Арнольду в милицейскойформе то один нехороший житель Нью-Йорка, то другой. «У нашего брата, жара, жистьтяжелая...» – ворчит его американский напарник. «Джон, сваливаем, в натуре! Жары́прикатили! Вон жаровня с мигалками!», «Мочи жаров́!», «Я никогда на жаро́в не работал иработать не буду! Я не стукач!», «А ты давно в жара́х ходишь?», «А ты знаешь, что зазаваленного жара бывает!?», «Жары́, чё вы делаете, волки́ позорные?!» И так далее, и томуподобное.У вас постепенно начинает закрадываться смутное подозрение, что тут что-то не так.«Жара» как-то не вписывается в общую картину происходящего. Вы даже где-то, как-то вглубине души уверены, что слово «жара» должно означать нечто другое. Вы даже почтизнаете что, но все-таки отказываетесь до конца в это поверить. Переводчик для вас вышекаких бы то ни было подозрений. Он – это ангелоподобное существо с умными, нонемного грустными глазами. Он, несомненно, высочайший профессионал своего дела, асовсем не полуграмотный развязный тип, с грехом пополам понимающий язык, с которого«переводит», ленящийся к тому же даже в вызывающе сомнительных случаях заглянуть всловарь, но беззастенчиво и бойко несущий околесицу с экрана, поскольку «жизнь щастакая» и «все так делают».Вы терпите довольно долго, но скоро это становится невыносимым, и вы решаетесь напочти что святотатство – заглядываете в ваш самый толстый словарь в тайной надежде, чтоошибаетесь в вашей догадке. Увы, но эта догадка оказывается совершенно верной. Слово,означающее «жара», также имеет и другие значения, и одно из этих значений, конечно,есть не что иное, как «мент», «мусор», «лягавый». Название вашего любимого фильма,соответственно, – «Красный мент», «Красный мусор» или «Красный лягавый», но никак не«Красная жара»!По вашей вере в людей, а особенно в ангелоподобных, сверхпрофессиональных,этичных переводчиков, день и ночь работающих над языком, элегантно подперев высокийлоб пальчиками, с тем, чтобы донести до вас наитончайшие нюансы очередного шедевраГолливуда, нанесен жесточайший удар. У вас не остается никаких сомнений, что срединих имеются... эээ... скажем так, исключения. Ваше сердце саднит. Слезы стекают повашим щекам и капают в пыль у ваших ног. У вас пробивается первая седина. В вашихглазах появляется печальная мудрость. Теперь вы знаете. О, вы знаете! И в вашем знанииесть много печали...Опасности матричного подхода. Да, таковые тоже имеются...Опасности в матричном подходе, конечно же, есть. Как и везде, впрочем. Главнаяопасность, которая поджидает вас, мой любезный собеседник, на этом пути, – это боязньразорвать «пуповину», связывающую вас с уже отработанной матрицей. Когда матрицаобратного резонанса будет отработана и начитана в течение достаточно значительноговремени – недели, если не месяцы, то вам будет очень неуютно покидать ее знакомые инадежные «стены». А ведь рано или поздно будет абсолютно необходимо это сделать –матрица сама по себе является лишь промежуточным этапом, ступенькой на лестнице,ведущей вас к действительному, спонтанному владению иностранным языком. Если небыть осторожным и не отдавать себе в этом отчет, то можно надолго – а то и навсегда –остаться пленником матрицы или же следующих за матрицей элементов изучения языка.Все составляющие элементы изучения языка, строительные блоки, так сказать, должныбыть собраны вами вместе, и только тогда они начнут по-настоящему работать.Когда вы начинаете копать котлован под фундамент вашего будущего дома, то вашируки вскоре покрываются болезненными мозолями от черенка вашей новой и кажущейсятакой неудобной лопаты. Ваше тело к вечеру ломит от тяжелого непривычного труда. Новы упорны и пересиливаете боль и дискомфорт. День идет за днем и неделя за неделей и66постепенно вы втягиваетесь, и копание земли уже не кажется вам таким уж неприятным иболезненным. Котлован приобретает свои очертания и становится глубже и глубже. Выначинаете замечать, что чувствуете себя вполне комфортно, что ваши мозоли больше несаднят, что вам нравится запах, исходящий от свежей земли, и сила, которой налилисьваши упругие теперь мускулы. Теперь вы работаете с удовольствием и даже не спешитеидти домой к вашему любимому телевизору, где в программе передач стоит очереднойзалихватский КВН...Сейчас вы в опасности – вы можете не заметить (не хотите заметить!), что котловануже достаточно глубок и надо переходить к новому этапу строительства вашего дома –укладке фундамента. Вам даже могут об этой необходимости говорить, подталкивать вас,но работа над фундаментом – это незнакомо, непривычно и оттого представляет для васскрытую угрозу и возможность неудачи, а копание земли стало таким легким и уютным, итак хочется его продолжать до бесконечности...Тем не менее вы находите в себе силы выйти из состояния комфорта и от земляныхработ перейти к укладке бетона в фундамент. Вам опять непривычно и неуютно. Вам неочень нравится запах цемента (ах, как хорошо пахла свежая земля!), а ваша одежда вся всерых пятнах, которые плохо отстирываются. Но вы пересиливаете себя и продолжаетеработать. День проходит за днем и неделя за неделей.Вы постепенно втягиваетесь и даже замечаете, что и в бетонных работах есть что-топривлекательное – из сыпуче-бесформенного и лишенного симметрии песка и цемента высоздаете твердое и предметное и даже в какой-то степени гармоничное основание, которое,к тому же, вы можете потрогать вашими натруженными руками, и вам это очень нравится.Скоро у вас появляется чувство уверенности и даже уюта. Каждый день вы привычнозамешиваете бетон и укладываете, укладываете, укладываете...Вы опять находитесь в опасности – вы можете бетонировать до линии горизонта, добесконечности, будучи убаюканным состоянием комфорта, которого вы сейчас достигли.Но ведь дом – это не только надежный фундамент, но и стены, которые вам надо начинатьвозводить, когда фундамент уже достаточно крепок. Вы же можете не заметить (не хотитезаметить!), что он уже более чем крепок...Все же вы в очередной раз находите в себе силу духа покинуть состояние комфорта ивзять в руки мастерок, кирпичи и приступить к возведению стен. Или?..Главные точки перехода в некомфортные состояния: от родного языка к матрице обратного резонанса; от матрицы к массированному чтению; к просмотру телепрограмм и фильмов; к спонтанному говорению с носителями языка.Прямой переход от матрицы к просмотру телепрограмм и фильмов – включаем сюда ирадиопередачи – тоже возможен. Также возможен переход к комбинации чтения спросмотром фильмов либо прослушиванием радиопередач. Это не суть важно и является вбольшой степени индивидуальным выбором (хотя я уже и объяснял преимущества«марафонского» чтения с минимальным использованием словаря). Сразу перейти отматрицы к спонтанному говорению практически невозможно – но есть, конечно, и редкиеисключения, на которые нам с вами не надо ориентироваться, поскольку мы с вамиотносимся, увы, к самым заурядным правилам.Так что, мой любезный собеседник, можете считать это моим официальнымпредупреждением для вас...67Матричный таран, или Как стать юным истопникомМатрицу можно сравнить со своеобразным осадным тараном, который вы применяетедля того, чтобы пробить брешь в толстой крепостной стене – крепостной стенеиностранного языка. Вы методично и упорно наносите удары в одно и то же место, и мало-помалу поначалу кажущаяся неприступной стена уступает под вашим напором. Вы,конечно, можете ходить вдоль крутой крепостной стены из гранита или железобетона ипредпринимать весьма значительные, как вам кажется, усилия: стучать по стене кулаками,делать попытки вскарабкаться, царапать ее и даже пытаться ее укусить, но не думаю, чтоэто будет очень эффективным методом взять вожделенную вами крепость.Концентрированные усилия, приложенные на ограниченной площади, а не распыленные впространстве и времени потуги с вашей стороны – вот правильная тактика штурма. В этом,конечно, нет ничего нового – крепости возводились, штурмовались и падали под натискомзавоевателей на протяжении многих тысяч лет. Я всего лишь напоминаю об очень хорошоизвестных вещах. Не более того.Создавая матрицу обратного резонанса, вы создаете чрезвычайно эффективныйинструмент для приложения как раз такого рода концентрированных, сфокусированныхусилий. При помощи матричного тарана вы пробиваете первоначальный проход воборонительных стенах иностранного языка. Этот проход служит для того, чтобы,перегруппировавшись, ввести туда свежие войска и с новыми силами продолжить вашпобедоносный штурм, но уже на новом этапе, уже внутри крепости – таран отличновыполнил свою задачу.Не пренебрегайте советами старого и опытного воина, любезный моему сердцу и покаеще необстрелянный собеседник, и вы будете покорять крепость за крепостью и язык заязыком – никакие стены и бастионы не устоят перед вами и вашим новым безошибочносконструированным тараном, мой юный воин и будущий генерал...Другая неплохая, мне кажется, аналогия. Наш мозг, приступающий к изучениюиностранного языка – это груда сырых дров. Подобно дровам в лесу посленепрекращающихся трехмесячных дождей. Нам в этом лесу холодно и сыро. Мы долгошли по бездорожью, вымокли и устали. Мы хотим горячего чая с дымком. Нам нужноразжечь вот из этих мокрых – а других просто нет – дров костер. Как мы подойдем к этойдостаточно непростой для случайного в лесу человека задаче? Будем ли мы суетливоподносить зажженые спички к толстым поленьям, с которых стекают дождевые капли,ожидая, что наши поленья тут же займутся жарким веселым пламенем, над которым мыповесим наш видавший виды закопченный чайник и к которому будем протягивать нашиозябшие руки? У меня есть подозрение, что нам так и не удастся напится горячегосмородинового чая с дымком из нашей любимой кружки, если мы будем пытаться разжечькостер как неумелые горожане, но не как бывалые таежники.Чтобы загорелись сырые дрова, для начала под ними нужно создать защищенный отдождя и ветра маленький очаг-эпицентр, насобирав для этого сухой хвои, веточек, щепок,шишек и тому подобного, добавив туда, возможно, и то самое старое, почти забытое намиписьмо, случайно обнаруженное в нашем кармане... Чтобы зажечь наш очаг – этотминикостер – достаточно будет и одной неотсыревшей спички. Он вспыхнет, и намостанется только подкладывать и подкладывать все более толстые веточки и ветки. Жар отнашего пылающего очага-эпицентра постепенно высушит сырые дрова вокруг него, и онитоже загорятся. И вот тогда придет время для долгожданного чаепития и задушевныхразговоров вокруг лесного костра, который мы так умело разожгли...Марица служит как раз таким очагом, таким температурным эпицентром, с которого иначинается цепная реакция языкового «горения» в нашей голове. И нам не останетсяничего другого, как подкладывать туда все новые и новые «ветки» и «поленья» – книги,фильмы и общение на иностранном языке. Температура в очаге будет достаточно высокой,68чтобы поглощать даже достаточно крупные и сырые дрова. Вот таким образом, стольлюбезный моему сердцу юный истопник, вот таким образом...Возрастной фактор – хорошо, что мы взрослые!Возраст в изучении иностранных языков играет достаточно заметную роль. Ксожалению, после восемнадцати-двадцати наши возможности в этом отношении неулучшаются. «Бетон» в наших головах постепенно начинает твердеть, и приходитсяприлагать все больше усилий, чтобы через него пробиться. Но все же это вполневозможно. Овладеть иностранным языком можно и в тридцать, и в сорок, и в пятьдесят.Считается, что наиболее легко чужим языком овладевают дети. С этим можно в какой-то мере согласиться, добавив только, что происходит это бессознательным образом,практически без участия воли, когда дети попадают в соответствующее языковоеокружение и начинают этот язык в себя впитывать. Принять самостоятельное решениеизучать иностранный язык и дисциплинированно следовать этому решению дети не могут.Вот тут-то и лежит наше с вами, мой взрослый собеседник, главное преимущество. Еслимы знаем, чего мы хотим, мы можем, в отличие от детей, принять сознательное решениедобиваться этого, составить план наших действий и неукоснительно этот план выполнятьвплоть до нашего полного успеха.Да, сопротивление нашего уже весьма укоренившегося старого «я» будет сильнее, чему детей с их мягким, недостаточно жестко оформившимся «я», но ведь и воля нашасильнее! И видим мы не на часы и дни вперед, как дети, а на месяцы и годы вперед. Мызнаем, что если посеем сейчас, то убирать урожай будем не завтра или послезавтра, а черезмного месяцев – осенью, но это не мешает нам каждый день выходить в поле и ухаживатьза всходами. Согласитесь, что это очень весомое преимущество – дети этого делать немогут, а если и выполняют поверхностно похожие действия, то исключительно попринуждению взрослых, а не самостоятельно.Так что не надо завидовать «блестящим» языковым способностям детей – этобессмысленно и непродуктивно. Никогда не нужно думать о том, что «могло бы быть» итем более огорчаться по этому поводу. Вместо этого надо быть благодарными за то, чтоесть, сосредоточиться на наших преимуществах и полностью их использовать. Воля,самодисциплина, предвидение, способность составлять долгосрочные планы, жизненныйопыт, работоспособность, логика. Все это обычные качества взрослого человека,являющиеся в изучении иностранных языков чрезвычайно важными факторами.Возможно, я что-то и упустил – подумайте, и не исключено, что вы найдете и другиепреимущества того, что мы с вами, мой любезный собеседник, взрослые. Вот такимобразом...О пособиях и упражнениях. Некрасивая быльДля свято верующих в то, что всякого рода учебные пособия и курсы иностранныхязыков пишутся исключительно высококлассными специалистами своего дела, откроюнебольшой, но весьма постыдный секрет из своего прошлого: когда я занимался обучениемрусскому языку американских «зеленых беретов», мне пришлось принять некотороеучастие в создании одного подобного курса – компьютерного.Одним прекрасным утром наша начальница жизнерадостно объявила преподавателямрусского, корейского, вьетнамского, китайского, тайского – рифма непредумышленная – и69других языков, что нашей организацией получены фонды на создание компьютерныхкурсов вышеназванных языков.Ни у кого из преподавателей не было ни малейшего опыта работы в этой области, нидаже малейшего желания таковой опыт получать, ни даже элементарного– у подавляющего большинства – языкового образования. Зато у них – у нас, впрочем –было желание исправно получать зарплату и глубоко законспирированное презрение камериканской армии – да и вообще к Америке и американцам.Однако же, поворчав и похихикав для порядка за спиной начальницы (а иногда ивместе с ней), мы более или менее бодро приступили к «понаписанию» приказанногокомпьютерного продукта.Самым ценным указанием начальницы было: «Пишите что-нибудь, чтобы былопохоже на подобные курсы в магазине и чтоб красиво! – все равно заказчик ничего в этомне понимает!». Начальница, впрочем, и сама в этом ничего не понимала, да и несобиралась понимать – у нее в жизни были другие интересы, в которых не иностранныеязыки, а мужчины занимали не последнее, скажем так, место и, соответственно, время.Иностранными языками она «руководила» постольку поскольку.Я быстренько скопировал пару текстов с картинками с интернета, придумал к нимнесколько вопросов и показал начальнице. Начальница сказала, оторвавшись на секунду отмакияжа, что это есть весьма хорошо, и я ушел домой, жизнерадостно позванивая вкармане полученными сребрениками. Через пару дней программа дала один из своихмногочисленных сбоев и моя «наработка» сгинула навсегда – искренне надеюсь, что этотак! – в глубине компьютерных чипов, жестких дисков и прочих материнских плат.Очень скоро я перешел на другую работу и постарался забыть об этом постыдномэпизоде своей жизни. Тем не менее из агентурных сведений я знаю, что эти программыбыли «успешно» завершены и триумфально заняли свое почетное место на одной из такихмногочисленных пыльных полок американской армии в Форте Льюис.Иногда я представляю себе, как какой-нибудь захудалый американский солдатик снадкушенным гамбургером в зубах и до краев наполненный кака-колой случайнонатыкается на эти покрытые пылью в палец компактные диски и благоговейно вставляетих в свой компьютер, думая, что вот тут-то он и овладеет таким несговорчивым русскимязыком! При этой мысли меня начинает разбирать нервический смех – ведь я-то знаю, ктои как создавал эти диски. Я знаю! Я знаю, мой любезный собеседник! И в этом знании естьмного печали...А совсем недавно я обнаружил следующий весьма поучительный пассаж в одном изсамых распространенных самоучителей английского языка – издание 2005 года, страница36, фонетический комментарий ко второму уроку. Печаль моя от этой находки отнюдь неуменьшилась. Вы готовы к вдумчивому аналитическому чтению? Цитирую дословно:СогласныеВ английском языке важно делать четкое различие при произнесении между звуком«б», который произносится при помощи одних губ, и схожим, но более глубоким звуком«в». Конец цитаты.Признайтесь, мой любезный собеседник, что вы сбиты с толку, вы, как выражаетсяособо продвинутая часть нашего как бы русскоговорящего народонаселения, находитесь«в непонятках». Звук «б» в английском языке должен отличаться от звука «в»... хм...авторы явно пытаются нам сказать что-то этакое и, несомненно, глубокое и умное... но чтоже? По-видимому, что-то очень и очень важное для нашего с вами беспроблемногоусвоения фонетики английского языка.70Ведь по-другому и быть не может, не правда ли? Не будут же солидные авторысолидного учебника говорить эти штуки просто так, для забавы, так сказать! Ведь они днии ночи напролет, красиво подперев свой лоб ладонью, только лишь и думают, как бы нас свами изловить и быстренько научить иностранному языку, как получше прояснить для насс вами такую неочевидную для русского человека разницу между звуками «б» и «в»! А тотфакт, что мы не понимаем глубокой мысли об этой самой разнице между «б» и «в», мыслимногомудрых и без сомнения одетых в пиджаки и галстуки творцов данного учебника,лишь только подчеркивает – самым печальным образом! – нашу с вами недалекость инеспособность к иностранным языкам!Да, мой любезный собеседник, да! – даже ваш покорный и неоднократно и злостнонаступавший на разнообразные лингвистические грабли слуга был на две-три секундыпоставлен в тупик вышеприведенной загадкой и почувствовал острый приступ языковойнеполноценности, чего уж никак, казалось бы, не должно было произойти! С кем угодно,но только не со мной! И только потом – через мучительно долгие пару секунд – явспомнил, что уже держал этот учебник в руках, но в несколько ином виде и в другомместе – в Калифорнии. Все объяснения и комментарии были в нем на испанском языке,поскольку первоначально он был предназначен для мексиканцев и другихлатиноамериканских «мучачос», проживающих к северу от Рио-Гранде и неустанноорошающих своим горячим трудовым потом бескрайние поля своей новой родины – США.Соответственно, и приведенный мной таинственный пассаж был предназначен не длярусского, а для испаноговорящего читателя.Вот тут-то и кроется разгадка! Тут-то и зарыта – целиком и полностью! – пресловутаясобака, оказавшаяся на этот раз собакой под острым мексиканским соусом, так сказать!Действительно, для человека, всю жизнь говорящего только по-испански, нет особеннойразницы между звуками «б» и «в», поскольку таковы особенности звукообразования виспанском языке (как, скажем, для какого-нибудь дальтоника нет различия между синим изеленым цветами). В испанском, но не русском! Русскому человеку не нужно сглубокомысленным видом объяснять разницу между «б» и «в»! Это примерно то же самое,что призывать вас не путать березу с елкой, чай с кофе, борщ с окрошкой или фамилию«Петров» с очень «похожей» на нее фамилией «Сидоров»! Тем не менее это происходит!Вы, мой проницательный собеседник, уже, конечно, догадались, почему – переводучебника для мексиканцев на русский язык был сделан «тяп-ляп», на скорую руку,редактирование перевода было, мягко говоря, некачественным – если вообще таковоередактирование было! – однако учебник в пожарном порядке был отдан в печать – «жисьсейчас такая, и все так делают! гы-гы!» – и уже много лет успешно продается практическина каждом углу нашей многострадальной страны, приводя в законное вышеуказанноенедоумение своих многочисленных и не менее многострадальных русских читателей.Не буду приводить другие «тяпы» и «ляпы» данного учебника – менее очевидные, ноот этого не менее вредные для неготового к подобным ловушкам ученика-неофита, все ещедоверяющего ярким обложкам, звонким названиям и громогласным обещаниям дутыхавторитетов и просто мелкотравчатых шустрых вьюношей (в возрасте от восемнадцати довосьмидесяти), стремящихся «в ногу со временем» стать «успешными» и, соответственно,по-быстрому «нарубить капусты». Повторю лишь только, что идеальных учебников вприроде нет и быть не может, и об этом, мой любезный собеседник, ни на секунду неследует забывать. Ни на секунду! Вот таким образом...pismoavtoru@hotmail.comzamyatkin.com/forum/71Параллельные тексты цветут и пахнутНесколько слов о так называемых «параллельных текстах». Похоже, что в областиизучения иностранных языков таковые тексты имелись, имеются и будут иметься всегда.Подобно сорной траве, они имеют свойство произрастать и цвести махровым цветомповсеместно.Иностранный текст сопровождается – обычно на противоположной странице – болееили менее приличным переводом этого текста на родной язык. Предполагается, что вычитаете иностранный текст и в случае затруднений с переводом отыскиваетесоответствующее место на соседней странице, прочитываете, и затруднение устранено.Ваш иностранный язык получает от этого мощный импульс. Просто, красиво и логично.М-да...Да, мой уже насторожившийся собеседник, да – простота, красота и логичность здесьтолько кажущиеся. На самом деле данный подход является безусловно неприемлемым идаже откровенно вредным для вашего успешного овладения иностранным языком.Поясню свою мысль. Вредность «параллельного» подхода не являлась уже секретом ив мою бытность студентом факультета иностранных языков – датируется примерноконцом последнего ледникового периода. Впрочем, объяснений никаких не предлагалось,а наши убеленные сединой и умудренные опытом преподаватели просто презрительнопожимали плечами и ничего – или почти ничего – не говорили по поводу этого «метода» –для них все было ясно, и они, очевидно, не хотели впустую сотрясать воздух, дебатируяочевидную глупость. Впрочем, глупость эта, скорей всего, не так уж и очевидна, посколькупродолжает и продолжает кочевать по полкам книжных магазинов и неискоренимымобразом произрастать в головах ее приверженцев.Не буду пояснять обманчивую привлекательность данного подхода – он на несколькоблестящей от... эээ... частого употребления, скажем так, поверхности, а остановлюсь нанеочевидных подводных камнях, поджидающих чтецов параллельных текстов,соблазненных выставленной напоказ внешней «безупречной логичностью»рекомендуемого процесса.Первое и основное – это то, что вы никогда не сможете честно трудиться надпереводом, когда готовый результат находится у вас перед глазами. Это просто-напростоневозможно. Ваши глаза будут сами косить на соседнюю страницу, и вы ничего несможете с этим поделать.Так мы устроены. Наш мозг не любит работать. Это как если бы перед маленькимребенком положили конфету и в то же время запретили на нее смотреть. Ребенок никогдане сможет следовать запрету – это НЕ!-ВОЗ!-МОЖ!-НО! Так же и для нашего мозгаявляется невозможным не «подглядывать». В данной ситуации это неизбежно! Тем более,что нам уже с самого начала говорят, что когда возникает любого рода затруднение, какраз это-то и нужно делать: вся суть «параллельного» подхода заключается не в чем-то, аименно в подглядывании. Нам – нашему ленивому мозгу – сразу же выдается официальнаяиндульгенция на то, чтобы ровным счетом ничего не делать. Таким образом, уже только всилу этого чтение параллельных текстов превращается в фарс – напряженногоаналитического чтения нет, а есть бессмысленное – безмысленное! – поверхностноескольжение глазами по словам иностранного языка с последующим переносом этого непроникающего внутрь языковой логики внешнего скольжения наших глаз на«параллельные» слова родного языка на противоположной странице с минимальными,почти нулевыми мозговыми усилиями с нашей стороны.А ведь усилия эти должны быть ма-кси-маль-ны-ми! – в этом-то как раз и заключаетсяизучение иностранного языка! Не в том, чтобы поставить наш мозг в условия, в которыхему будет легко и удобно ничего не делать, а в том, чтобы заставить его работать – иработать по максимуму! В том, мой любезный собеседник, чтобы поставить его в такую72ситуацию, в которой соблазнов и поводов для мозга ничего не делать не будет вовсе либоони будут надежно блокированы. Здесь же соблазн лезет нам прямо в глаза самымбесстыдным образом и даже выставлен как некий принцип! Как раз по этой причине настенах монастырей не вывешивают порнографических картинок...Другие причины по большому счету не заслуживают рассмотрения, так как вполнедостаточно и первой, но все-таки одно-два слова я скажу.Перевод никогда не является точным и объективным. И тем более единственноверным. Всегда есть несколько вариантов перевода одного и того же текста и все этиварианты являются в какой-то степени верными. На конкретном переводе всегда лежитотпечаток личности переводчика – в выборе слов, стиля, ритма. Ваша же задача, мойлюбезный неповторимый и единственный собеседник, не есть изучение личности некоегоневедомого и неинтересного для вас переводчика, а выработка своего собственногопонимания и ощущения изучаемого вами языка. И дается это понимание не чтением«готового продукта» (будь он хоть трижды великолепным), а вашим трудом, вашим потом,вашей болью и вашими собственными победами!Изложенного выше, я думаю, вполне достаточно, чтобы, равнодушно скользнуввзглядом, пройти мимо «параллельных» соблазнов. Впрочем, я не буду особенновозражать, если вы, мой недоверчивый собеседник, испытаете этот метод на себе ивпустую убьете таким образом две-три минуты (часа?), еще раз убедившись – что,конечно, неизбежно – в моей абсолютной правоте...Да, должен добавить, что сказанное в полной мере относится и к субтитрам. Выникогда и ни при каких обстоятельствах не сможете должным образомсконцентрироваться на вслушивании в речь героев фильма, если вам в глаза лезут этиназойливые буковки (это касается и субтитров на изучаемом языке). Вы никакимиусилиями не сможете запретить себе не смотреть на этот так называемый «перевод» (илисубтитры на изучаемом языке), отключающий ваше восприятие на слух. А если ещеучесть, что выглядят субтитры всегда уродливо – ведь ни режиссер, ни оператор и думатьне думают о субтитрах при создании фильма и не оставляют места для их размещения! – иразрушают зрительный ряд фильма...Про качество же перевода можно говорить только со скрежетом зубовным! Где онитолько берут этих «переводчиков»?! Часто непонятно, что в них перевешивает – полнаябезграмотность и незнание даже родного языка или же беззастенчивый, полный презренияк «непосвященным» цинизм, вооружившись которым они «переводят» (не можем же мыпредположить, что это делается специально и очень профессионально, но с какими-тонепонятными для нас и темными целями!).Даже при неплохо сделанном переводе очень часто происходит то, что мы условноможем назвать «облагораживанием территории», то есть реально звучащая речьприглаживается, припудривается и причесывается – порой до неузнаваемости.Президент дает интервью:«Ну... эта, замачивать... эээ... в смысле мочить, мля, бум козлов, ...эээ... вааще, в натуре,в сортирах отморозков, нах..., в га... ну, фекалиях топить, млин, уродов...»Перевод (в том числе и в субтитрах):«Мы будем вести жесткую и бескомпромиссную борьбу с террористами, вплоть до ихполного физического уничтожения, где бы они ни находились...»В вышеприведенном примере искажение речи как в устном переводе, так и при ееотображении на письме (субтитрах) происходит намеренно – из цензурно-политическихсоображений. Не нужно думать, что такое происходит только у нас – это делают во всехстранах и на всех языках. И не только с президентами. Причину в общем и целом можнопризнать удовлетворительной. Но и такие искажения, несмотря на «смягчающиеобстоятельства», вашему изучению языка никак не помогают – вы слышите одно, а видитесовершенно другое.73В большинстве же случаев вопиющие языковые «ляпы» происходят по другимпричинам. Из-за чего же? Из-за спешки? Лени? Незнания языка? Перманентного похмельяпереводчиков в прокуренных подвалах колбасных лавочек Брайтон-Бича, где эти переводывыполняются? Полнолуния? Или из-за чего-то другого? На эту тему можно рассуждатьочень долго и очень пространно, но так ли важно для нас с вами знать точную причинувызывающе-некомпетентных переводов – главное, что мы знаем, что они таковые, чтодоверять им никоим образом нельзя, что это происходит уже много лет, и что нет никакихобнадеживающих признаков, указывающих на возможные перемены к лучшему. Для нас свами важно знать одно: по переводам иностранный язык не выучишь!Не удержусь, впрочем, и приведу несколько примеров, взяв их наугад с вершиныайсберга моей обширной коллекции.В одном из «переведенных» с английского фильмов главный герой, потеряв из видасвоего напарника, упорно говорит в микрофон радиопередатчика: «Джон, заходи! Ты где,Джон? Ну, приходи же!» Даже человек, совершенно не знающий английского, способенпонять, что при радиообмене говорят «Как слышите?», «Ответьте!», «Прием!» или что-то вэтом духе. Да, наиболее употребительное значение переводимого английского слова,действительно, «войдите», и британцы с американцами произносят именно это слово вответ на стук в дверь, но при радиопереговорах это слово означает «ответьте». Когда такойпростой вещи не знают люди, получающие за перевод деньги, то ситуация становитсяпрямо-таки гротескно-фантастической. Или всё же они над нами издеваются?«До Бейджина поедем на мотоциклах», – говорит всемирно известная своей нагловатойулыбкой шустрая героиня одного популярного фильма своему не менее шустромуприятелю. «Ну, вот мы и в Бейджине», – удовлетворенно отвечает ей приятель посленескольких часов мотоциклетных гонок по Великой Китайской Стене.Действие происходит в Китае, и приехали наши шустрые мотоциклетные герои не вкакую-нибудь захудалую монгольскую деревню Бей-Джин, а именно в столицуПоднебесной – Пекин. Переводчики фильма не знают, что столица Китая называетсяПекином. Тут и смеяться-то уже не хочется.Тут уже хочется задумчиво присесть на скамеечку у своей калитки, что у кустачеремухи в цвету, не спеша обуть свою закаленную в боях и походах ногу ввоспитательно-ласковый кирзовый сапог крепкой армейской конструкции сорок пятогоразмера и хорошенько двинуть этим сапогом по тому са́мому мягкому переводческомуместу, которое, по-видимому, заменяет у таких «переводчиков» голову...Пару дней назад в телевизионных новостях я случайно услышал, что бывшийамериканский вице-президент Альберт Гор является чемпионом... нет, не в бросаниимолота на дальние дистанции, не в пожирании гамбургеров без запивания оных кака-колойи даже не в мотоциклетных гонках по китайским стенам и заборам, я услышал, что онявляется чемпионом торговли с Китаем!Горячечный бред? Случайная оговорка? Нет, не бред и не оговорка – был взят текст окитайско-американских торговых отношениях на английском и «переведен» на русский. Ванглийском языке слово «чемпион» имеет несколько значений и одно из них –«сторонник», «приверженец», «человек, открыто и энергично ратующий за что-либо». Воттак. Таинственный ларчик открывается до отвращения просто.Меня, впрочем, задевает даже не «чемпионский» перевод как таковой, а совсем другое:как у «вещунов» нашего главного телевизионного канала язык поворачиваетсяразговаривать со всей страной, со всеми нами, не на русском языке, а на брайтонскомгаденьком «эрзац-языкене»?! Вопрос, конечно, интересный, но сколько-нибудь внятныйответ на него выходит за рамки обсуждаемого предмета, а посему я сделаю над собойнекоторое усилие и промолчу.Однако пользуясь случаем, который может во второй раз уже и не представиться, япозволю себе обратиться – по возможности спокойно обратиться – к широким массам74кинематографических, телевизионных и других переводчиков с одной совершеннопустяковой просьбой: не могли бы вы, любезные... эээ... коллеги, прекратить называть всехзарубежных полицейских «офицерами». Может быть, у вас до сих пор не было времениисследовать этот чрезвычайно запутанный, как вам кажется, вопрос, но смею уверить вас,что среди американских, британских и каких угодно полицейских имеются такжесержанты и – подумать только! – рядовые! Не нужно называть их офицерами. В русскомязыке и культуре слово «офицер» имеет совершенно определенное значение. Это отнюдьне любой человек, облаченный в униформу с погонами. У нас – а равно и в Америке сБританией – офицерами становятся после присвоения звания младший лейтенант.Офицеры полиции оперативной работой не занимаются – не положено по чину. Даже изсвоих кабинетов они выходят достаточно редко. Английское же слово, с которым выникак не можете совладать, имеет несколько значений. Одно из этих значений –«служащий», «официальное лицо». Даже главного бухгалтера (да и других служащих)частных компаний называют словом, которое вы столь упорно преводите на русский языксловом «офицер». А ведь они носят исключительно партикулярное платье и в полиции сармией не служат.В отчаянной надежде на то, что мой изнемогающий слуховой аппарат перестанетподвергаться дальнейшим «офицерским» пыткам хотя бы в моей собственной стране, ядаже прибегну к самой что ни на есть крайней мере и открою одну чрезвычайнозасекреченную тайну, про которую вы, господа телекинопереводчики, до сих пор,очевидно, и слыхом не слыхивали: есть такие специальные книги, в которых на странице содной стороны напечатаны слова одного языка, а напротив помещен перевод иливозможные варианты перевода этих слов на другой язык. Такие книги называются«словарями». Они уже поступили в продажу. Купите себе – вместо очередной робской –такую книгу и заглядывайте в нее время от времени – вам, дорогие мои коллеги, это будетполезно. Слово «офицер» там тоже имеется. М-да...Пожалуйста, мой любезный собеседник, читайте книги и смотрите фильмы наизучаемом вами языке в чистом виде – без «помощи» каких бы то ни было эрзац-переводчиков, а также «параллельных», «перпендикулярных» и каких бы то ни былодругих помех...«Погружение» или погружение?Вы, мой любезный собеседник, несомненно, слышали о так называемом погружении. Опогружении в иностранный язык, конечно. Не могли не слышать. Разве только вы до сихпор проживали – подобно незабвенному графу Монтекристо – в одиночной камере бездоступа к газетам, радио, телевидению и горячей воде с мылом или на какой-нибудьАльфе-Центавра.Но все же я не думаю, что вы вполне представляете себе, что это такое и с чем, таксказать, его едят. Скорее всего, под погружением в иностранный язык вы понимаетенедешевую поездку в какую-либо более или менее далекую страну, где вы будетенепроизвольно для себя погружены в неповторимую и ни с чем несравнимую атмосферуиностранного языка. Атмосфера эта – согласно вашим представлениям – обладает некимиособыми флюидами, особо уникальными свойствами, которые вынудят вас заговорить наэтом языке. Под влиянием этих флюидов у вас внутри что-то переключится, в головезащелкают реле и загорятся разноцветные лампочки, и ранее для вас невозможное станетне только возможным, но легким и приятным – ваш рот сам собой откроется и приметсявыговаривать всякие иностранные слова и предложения. Вам же ничего не останется, какпочесывать свой затылок, помогая таким образом флюидам лучше усваиваться, иудивляться, почему же вы раньше не сподобились погрузиться.75Дело за весьма немногим: выплатить некую – весьма круглую! – сумму денегпрофессиональным «погрузителям», бойко рекламирующим свой товар, и дело, можносказать, в шляпе: скоро вы естественным образом – и без оказавшихся совершенноненужными чрезмерных усилий со стороны вашего слабого организма – заговорите наиностранном языке! Великое дело эти самые флюиды!А что если я, мой уже настороживший уши собеседник, скажу вам – по секретуконечно, – что огромное количество – если не большинство! – людей, уехавших за границуна постоянное место жительства, так и не говорят на языке страны, в которой живут?Проходит десять, пятнадцать, двадцать лет, а они осиливают – с грехом пополам ибезобразно-корявым выговором – лишь несколько обиходных фраз на языке, который так иостается для них чужим и враждебным. А ведь все это время они были – согласнобытующим представлениям – «погружены» в иностранный язык!Теперь, мой недоумевающий собеседник, представьте себя в следующей ситуации:Притча с глубоким нравоучительным подтекстом №... эээ... не помню, с каким номером!Вы переноситесь – по мановению волшебной палочки Хари, скажем, Поттера или егодруга и соратника лорда Козьемордта – в какой-нибудь волшебный Техас. Вы попадаете внекую живописную крытую тростником хижину без интернета, телевидения, радио и газет.Или нет! Все это у вас есть, но на вашем родном языке. Кусок мыла и вода – в отличие отнашего заплесневелого графа! – у вас тоже есть – сегодня я настроен добродушно!Так вот, по правилам нашей с вами игры вы обязаны находиться в этой хижинекруглые сутки, покидая ее лишь только на несколько минут в день, чтобы понеобходимости посетить отдельно стоящее сооружение, своими формами напоминающеесильно увеличенный скворечник. Сначала я хотел поместить эту хижину в пустыне средикактусов, но потом передумал и окружил ее другими такими же хижинами, населеннымиразной живностью – в том числе подопытными кроликами, подобно вам, и аборигенами вковбойских шляпах и мексиканских сапогах со шпорами. Помните мою доброту!Итак, вы живете без особых хлопот. Гамбургеры с кака-колой имеются у вас визобилии – благо что, несмотря на все происки лорда Козьемордта, харипоттеровскаяволшебная палка работает исправно. При желании можете откушать и рюмку-другуютекиловки. Иногда пыльный техасский ветер доносит до вас через открытое окно нежныйзапах весенних кактусов в цвету, лошадиное фырканье, топот копыт, отдаленный звуквыстрелов из «винчестера», обрывки каких-то фраз и стонов, а также зажигательныхмелодий из местного салуна. Вы испытываете полное погружение...Как вы думаете, мой замечтавшийся собеседник, скоро ли вы заговорите на красивомтехасском языке, будучи погруженным в такую замечательную атмосферу? Затрудняетесьответить? Садитесь – вам опять двойка! Я же имею смелость утверждать, что никогда! Аведь ваше «техасское погружение» до боли напоминает ситуацию, в которую вольно илиневольно помещает себя огромное число людей, живущих в чужой стране. Онипрактически полностью окружены родным языком, а точнее сказать, гадким суррогатомродного языка (мои чилдрыняты играють на стриту́!), в который родной языкпревращается без подпитки, постоянно происходящей дома, в своей родной стране. Онипочти не общаются с аборигенами. Они избегают неприятного для себя воздействия на нихиностранного языка. Они не хотят испытывать языковой дискомфорт. Между собой ичужим языком они воздвигли – добровольно, впрочем, – несокрушимую стену. Они живутв ими же самими созданной резервации, которую они почти никогда не покидают (как ониее могут покинуть, если она, в первую очередь, находится у них в головах!). А если ипокидают, то как будто лишь специально для того, чтобы натащить из-за ее пределов всвою речь языковой грязи и мусора.76Нужно ли вам, полезно ли для вас такое, с позволения сказать, «погружение»? Не надоподнимать руку. Очевидно, что нет, поскольку отсутствует первая и главная предпосылкауспешного овладения иностранным языком. Помните? Сильное, всепоглощающее желаниенаучить самого себя!Вы вполне резонно можете спросить меня, мой иногда такой недоверчивыйсобеседник, какое отношение поездка с целью погружения, организуемаявысококлассными специалистами свого дела, имеет к приведенной мной ситуации. Ведьнаверняка эти специалисты знают, что делают! Я ни минуты не сомневаюсь в том, что онизнают, что делают. К сожалению. Я весьма хорошо знаю этих людей и также знаю, что имидвижет. Ваше овладение иностранным языком не входит в круг их приоритетных задач.Вы же опять надеетесь – в очередной раз! – что вас кто-то научит. Кто-то, но не высами! Мираж продолжает манить вас. Вы снова передоверяете задачу, которую можетевыполнить только вы сами и никто другой, кому-то постороннему и для вас совсемнезнакомому на основании только того, что одет он в относительно непомятый костюм ипочти без запинки говорит округлые фразы!Поймите меня правильно: ваш иностранный язык после «погрузительной» поездкивполне может стать несколько лучше. Это отнюдь не исключено хотя бы в силу того, чтокакие-то ведь занятия эти несколько дней с вами будут проводиться – не могут непроводиться. Но улучшение это будет совсем несоразмерно тому, в какой мере за этовремя разгрузится ваш кошелек. Вы можете достичь радикального улучшения вашегоязыка с меньшими – на порядок – затратами, не покидая вашей страны и даже стен вашегородного дома.Что же касается выше приведенной мной «техасской» ситуации, то она всего лишьпоказывает, что даже географическое нахождение среди носителей языка, в их странесовсем не обязательно означает языковое погружение. При отсутствии компонента номеродин – вашего истинного желания – это может быть только мучительным для вас фарсом.Еще один пример.Притча с глубоким нравоучительным подтекстом № 3 (или, может быть, четыре).Вы хотите пить, и вам подносят микроскопическую чашечку чая. Чашечка эта, пословам подносящих, относится к временам династии Мунь-Мынь. Покоится она – как,опять же, они говорят! – на блюдце времен династии Мынь-Мунь. Чай собран босоногимигейшами сияющим росой утром в заповедных долинах Тибета (все на основании словлюдей, которых вы в первый раз видите!). Заварен чай по древней шаолуньской методеобладательницей черного пояса в боевом искусстве фунь-фу Чакой Норрицей. Васуверяют, что по-настоящему жажда может быть утолена только таким образом и никакимдругим. Они специалисты своего дела. Они говорят очень долго и очень убедительно. Онив пиджаках и галстуках. И в белых отутюженных рубашках. Их пластиковые улыбки сидятна них как влитые. Их проборы безупречны.Вы пьете. Ваша жажда в какой-то мере утолена. Или вы так думаете. Вам приносятсчет. Вы несколько потеете, и ваше лицо сначала краснеет, а потом бледнеет, но выплатите – Мынь-Мунь-Фунь стоит того...Я же в это время пью стакан холодной ключевой воды. А затем и другой. При желаниии третий... Вы полны презрения ко мне – я ничего не понимаю в утолении жажды, мненикогда не понять ни тонкости мыня, ни прелести муня, не говоря уже о фуне. Увы мне!От стыда я склоняю свою кудрявую голову долу...Но вернемся к погружению. Настоящее погружение в язык, мой погрузившийся вмедитацию собеседник, достигается совсем другими средствами. Я, кстати, являюсьбезоговорочным приверженцем настоящего погружения в иностранный язык. Не могу неявляться. Любой, кто хоть в какой-то мере понимает процесс изучения иностранного77языка, должен являться сторонником погружения. Каким же образом достигаетсядействительное, а не мнимое погружение?Как мы увидели из первой из вышеприведенных притч, достигается оно отнюдь недорогостоящим путешествием в дальние экзотические страны (хотя, если вы знаете чтоделаете и у вас есть лишние несколько тысяч долларов, то и такое путешествие можносовершить с пользой для себя). Действительного погружения вполне можно – и нужно! –достичь у себя дома и с несравненно меньшими затратами.Вы, конечно, можете спросить меня, мой человеколюбивый собеседник, как нам быть с«погрузителями», продавцами «тайных сигналов» и другими представителямипредпринимательской флоры и фауны, ведь после моих разоблачений они должны будутискать себе другую работу. Не переживайте за них. Они не пропадут. Такая публика нетонет. Они всегда могут вернуться к своим испытанным, овеянным легендами наперсткамна местном рынке, квартирным «лохотронам», финансовым пирамидам, напряженнойработе в Думе или же к своему традиционному карманному промыслу в трамваях...Но я опять позволил себе отвлечься. Мы говорили о погружении. Первый вашпомощник в нем – это старые, добрые, проверенные временем книги. Да-да! Эффектпогружения в значительной – решающей! – мере достигается интенсивным чтением наиностранном языке. Это многократно испытанный и действенный метод. Какая-нибудьсотня-другая страниц в день – и вы «плаваете» на достаточно серьезной глубине средистаек разноцветных рыбок и блестящих кораллов!Только не надо заводить такую знакомую мне песню о невозможности прочитать стостраниц в день! Если ваш покорный слуга это делал, то, значит, и вы сможете. Все, что явам говорю, я проверил лично на себе. Без наркоза. Другого подхода я не приемлю, да ивам не советую.В дополнение к книгам у вас есть фильмы и радио. Когда вы устанете читать (янадеюсь, что это произойдет не после прочтения двух-трех параграфов!), смотрите ислушайте. Когда вам надоест смотреть, возвращайтесь к книгам. Не забывайте и проначитанную вами матрицу – «навещайте» и ее время от времени! Алгоритм действия досмешного прост и понятен: вы постоянно должны находиться в активном контакте сязыком. Ваш мозг должен испытывать постоянное и весомое давление изучаемого языка.В нашей жизни огромную роль играют символы. Поэтому для усиления эффектапогружения можно посоветовать переодеваться на это время в особую, предназначеннуютолько для погружения одежду. Здесь в пример нужно брать спортсменов или лучшеобитателей монастырей. То, что они носят специальную одежду, как раз преследует цельпогружения – ухода из старого привычного мира и погружения в новый мир веры имолитвы. Джинсы или даже костюмы-тройки затрудняют это.Избегайте любого контакта с родным языком: не читайте, не смотрите, не слушайте.Забудьте ваши смехотворные отговорки о «необходимости быть в курсе»! В курсе чего,позвольте поинтересоваться? Последнего телевизионного ушата помоев на вашу беднуюголову? Последних пошлых шуточек криволицых клоунов, которые над вами же ииздеваются?Сведите к минимуму общение на родном языке. Изыскивайте возможности личногообщения с носителями языка. Но только не через месяц после начала занятий языком! Ненадо спешить, мой любезный собеседник, – каждому овощу свой, так сказать, кузов!Подходите к языку не спеша, но солидно и основательно. Кавалерийские атаки здесь нерекомендуются. Здесь нужна планомерная и продуманная осада. Терпение, друг мой, идисциплина, и крепость сдастся на милость победителя. На вашу милость. А в том, что онасдастся, у вас – и у нее – не должно быть никаких сомнений...Да, совсем забыл сказать, что погружение не должно, конечно, быть бессрочным.Ограничьтесь неделей-двумя. Потом можно несколько сбавить обороты и дать себе за-служенную передышку – занимаясь рутинной языковой работой. По возможности78«уходите на дно» и на месяц-другой. Если вы будете пытаться «погрузиться» за один-двадня и тут же, «устав», позволять себе несколько расслабляться, то это уже будет непогружение, а обыкновенные рутинные, хотя и достойные всяческого уважения занятия.Настоящее погружение требует двух-трех – как минимум – дней вхождения в него...Вопросы? Нет? Жаль. А я ведь так надеялся ответить на каверзные вопросы какобычно заинтересованной моими лекциями аудитории. Ну, если вопросов нет, тогдаможете идти – на сегодня занятия закончены. И разбудите, пожалуйста, спящих на заднейпарте...Принцип избыточного давления – в вашей головеМожно сказать, что читая и слушая, мы как бы помещаем слова иностранного языка внекий сосуд, находящийся внутри нас. Задача в том, чтобы создать в этом сосуде тесноту,своего рода избыточное давление, когда слова и фразы иностранного языка будутстремиться выйти из нас через наш артикуляционный аппарат, прозвучать вне нас ипрозвучать громко. Когда же мы начинаем говорить, то внутреннее языковое давление понеобходимости снижается и достигает уровня равновесия, при котором мы больше нечувствуем нужды в дальнейшем говорении. Мы можем говорить, но не хотим, посколькудальнейшее говорение было бы связано с принуждением самих себя к этому. Свободная жеречь, к которой мы стремимся, по определению не терпит принуждения. В речь, такимобразом, выходит только некоторая часть того, чем мы обладаем внутренне. Мы не можем– подобно магнитофону – воспроизводить все, что имеем, но произносим только то, чтоуже почти не может не быть произнесенным, – когда мы должны выговориться. Состояниеэто всем нам хорошо знакомо по нашему родному языку.В процессе изучения иностранного языка мы должны создавать это состояние – этоизбыточное языковое давление внутри нас – искусственно. Мы должны целенаправленно иметодично насыщаться и перенасыщаться изучаемым языком – тогда мы будем готовыговорить. И не просто говорить, а говорить действительно свободно и спонтанно. Частотакая готовность говорить выражается во внутренних монологах на изучаемом языке, скоторыми мы обращаемся – внутри себя – к нашим воображаемым собеседникам. Такогорода внутреннюю речь не следует ограничивать или подавлять – это естественное инесомненно полезное явление в процессе нашего приближения к действительному,творческому говорению на новом языке – нашей конечной цели в этом трудноммарафонском забеге.Наш артикуляционный аппарат будет полностью тренирован и подготовлен к этомучрезвычайно важному этапу в освоении иностранной речи – подготовлен через матричноепротоговорение, т.е. через упорную работу по громкой, артикулированной начиткематрицы обратного резонанса. Артикуляционный аппарат уже не будет саботировать нашуиностранную речь, а будет умело и без каких-либо значительных затруднений – неисключено, что даже и с некоторым изяществом! – исполнять возложенную на него задачу.Задачу по облачению стремящихся наружу слов, фраз и предложений пока еще чужого – авпрочем, уже не совсем чужого для нас! – языка в должную звуковую форму.Вот таким образом, мой любезный собеседник, вот таким образом...Языковой эскалатор, или Чилдрынята, играющие на стриту́Все, кто когда-либо занимался спортом, музыкой либо другой деятельностью,связанной с выработкой и закреплением моторно-двигательных навыков, хорошо знают,79что навыки эти не вечны. При отсутствии усилий для их поддержания они достаточнобыстро затупляются и со временем могут даже совершенно уйти.К сожалению, это полностью относится и к языку. Я сказал к «языку», а не к«иностранному языку» по причине того, что сказанное целиком и полностью относится какк языкам иностранным, так и к вашему родному языку, дорогой мой собеседник. Стоитвам попасть за границу, как отвратительный процесс утрачивания родного языка тут женачинает свою гнусную работу.Когда вы выезжаете за границу на короткий срок – дни, недели и месяцы, то это почтинезаметно. В вашем языке незаметно. Пока это практически незаметно в том, как говоритевы – недавний пришелец в эту камеру языковых, так сказать, пыток. Однако это больнорежет слух, когда вы общаетесь за границей с вашими бывшими соотечественниками,покинувшими свою страну годы назад – или когда они приезжают «на побывку» на своюбывшую родину и говорят, будучи не в состоянии вспомнить какое-либо слово,пощелкивая при этом пальцами: «Как этоу ест на фаш язиик?»У вас даже может появиться мысль, не смеются ли они над вами, не издеваются ли,пересыпая свою речь «поюзанными» машинами на «клачу», «трехбедрумнымиэпартментами», «аппойнтментами» в больнице, односторонними и двухсторонними«иншуренсами», «сикуриками», «вау» и прочей мерзостью. Интонации и построение фразнаводит вас на ту же мысль. Впрочем, вы достаточно быстро замечаете, что и между собойони общаются на таком же пакостном язычишке, причем совершенно не замечают этого.Вы можете услышать перлы, наподобие «Ты воду будешь с айсом или без айса?», «Вамчиза наслайсить али как?», «На этой машине я уже надрайвил много майлиджу!», «Мойхазбынд на ярде кару фиксует», «Вон мои чилдренята играют на стриту́» или «Мене надоитить на вэлфер на жоп-клуб»! Да-да! Именно так! Один «новоамериканец» обратился квашему покорному слуге именно с этой фразой. Никакой Задорнов не сможет выдуматьэтого из своей смешной головы!И вы понимаете, что над вами не смеются, что действительно происходит размываниеи потеря языка, с которым эти несчастные люди родились и выросли и от которого вольноили невольно отказываются. Дорога от языка Гоголя, Толстого и Тютчева к языкубрайтонской колбасницы Цили не так уж, как оказывается, долга и извилиста.Происходит это в той или иной мере со всеми – даже с теми, кто сознательносопротивляется этому злу. Кстати, достаточно часто «бойцы сопротивления» подвергаютсяагрессии со стороны языковых «зомби» – их русский язык категорически отказываютсяпонимать, требуя перехода на общеупотребительный в этом гетто «эрзац-языкен». «Дайтемне, пожалуйста, фунт сыра!» – вас встречает стеклянный взгляд «зомби» за прилавком«русского» магазина – хотя, говоря «фунт», вы уже делаете им уступку! «Ну, в смысле,полкило!» – выражение не меняется. Что делать в такой ситуации? Перевести вашупросьбу на «зомбический» язык, сказав: «Дайте мне паунд чизу, плыс»? Или уйти ибольше никогда сюда не возвращаться?Большинство же просто плывет вниз по этой зловонной реке, легко, без борьбыотдавшись на волю ее мутных волн или даже охотно бросившись туда с головой буквальнос первых секунд пребывания на земле «свободы и демократии». Отказавшись от Родины,так ли уж трудно отказаться от ее языка? Воистину, снявши голову, по волосам не плачут.К тому же пресловутый путь наименьшего сопротивления столь обволакивающе приятен иудобен, и есть столько «веских причин», чтобы, расслабившись, скользить по нему всениже и ниже...Подумайте теперь, мой призадумавшийся собеседник, о том, что если теряется дажеродной язык, то в какой мере этому подвержен язык неродной, приобретенный,иностранный. Язык, который вы изучаете, уже будучи взрослым человеком.80Когда-то давно я слышал сравнение иностранного языка – владения иностраннымязыком – с эскалатором, идущим вниз: вы, чтобы даже только удержаться на одном месте,должны постоянно идти вверх. Я до сих пор думаю, что сравнение это было весьмаудачным. Без усилий по его поддержанию иностранный язык чрезвычайно быстропереходит в нерабочее состояние.Впрочем, чрезмерно пугаться не надо, поскольку полностью ваш иностранный язык отвас не уйдет: он всего лишь свернется калачиком и будет тихонько посапывать в укромномуголке вашего мозга, и его достаточно просто будет «вернуть к жизни», активизировать.Да ведь вы не очень-то и испугались, мой хладнокровный и готовый к борьбе собеседник,не правда ли? Вот и прекрасно! Как говаривал один мой знакомый олигарх, прыгая послепарилки нагишом в свой отделанный голубым новозеландским мрамором бассейнолимпийского размера, до краев наполненный пузырящимся нарзаном: «Море любитсмелых!»...Интересен пример потери своего языка немцами Поволжья. Их немецкий языкостановился в своем развитии – или пошел в несколько другом направлении – и,лишенный корней в родной почве, омертвел. Я помню, как удивлялся один школьныйучитель немецкого языка, рассказывая о том, что он подошел к группе немцев на Краснойплощади и попытался с ними заговорить. Его поволжский немецкий совершенно непоняли. Впрочем, непонимание было взаимным – мой знакомый немцев тоже не понимал...Забавную историю рассказал мне недавно один мой старинный знакомец по«Английскому клубу». В составе какой-то делегации он был в Англии, и к ним на улицеподошла молодая симпатичная женщина, услышавшая их русскую речь и тут жезаговорившая с ними по-русски. Но говорила она с сильнейшим английским акцентом,делала множество грамматических ошибок и не к месту употребляла самые обыденныерусские слова.Когда русскоговорящая леди ушла, члены делегации обменялись по этому поводумнениями и единодушно пришли в выводу, что это просто прекрасно – дочь эмигрантов,никогда, очевидно, не бывавшая в России, не забывает тем не менее язык своих отцов идедов! Ей трудно, но она старается! Молодец англичанка!Так случилось, что на следующий день эта дама снова подошла к ним. Они опятьразговорились, и кто-то совершенно случайно и без какой бы то ни было задней мыслиспросил эту милую англичанку, бывала ли она в России – родине своих предков. Она как-то странно взглянула на спросившего и ответила, что родилась и прожила всю свою жизньв России и приехала в Англию семь лет назад...На меня – как и на весь приход, я подозреваю – «глубочайшее впечатление»производят проповеди одного священника на русском – по его мнению! – языке. Егородители были белоэмигрантами, и он родился и вырос в Париже. Этот человекнастаивает, что он русский, и даже казак. Соглашусь с тем, что слова, которые он говорит,вполне понятны для меня, если их взять отдельно, но что он при этом пытается сказать,общий смысл его проповеди становится в какой-то мере понятным только после того, как яприлагаю значительные усилия по внутреннему переводу беспорядочно нагроможденныхим как бы русских слов на связный русский язык. Его речи всегда сопровождаюсягробовой тишиной – все, очевидно, заняты таким же напряженным умственным переводомс «русского» языка, на котором говорит проповедник, на более привычный и понятный дляних русский.Как-то раз у меня состоялся с этим «казаком из Парижу» весьма забавный разговор.Один наш общий знакомый художник попросил передать для этого священникапригласительные билеты на открытие своей первой персональной выставки. Он считал,что присутствие обладающего очень внушительной бородой святого отца придаствыставке особый колорит и даже определенную святость. После службы и очередной81«увлекательной» проповеди я подошел к батюшке с билетами и передал их ему. Междунами последовал следующий разговор:– Как долго?– Открытие будет в семь. Все мероприятие займет часов пять-шесть, но вы можетепобыть там час-два или сколько хотите. Даже десять минут, если торопитесь...– Я вас спрашиваю, как долго?– До места ехать примерно час, но вы, насколько я знаю, в зале уже бывали и знаете,где...– Я еще раз вас спрашиваю: как долго?!– Эээ... извините, Владыка, но я чрезвычайно – просто-таки безумно! – тороплюсь. Яочень хотел бы с вами поговорить, но совершенно нет времени. Билеты я вам передал.Телефон у вас есть. Если у вас будут какие-то вопросы, звоните – виновник торжества вамсам все расскажет – он, в отличие от меня, обладает всей полнотой информации...И я поспешно ретировался с поля боя, чувствуя на своей спине злобный взгляд святогоотца. Иногда ночью я просыпаюсь в холодном поту и напряженно размышляю над ответомна этот жгучий вопрос:– Как долго?!pismoavtoru@hotmail.comБыль № 002. Без какого бы то ни было подтекста, но с прямыми и яснымипрактическими выводамиКогда я преподавал иностранные языки, а также и русский язык как иностранный, ядостаточно часто отклонялся от заданной программы. Мое начальство всегда было либосверхлиберальным, либо сверхнекомпетентным, либо и тем и другим одновременно –мечта любого преподавателя! – и никогда этим моим отклонениям от официального курсасерьезным образом не препятствовало. Впрочем, моему начальству зачастую былосовершенно все равно, чем я развлекаю моих учеников на уроках, лишь бы при этомсоблюдалось некое внешнее благообразие, столь любезное сердцу начальства во всеммире.Таким образом, я мог себе позволить совершать различного рода экскурсы, которыенарушали монотонность занятий – как для меня, так и для моих учеников. Среди этихэкскурсов были и такие, которые содержали и достаточно большие пассажи данной книги.Я был уверен (святая наивность!), что для моих подопечных эти лекции чрезвычайнополезны с точки зрения их общего понимания процесса изучения иностранного языка, атакже конкретных технологий, применяемых в данном процессе.Но один случай заставил меня пересмотреть мою точку зрения на необходимостьдетального понимания учащимися процесса, в котором они вольно – но чаще все-такиневольно! – участвуют.Итак, однажды я минут на сорок-пятьдесят отклонился от темы с тем, чтобы прочитатьсвоей группе – она состояла из «зеленых беретов» – лекцию о том, как надо читатьлитературу на иностранном языке для получения максимального эффекта погружения. Яделал упор на том, что необходим «километраж» – около ста страниц (больше – лучше!) вдень, что при такого рода чтении необходимо как можно реже пользоваться – или жесовсем не пользоваться – словарем, вместо этого стараясь догадаться о значении слов поконтексту. Я говорил о необходимости чтения не коротких рассказов, но достаточнообширных произведений из 100-200 страниц и больше для создания поля контекста, чегоне происходит при чтении рассказов. Я говорил о том, что положительныйподкрепляющий эффект – эффект психологической «птички» – возникает только после82прочтения большой повести или романа. Не обошел я и чрезвычайной важности того, чточитать надо не то, что оказалось под рукой, но только то, что вызывает ваш живойинтерес...Я увлекся и говорил, говорил, говорил... Я был уверен, что мои слова находят отклик.Я видел – так мне казалось – неподдельную заинтересованность в глазах моей аудитории.Время пролетело незаметно. За несколько минут до конца занятий я прервал своевыступление для того, чтобы задать домашнее задание. Оно состояло из переводакоротенького – каких-то полстранички – адаптированного текста. Я распрощался с моими«рэмбо» и ушел домой с чувством глубокого профессионального удовлетворения...На следующий день я начал занятия как обычно – с проверки домашнего задания. Яподозревал, что несколько фраз из заданного домой текста могут вызвать определенныезатруднения с переводом, и приготовился их прокомментировать. Спросив группу, не былоли трудностей с переводом, я был несколько разочарован отрицательным ответом. Былопохоже, что все они перевели текст без каких бы то ни было проблем. Но такое дружноевыполнение домашнего задания на все сто процентов все же пробудило во мне некоесмутное недоумение. В тексте было одно-два слова, допускавших двоякое – если нетроякое – толкование, и они должны были вызвать вопросы. Я попросил самого слабогоученика – негра-гиганта из Алабамы – дать перевод этих слов. Он молчал. Я сталспрашивать всех...Никто не мог дать перевода. Я попросил дать изложение текста своими словами –никто не был в состоянии этого сделать! Я несколько опешил и сказал, обращаясь кстаршему группы, что невыполнение всей группой домашнего задания недопустимо итребует немедленных объяснений! Старший группы – маленький живой сержант изКолорадо с умными глазами – выслушал мою тираду, нимало не смущаясь, и совершенноспокойно ответил мне, что группа выполнила домашнее задание, следуя указаниям,которые я лично дал им вчера в моей лекции. Согласно этой лекции, иностранные текстынадо переводить без словаря, догадываясь о значении слов. Все это прекрасно помнят. Он,очевидно, хотел бы еще добавить: «И не надо ля-ля!», но субординация не позволяла.И тут я с ужасом понял, что из всей моей лекции эти ребята в камуфляже извлеклилишь одно: сегодня домашнее задание делать не надо! Они слышали, что им официальнопозволили отдохнуть! Они слышали только то, что хотели слышать, и ничего другого онине слышали!Сейчас я вспоминаю этот давний эпизод и совершенно отчетливо понимаю, что по-другому и быть не могло. При отсутствии главной и решающей предпосылки –сильнейшего желания научить себя – может быть только одно: изыскивание всевозможныхпутей, как ничего не делать, как оставить свой мозг в состоянии комфортабельного покоя.Я понимаю, что мои «зеленые береты» совершенно искренне полагали, что я в своейлекции призывал их именно к тому, что они и сделали – или, скорее, не сделали!Желающий делать найдет тысячу путей, как сделать. Желающий же не делать найдеттысячу путей, причин и поводов не делать.Как, например, в этом случае. Перепечатывать некоторые места рукописи данноготрактата (да, представьте себе, мой любезный собеседник, именно рукописи – временамия бывал настолько непродвинут , что некоторые пассажи писал ручкой, а иногда даже напомятом клочке бумаги у себя на коленке простым карандашом!) самым любезнымобразом согласился один молодой человек. Он решительно отклонил мои попытки вручитьему какую-либо денежную плату за его труд, но сказал, что не откажется от моей помощис английским языком – он был студентом одного из московских университетов. Я срадостью согласился и спросил его, как он видит эту мою помощь.Оказалось, что помощь должна была заключаться в переводах мелких газетно-журнальных текстов финансового характера, задаваемых на дом, с которыми мойзнакомый испытывал затруднения, хотя по языку получал исключительно пятерки. Я83несколько разочарованно осведомился, нужен ли английский молодому человеку вообще –вне зависимости от домашних заданий и оценок. Да, нужен! А хочет ли он научиться по-настоящему изучать иностранные языки? Да, конечно! Тогда я стал подробно излагатьфундаментальные положения этого трактата и показывать молодому человеку выдержки,которые он не перепечатывал и ранее не видел.Его реакция была незамедлительной и чрезвычайно любопытной: на все мои доводы онмоментально находил свои контрдоводы. Он опровергал мои самые логичные и годамипродуманные – и полностью подтвержденные практикой! – построения, не задумываясь нина долю секунды. Казалось, эти ответы имелись у него наготове и нетерпеливо ждали вкустах в засаде с шашками наголо того долгожданного момента, той малейшейвозможности, когда можно будет броситься в атаку на заклятого врага!И, конечно же, сводились эти контрдоводы к тому, что для этого молодого человекасовершенно невозможно следовать моим рекомендациям. Главный аргумент – нетвремени! Впрочем, каждый раз, когда я встречал этого «занятого» молодого человека, наего голове красовались наушники, из которых доносились некие «продвинутые» мелодии.Когда молодой человек уставал от этих мелодий, то отдыхал он, исключительно глядя втелевизор или в свой не менее увлекательный сотовый телефон последней – а как же по-другому! – модели.Требуемые газетные тексты я, конечно, перевел. Я не сомневаюсь, что молодойчеловек получил за них свои очередные пятерки. Также я не сомневаюсь, что он, увы, незнает и никогда не будет знать английский или какой-либо другой иностранный язык.Потому ли, что он безнадежно глуп и неспособен к этому? Совсем нет! Я не сомневаюсь,что он достаточно смышлен и развит. Просто у него нет никакого внутреннего желанияизучать языки (позднее по некоторым его высказываниям стало понятно, что этот молодойчеловек уже настолько «продвинут», что у него вообще нет ни малейшего желаниятрудиться для достижения чего бы то ни было). То есть нет самого первого и главногоусловия, без которого невозможно достичь ничего. В том числе и владения иностраннымиязыками. Вот таким образом...Загляните в себя еще раз. Спросите себя еще раз, хотите ли вы изучать иностранныйязык. Не лгите себе. Дайте честный ответ. Ответьте только себе и никому другому!Спросите себя, чем вы по-настоящему хотите заниматься в жизни. Занимайтесь этим.Иначе же вас ждут только ненужные вам – да и никому другому! – мучения на дороге вникуда...К вопросу о строительстве домов и собачьих конур (специально для моего знакомогоолигарха!)Говоря о достаточной растяжимости временных рамок изучения иностранного языка,необходимо тем не менее иметь в виду, что есть чрезвычайно важная причина, по которойновичкам нельзя подходить к изучению языка преувеличенно-размеренно.Дело в том, что первоначальная решимость заниматься вовсе не являетсябезграничной. У нее есть свои пределы. Обычно это три-четыре месяца. На протяженииэтого срока вы должны добиться ощутимых для себя успехов. Эти успехи будут для васпсихологическим подкреплением и стимулом продолжать борьбу. У человека, неимеющего опыта в изучении языков, нет внутренней уверенности – за редкимиисключениями – в том, что он идет по правильному пути и что успех безусловным образомгарантирован. Подсознательно он дает себе некоторое время, чтобы убедиться вправильности или неправильности этого пути.84Я, имея богатый опыт изучения иностранных языков и будучи совершенно увереннымв абсолютной правильности моего подхода, могу позволить себе роскошь идтинеторопливо и затратить на наработку первоначальной матрицы восемь месяцев или дажегод. Новичок не может себе такое позволить, так как с самого начала подсознательно, ноочень жестко ограничивает себя временными рамками – три-четыре месяца длядостижения заметных для себя успехов. Он может, конечно, громогласно утверждать, чтоготов трудиться годы и годы и его пыл ничуть не угаснет, но реальность такова, что в этойситуации подсознательное всегда победит сознательное.Представьте себе следующую ситуацию. Мы с вами строим дома. Будучипрофессионалом своего дела и зная до тонкостей технологию строительства, я, не спеша,приобретаю все необходимые стройматериалы (включая кровлю и флюгер для трубы),делаю планировку, заказываю сантехнику и мебель и даже картины для стен и коврик, окоторый собираюсь вытирать ноги у входа. И, конечно, герань для подоконника! К томуже я и не тороплюсь свозить все это на место, где предполагается быть моему дому, зная,что доставка займет всего лишь пару дней. Все возможные трудности я предвижу заранее изаранее знаю пути их решения. Ничуть не спеша, я продвигаюсь к своей цели...Вы же в это время в панике. Согласно правилам нашей интересной игры, вы ничего незнаете о строительстве. Но, несмотря на это, вы полны решимости! Надо немедленнодолбить каменистую землю! Надо вкривь и вкось шлепать кирпичи и хоть куда-нибудь, новбивать гвозди и другие шурупы! Ведь как раз в этом заключается строительство! Так выдумаете. Вы лепите вдоль и поперек ваши кирпичи, куда-то вбиваете гвозди, при этомчаще попадая себе молотком по пальцам, втыкаете в каменистую землю первые попавшиепод руку щепочки и спичинки, связываете их – для пущей крепости! – тесемочками,мажете все это сверху глиной и подкрашиваете в особо сомнительных местах цветнымикарандашами.Вам очень трудно. Постоянно появляющиеся откуда-то прорехи вы затыкаетегазетками и картонками. Ваши руки и даже уши покрыты ссадинами и грязью, в которойвы стоите по колено. Проходит неделя за неделей, и вас начинают терзать смутныеподозрения: то, что вы строите, как-то не очень похоже на дом. Это сооружение не похожедаже на собачью конуру. К тому же оно шатается, и от него то и дело отваливаются куски.Ваш первоначальный запал начинает постепенно улетучиваться. Вы появляетесь на своей«стройке» все реже и реже, а потом и совсем перестаете туда приходить. Финита. Аллес,как говорится, капут. Конец.Разовьем эту ситуацию дальше. Мы с вами живем по соседству, и вы не можете незаметить мой новый, прекрасный дом с флюгером на крыше и ковриком у входа. Вызаглядываете в окна и видите чудесную мебель, картины, ковры. И герань конечно!Доказательство того, что можно строить добротно и красиво, у вас перед глазами.Вы просите меня научить вас, как построить такой дом. Я самым любезным образомсоглашаюсь, читаю вам небольшую лекцию о строительстве и предлагаю вам пойтинаучиться забивать гвозди, месить бетон и работать пилой. Совершенно необходимые встроительстве вещи. Вы идете и учитесь. Я предлагаю вам научиться пользоватьсяуровнем, отвесом и некоторыми другими штуковинами. Вас начинают грызть некоторыесомнения, но вы делаете это, хотя и без внутренней убежденности. Я даю вам списокматериалов, которые вы должны приобрести. В этом списке оказывается несколькодесятков и сотен наименований, многие из которых вам совершенно неизвестны. Выприобретаете одно, два, три наименования из списка и начинаете утомляться.Вы не видите ни фундамента, ни стен, ни крыши. Вы видите только пачкающий васцемент, банки, рулоны, какие-то бесконечные странные гвозди и шурупы и железки вовсенепонятного предназначения и изотерической конфигурации. Все это страшнонеэстетично, неудобно в обращении и имеет какой-то «неуютный» запах.В вашей голове эти предметы совершенно не стыкуются с красивым, уютным домом. Я85предлагаю вам научиться пользоваться, ну, например, плотницкими инструментами. Содной стороны, вы понимаете, что если я так говорю, то это, должно быть, нужно, но, сдругой стороны, ваше желание заниматься всеми этими вещами тает как снег на горячейсковороде и совершенно сходит на нет.Вы не видите никакого реального прогресса. Вы не понимаете того, что вы делаете!Где стены? Где хотя бы фундамент? Где желаемый вами уют с геранью на окне?Промежуточный процесс вам совершенно неинтересен. Вас раздражают все эти винтики ишпунтики, все эти подозрительные запахи. Вы от них устали. У вас появляются оченьсерьезные сомнения в моей компетенции как строителя. В конце концов, мой новыйкрасивый дом мог появиться как-то сам по себе, без всех этих трудов и хлопот!Вы прекращаете работу. А ведь возведение фундамента вашего дома и даже стендолжно было начаться уже совсем скоро. Все было уже почти готово к этому. У вас нехватило терпения продержаться еще каких-то пару недель! Вы были в полушаге от весьмаощутимого результата.И груда уже заготовленных вами строительных материалов – критически необходимыхна определенных этапах строительства – так и не находит своего применения. Как и ненаходит применения ваше умение работать с отвесом и уровнем. Конец.Первый подход – мой подход здесь мы не будем рассматривать – характеризуютполная профессиональная безграмотность и совершенная беспомощность «строителя» приналичии у него, правда, некоторых зачатков воли и трудолюбия. Этот подход не нуждаетсяв особых комментариях, хотя и является весьма и весьма распространенным.Ошибка второго подхода состоит, очевидно, в чрезмерной размеренности иосновательности, с которой вы – с моей, правда, подачи – приступили к делу, хотя общеестратегическое направление и являлось абсолютно правильным. Но еще более правильным(для учителя) было бы принять во внимание естественные человеческие слабости. Нужнобыло предвидеть, на чем у новичка произойдет срыв, и сделать подготовительные работыболее сжатыми и энергичными. Нужно было рассчитать время так, чтобы успеть построитьфундамент и научить неопытного строителя должным образом укладывать кирпичи дотого, как его первоначальный импульс иссякнет.Когда бы ученик с гордостью увидел несколько ровных рядов уложенных имкирпичей, то его силы бы удвоились и утроились. Он вкусил бы ни с чем не сравнимуюсладость хоть и небольшой, но победы, которая была так близка. У него появилась быобновленная вера в себя и свои способности, и он с новой энергией принялся бы за работу.Но этого, увы, не произошло.Мы с вами, мой разочарованный ученик, безрезультатно исчерпали вашпсихологический временной лимит новичка. Учитель не проявил должной мудрости – да иоткуда она у простого строителя? – и произвольно-небрежно экстраполировал своеспокойное знание и профессиональную уверенность в себе на неподготовленного инеуверенного в себе ученика, у которого не было к тому же и безусловного доверия кучителю.Итак, если у вас, мой юный «строитель», нет достаточного опыта, то в начале пути вамнеобходимо добиться заметных промежуточных результатов, придающих новые силы, затри-четыре месяца, иначе ваш новый дом – ваш иностранный язык – рискует навсегдаостаться недостроенным.Или же вы должны иметь учителя, которому вы можете безусловно доверять. Так илииначе, нельзя недооценивать подсознательное – оно чрезвычайно опасный противниквашей воли.Впрочем, есть и другой выход – полюбить «черновую» работу как таковую, найти вней удовлетворение, получать удовольствие от выполнения промежуточных элементов.Этот подход имеет свои огромные положительные стороны, но в то же время он не лишени своих опасностей. Полюбив промежуточные элементы, вы рискуете заиграться с ними,86заблудиться в них навсегда, потеряв из виду вашу конечную цель – реальное владениеязыком в реальных жизненных ситуациях. Но об этом после, если, конечно, у нас с вамидостанет для этого времени, мой любезный собеседник, времени и энергии...Чувство вины, или Руки мой перед едой!Многие люди, успешно поборовшие порочную, тупиковую систему в области изученияиностранных языков и, как следствие этого, отлично знающие иностранный язык (илинесколько иностранных языков), испытывают тем не менее некое остаточное чувство виныза свой успех.Ложные представления о «надлежащем» подходе к изучению иностранных языков такглубоко в нас укоренились, что мы чувствуем, что наш успех какой-то «неправильный»,«жульнический», что путь, по которому мы интуитивно пошли, лишь случайно вывел нас куспеху. Каким-то парадоксальным образом мы считаем себя нарушившими некиесвященные ритуалы и обряды.Скорее всего, так происходит потому, что у нас просто нет душевных сил посмотретьправде в глаза и четко сформулировать ее: система изучения иностранных языков – я неговорю о факультетах иностранных языков, которые при всех своих недостатках неплоходелают свое дело – построена на недоговоренностях, полуправде, неправде и откровенномобмане.Мы, владеющие иностранными языками, предпочитаем несправедливо винить себя(несмотря на наш очевидный успех), но малодушно воздерживаемся от обвинения всейогромной системы и всех ее представителей. Для нас это было бы слишком тяжело. Мыпредпочитаем не противопоставлять себя системе. Ведь нас с вами так долго учили, чтонадо быть хорошими мальчиками, мыть руки перед едой, сидеть тихо и не шуметь,слушаться старших и не нарушать установленный испокон века порядок, учили, чтобольшинство всегда право, что свои маленькие частные интересы надо подчинятьинтересам этого большинства. Мы виним себя и поэтому столь охотно верим вслучайность своего успеха в изучении иностранного языка – мы хотим себя в этомубедить. Убедить себя в том, что мы овладели языком вовсе не вопреки системе – бросивей вызов. Убедить себя, что, как и было предписано, мы «сидели тихо», прилежно делалидомашние задания, оставались «хорошими мальчиками», первыми поднимали руки, чтобыответить на вопросы мудрых преподавателей, и нас не за что ругать.А чтобы подавить любые в этом сомнения, иногда шевелящиеся в нас, мы достаточноискренне думаем, что другие – как бы искупая нашу воображаемую вину! – должныпокорно ходить на традиционные курсы, оказавшиеся почти бесполезными для нас, тупосмотреть в учебник грамматики, вызывающий – не могущий не вызывать! – судорожныепозывы зевоты, бессмысленно выполнять гору идиотских упражнений, которым несть никонца, ни края, заучивать некие высосанные из пальца «темы», слушать шарлатанскиезаписи с «секретными сигналами», сделанные в подвале колбасной лавочки в воровскомпритоне с гордым названием Брайтон-Бич, и подвергаться другим подобнымиздевательствам со стороны системы и ее официальных и неофициальных представителей.То есть делать именно то, что необходимым образом приводит к полному провалу визучении языка.Для нас удобнее уже заранее не верить в силы, волю и здравый смысл новичков,только-только приступающих к изучению иностранных языков. Мы почти уверены, чтоони потерпят сокрушительное поражение в своем столкновении с торжествующей87системой. Мы даже хотим этого – будто бы их поражение снимет с нас вину за наш«жульнический» успех!Впрочем, почему я говорю «мы»? Я не считаю вас, мой полный юного пыласобеседник, слабым и неспособным к борьбе. Я в вас верю! В противном случае, зачем быя впустую тратил свое и ваше драгоценное время на наши с вами беседы за чашкой чая излепестков лотоса? Я верю, что вы найдете в себе силы сорвать с себя липкие,всепроникающие путы дрянной системы, стряхнуть с глаз пелену ложных представлений,пытающихся заставить вас подчиняться фальшивым идолам, слепленным из погремушектрескучих фраз, гнилых ниточек псевдологики и пестрых фантиков пустых авторитетов. Яуверен, что вы сумеете распознать недомолвки, отличить правду от полуправды и прямойзлонамеренной лжи. У вас, мой любезный собеседник, достанет для этого молодойэнергии, упорства, самодисциплины и интуиции!Я знаю, что вы свободно и без всякого чувства вины шагнете вон из негодной, затхлойсистемы на волю и простор, в пока еще новый и неизведанный для вас мир – в такойпрекрасный в своей новизне и свежести мир иностранного языка...pismoavtoru@hotmail.comzamyatkin.com/forum/Сопротивление близких, или Какой вы все-таки умный!А еще, мой любезный собеседник, вам надо быть внутренне готовым к преодолениюсопротивления не только иностранного языка, но и к неожиданному и довольнонеприятному для вас противодействию ваших близких. Да, да! Я именно это хотел сказать– ваших близких! Не удивляйтесь этому – вас, в самом деле, ожидает, может быть, неочень явное, но весьма и весьма ощутимое сопротивление вашего ближайшего окружения.К сожалению, человеческая природа устроена таким образом, что успехи нашихблизких не вызывают в нас особенного энтузиазма – не потому ли, что мы сами бледновыглядим на фоне этих успехов? – но мы с удовольствием наблюдаем, как они – близкиенам люди – падают лицом в грязь – лишь бы брызги на нас не летели!Вы думаете, почему бросившим пить алкоголикам так часто и настойчиво предлагается«одна лишь только рюмашка, которая совсем не повредит»? Вам тоже будут предлагать«отдохнуть», не «перенапрягаться», сделать «небольшой перерыв» в занятиях – и всё,конечно, для вашей же пользы! На словах вас будут поддерживать в ваших усилиях, но ихинтонации! Намеки и полунамеки! Их действия!Вам, мой любезный собеседник, всячески будут давать понять, что ваш иностранныйязык есть не более чем причуда, блажь с вашей стороны; что с большой долей вероятности– почти наверняка – вы потерпите поражение, только попусту потеряв время, котороеможно было бы потратить на что-нибудь «полезное» (полезное для них, конечно!). Влучшем случае вас ждет вежливо-скучающее равнодушие, но безусловной поддержки,любезный мой собеседник, не ожидайте ни от кого – вам предстоит суровая одинокаяборьба! В этой борьбе у вас будет только один союзник, на которого вы сможете целикоми полностью положиться, – вы сами.Именно поэтому вам будет совершенно необходимо постоянно награждать себя –внутренне – за свои успехи в изучении иностранного языка, не ожидая, что это сделаеткто-то другой.Ни в коем случае не ругайте себя за свои мелкие неудачи и временные трудности –мнимые или даже действительные. Решительнейшим образом пресекайте в себе любойнегатив и без устали подпитывайте в себе положительные эмоции, связанные с вашими88хоть и небольшими, но успехами в изучении иностранного языка. Это нисколько нестыдно, а напротив – насущно для вашего успеха!И не откладывайте свое вознаграждение на потом, на то время, когда вы начнетеобщаться с иностранцами. Многие полуосознанно ожидают, что носители языка будутнепременно исполнять роль некоего заинтересованного экзаменатора и просто обязаны-таки будут хвалить вас за ваши успехи и все те жертвы, которые вы принесли, чтобыдостигнуть столь хорошего владения их языком. Они непременно отметят вашу богатуюлексику, вашу безукоризненную грамматику и ваш интеллигентный выговор!Вас, мой любезный собеседник, ждет жестокое разочарование – носителям языкасовершенно все равно, знаете вы их язык или нет, говорите ли вы с кошмарным«хлопцевым» акцентом или элегантно, как виконт де Бражелон. Они автоматическипоставят вас – соответственно вашему языку – на должную социальную полочку, но неболее того. Они не станут исправлять ваши ошибки (так же как и вы не станете исправлятьошибки в «мове» какого-нибудь случайно встреченного вами «хлопца», что не помешаетвам, впрочем, внутренне морщиться, слушая, как он «хово́рить»), но и хвалить вас тоже нестанут. Вы для них имеете ровным счетом такое же значение, как для вас – тысячислучайных прохожих, идущих непрерывным потоком мимо вас на улицах гигантскогогорода. Так что за свои реальные заслуги награждайте себя здесь и сейчас, потому чтодругого случая вам может не представиться!Давайте себе психологическую конфетку! Говорите себе, какой вы умный! Гладьтесебя по голове даже за мелкие тактические успехи – накапливаясь, они приведут вас ксерьезным прорывам и крупным победам! Хвалите себя, но не вслух, конечно, мойскромный собеседник, не во всеуслышание – внутренне, исключительно для себя, сознающей, загадочной для непосвященных улыбкой на вашем лице....Непременно делайте это, ибо здесь ключ и залог вашего успеха в превращениииностранного языка из вашего опасного врага в вашего верного союзника и друга!Почем нонче лошади, или Моя маленькая олигархическая серенадаБыль без нравоучительного подтекста (а вот просто так – без!) № 001.История сия не есть притча, которые вы, мой умудренный собеседник, уже, очевидно,привыкли слышать от меня, вашего народного акына-сказителя, но самая что ни на естьнастоящая быль (с известными художественными преувеличениями, конечно, без которых,ну никак нельзя!). Вы, мой терпеливый и в то же время проницательный собеседник,поймете, несомненно, что эта история имеет самое прямое отношение к практическойработе над иностранным языком (а если не поймете, тогда я в вас самым печальнымобразом заблуждался, и вы, не оправдавший моих надежд собеседник, не так ужпроницательны, как пытались заставить меня поверить!).Житейскую мудрость автора и красоту стиля изложения мы здесь обсуждать не будем,поскольку, являясь ценными сами по себе, они тем не менее выходят за рамкиобсуждаемого предмета.Итак, в то время судьба определила меня в преподаватели английского языка к одномуиз так называемых олигархов. Сразу должен предупредить тех, кто с нетерпением ждет отэтого рассказа раскаленных утюгов на моей согбенной от непосильных трудов спине либоустриц в шампанском, доставленных на персональном «боинге» к моему завтраку изПарижа, что ничего такого в моем повествовании не будет. Олигарх мне попалсядостаточно цивилизованный, вполне смирный и по-своему даже добрый. Если ни устриц,89ни «Вдовы Клико» я от него и не увидел, то и «распальцовку» он мне не делал и на«счетчик» не ставил, за что от меня ему моя неувядающая благодарность.Занятия наши шли достаточно успешно. Олигарх снисходительно, по-философскивыслушивал мои горячие импровизированные лекции на тему изучения иностранныхязыков, послушно выполнял все мои предписания и даже заслужил от меня уважение ксебе за свое трудолюбие и дисциплину. А ведь был он уже в возрасте, когда иностранныйязык дается с весьма большим – мягко говоря – трудом.Но, несмотря на кажущуюся безмятежность, в глубине души я знал, что эта идиллия невечна и что небеса наши не могут всегда оставаться безоблачными. И я, конечно же, неошибался. Голубое небо и безмятежная зеркальная поверхность воды были обманчивы.Приближался шторм.Однажды утром я, как всегда, пришел из отдельно стоящей людской, где – для моегоже удобства – был поселен, в летний дворец олигарха – не путать с его летней виллой наФарерских островах! – на занятия и бесшумно как тень прошел по насмешливоскалящимся на меня тигровым шкурам, устилавшим пол, в башню из голубого с розовымипрожилками чилийского гранита, приспособленную под класс. Утреннее солнце щедролило свой нежный молодой свет через узкие бойницы на рыцарей в начищенных дозеркального блеска средневековых доспехах. Миниатюрные телекамеры фиксировали всемои движения и даже, казалось, мысли.Войдя, я остановился у дверей и, приосанившись, чтобы хоть в какой-то мере походитьна рыцаря, стал терпеливо ждать, когда олигарх закончит свой традиционный завтрак –тихоокеанскую селедку пряного посола, аккуратно разложенную перед ним на газетке.На этот раз олигарх явно не торопился приступать к уроку. Он, не спеша, доел свойпряный завтрак, тщательно вытер пальцы о свисающую позади него кружевнуюмуслиновую занавеску, отпил пива из двухлитровой пластиковой бутылки, поковырялмизинцем в зубах и только после этого посмотрел на меня.В его взгляде было что-то такое, от чего у меня в голове замелькали раскаленныеутюги и контрольные выстрелы в голову. Мурашки танцевали аргентинское танго на моеймгновенно вспотевшей спине. Улыбка беспомощно повисла на моих побледневших губах.– У меня к вам есть вопрос! – тихо, почти нежно сказал олигарх после мучительнодолгой паузы.– Я... эээ... вас слушаю, – прохрипел я каким-то незнакомым самому себе голосом.– Я тут был в книжном магазине...– Да?– Там есть новый компьютерный курс. Весьма дорогой...– Да?– Почему мы занимаемся по этому? – он презрительно ткнул пальцем, на которомкогда-то давно было выколото нечто, отдаленно напоминающее русалку пряного посола,во вполне приличный курс английского языка по скромной цене, неосмотрительноизбранный мной для наших занятий. – Эээ... дело в том, ваше высоко... эээ... что... эээ... кхе-кхе... – проблеял я. Мурашкина моей спине приободрились и с танго перешли на фокстрот...Не помню, как завершился наш урок. Сны мои были полны кошмаров. Я частопросыпался на своей перине из пуха калифорнийских колибри и мучительно размышлял обренности нашего земного существования, глядя в покрытый фресками а-ля «Анжелика,маркиза ангелов, в древнеримском лупанарии» потолок, на который луна изливала свойпризрачный, печальный, нездешний свет. Моя жизнь висела на волоске. Но под утро, когдазапели трехголовые танзанийские петухи в личном зоопарке олигарха, меня осенило...За две секунды до назначенного времени я вошел в класс бодрым, почти печатнымшагом. Олигарх посмотрел на меня, как бы удивляясь, что я еще тут и почему-то без утюгана спине.90– Скажите, вы умеете ездить верхом? – спросил я, преданно глядя на своего ученика.– В общем, да, умею, но сейчас как-то времени нет... – начал было он.– А вот могу ли я купить лошадь за тысячу долларов?– Зачем покупать? У меня тут недалеко друг, владелец конезавода. Если есть желание,можно поехать покататься.– А сколько мне понадобится времени, чтобы научиться ездить верхом на лошади,которую я куплю за тысячу долларов? – продолжал я гнуть свою линию.– Полгода. Не меньше. – Олигарх с сомнением оглядел мою далеко не атлетическуюфигуру.– А вот если я куплю лошадь не за тысячу, а за десять тысяч долларов, сколько мнепонадобится времени, чтобы научиться ездить верхом на этой лошади? На ней я научусьездить в десять раз быстрее? Это я к нашему вчерашнему разговору о компьютерномкурсе...Олигарх пристально смотрел на меня. Я стоял по стойке смирно, не дыша и не сводясвоих невинных глаз с кончика хищно задвигавшегося носа олигарха. Прошло несколькосекунд. На стене громко тикали исполненные по специальному олигархическому заказуантикварные швейцарские часы эпохи Мынь с элементами позднего барокко.Видеокамеры неподвижно застыли в охотничьей стойке. У наших ног о чем-то тиховздыхала во сне любимая борзая олигарха. В оранжерее перебрасывались между собойироническими репликами полинезийские двугорбые какаду. В домашнем зоопаркенегромко рычал, грызя свою кость, суматранский короткошерстный крокодил...Наконец олигарх опустил свой взгляд, задумчиво потрогал платиновую кнопку вызоваохраны и открыл учебник: – Так где мы вчера остановились?Я показал ему нужное место, вздохнул полной грудью и подумал, что жизнь вообще-топрекрасна и удивительна...pismoavtoru@hotmail.comzamyatkin.com/forum/Знают ли иностранцы иностранные языки, или Весеннее цветение обдуванчиковЧто за глупый заголовок, не правда ли, мой любезный собеседник? Конечно,иностранцы знают иностранные языки. Иностранец, родившийся и проживающий в даннойконкретной стране, прекрасно знает язык этой страны! Не может не знать! А позвольтетогда осторожно и вкрадчиво спросить вас, может ли этот иностранец ответить на все моивопросы, которые появляются у меня, когда я изучаю язык, который названныйиностранец так хорошо знает? Вы говорите, что может? Прекрасно! Это как раз тот самыйответ, который я и ожидал от вас услышать! Можете сесть на свое место!А что если, мой такой быстрый с ответами собеседник, если я родился и вырос,скажем, в Китае и являюсь, соответственно, чистопородным китайцем и мне вдругзахотелось изучить язык Лескова и Достоевского? Я начал это делать, и у меня,естественно, появилась куча жгучих вопросов, на которые я жажду получить не менеежгучие ответы. Я выглядываю на свою китайскую улицу, по которой гуляют рикши, кули,босоногие гейши, шаолиньские монахи седьмого дана и прочие хунвейбины, и, ба! кого явижу среди них?! Конечно же вас, мой любезный собеседник! Какое счастливое стечениеобстоятельств, что вы совершенно случайно забрели именно на мою улицу – уж вы-тонаверняка сможете дать ответы на любые вопросы, которые только могут появиться в моейбуйной китайской головушке по поводу русского языка! Вы ведь, несомненно, знаетерусский язык, не правда ли? Кто же, если не вы?91Для вас не составит никакого труда объяснить мне, чем причастие отличается отдеепричастия, или прояснить правила использования совершенных и несовершенныхглаголов, «разрулить», когда нужно говорить «запа́сный», а когда «запасно́й». Илиразъяснить, почему зачастую мы используем прошедшее время как повелительноенаклонение: «Пошел отсюда!», «Упал и отжался!». Я уже не говорю о таком сущемпустяке, как помощь в выборе грамматически правильного варианта из вот этих двухсловосочетаний, которые меня некоторым образом смущают: «между деревьями» или«между деревьев»? Какое из них отвечает грамматическим нормам русского языка?А вот если я приеду в вашу страну в гости и по дороге немного запылюсь, то следуетли мне – поскольку я являюсь чрезвычайно чистолюбивым китайцем! – немедленнопомыть свое пыльное китайское тело, всласть поплескавшись в шайке с горячей водой,определив место, где я смогу это сделать, по простой и всем понятной вывеске«Помойка»? Нет? Странно...А скатерть-самобранка? Она была названа так метко потому, что совершенносамостоятельно, без посторонней помощи высококлассных специалистов и даже безподключения в сеть очень переменного напряжения может выбранить кого угодно самыминехорошими и обидными словами?Или вот тут я вижу на бумаге «хорошо», а слышу «хршо» – у меня что-то не в порядкес ушами? Или с глазами? А почему надо говорить «одуванчик», а не «обдуванчик»?«Телепаться» – это общаться телепатически или быть на телевидении? Почему упавшееяблоко – это «падалица», но никак не «падаль»? А почему то же самое яблоко, но ужеукрадкой сорванное вами, мой любезный собеседник, под покровом ночи в соседскомогороде (да, и это тоже мне про вас известно!) – это всё, что угодно, но отнюдь не«рванина»?Но что это? Некая тень пробежала по вашему лицу? Вы говорите, что вы спешите? Чтоу вас нет ни секунды для того, чтобы отвечать на вопросы бедного, стремящегося кзнаниям, как одуванчик к солнцу, китайца? Вас ждут для проведения важных переговоровна высшем – выше седьмого дана – уровне? Я охотно верю вам! Конечно же, у вас естьнеотложные и, несомненно, важные дела! В моей голове даже не может зародитьсяподозрение, что истиной причиной вашей спешки и нежелания обсуждать со мнойграмматику и другие нюансы русского языка является ваша неуверенность в том, что вы всостоянии дать правильные ответы на мои вопросы. Как я могу подумать такое! Ведь выже носитель языка и просто обязаны знать правильные ответы на все вопросыиностранцев, изучающих ваш язык! Или?..Ну конечно же «или». Прошу прощения, мой опять попавший в одну из моих ловушексобеседник, за мою жестокость. Однако же я причиняю вам боль исключительно длявашей собственной пользы. Исключительно в терапевтических целях, так сказать. Ясовсем не испытываю радости, когда я густо посыпаю ваши кровоточащие раныповаренной солью иронии самого грубого помола и раз за разом проворачиваю в нихострый ножик своей неумолимой логики. Да, я охотно признаю, что некорректно поставилвопрос о «знании», но и вы признайтесь, что уж очень поспешили попасться на моюудочку. А ведь знали, что ухо со мной надо держать востро! Так что давайте протянем другдругу руки и снова станем друзьями!Все дело, конечно, в многозначности слова «знать». Знать ведь можно по-разному. Нетникаких сомнений, что вы знаете русский язык, то есть владеете им, что тем не менее этоникоим образом не подразумевает, что вы можете без запинки выдавать ответы на вопросыпо грамматике, лексике и фонетике языка, которые во многом относятся к специальнымобластям языкознания.«Незнание» аэродинамики и математических формул, описывающих поведениевосходящих воздушных потоков, ничуть не мешает орлу часами парить высоко в небе.Золотая рыбка бодро плавает по вашему аквариуму, не «зная» ничего о гидродинамике, а92тот факт, что вы умеете ездить на машине (или метро), еще не подразумевает того, что выумеете эту машину (метро) разбирать и собирать или даже просто ее ремонтировать.Зачем я вам все это говорю? А затем, что практически все изучающие иностранныйязык наделяют носителей этого языка чудесной способностью отвечать на все ихязыковые вопросы только на основании того, что носители языка «знают» этот язык.Бедные же «знающие» испуганно воспринимают подобные вопросы как попытку ихпроэкзаменовать в самый неподходящий для этого момент – так же как и вы, мойлюбезный собеседник, восприняли мои коварные «китайские» вопросы! – и выставитьсоответствующую отметку с занесением в официальную ведомость. А ведь они такнадеялись, что кошмар грамматики родного языка навсегда остался в их далекомшкольном прошлом! Но тут, как некое жуткое привидение, появляетесь вы и вашивнушающие ужас вопросы про какие-то там глаголы совершенного вида и прочиепричастия! Чур меня! Чур меня!Мой любезный моему сердцу собеседник! Для вас эта мысль может показаться свежейи необычной, но иностранцы – это такие же обыкновенные люди, как и мы с вами. Сосвоими заботами, слабостями и страхами. В школе их, так же как и нас с вами,терроризировали «всезнающие» учителя, оставив в их душах глубокие незарастающиераны. Они не ходячие грамматические справочники родного языка – мягко говоря! – иотнюдь не горят желанием ими становиться. К тому времени, когда вы начнете по-настоящему общаться с ними, вы будете знать грамматику их языка несравненно лучше,чем они. Будьте гуманны! Не надо их мучить своими вопросами, тем более что никакихответов вы от них все равно не добьетесь! Не становитесь для них еще одной неприятнойпроблемой, которую надо каким-то образом решать, что на практике означает либо даватьиспуганно-невразумительно-сдавленные и доходящие порой до грубых ответы, либопросто избегать задающих подобные вопросы (не штудировать же им грамматическиесправочники для отыскания правильных ответов на ваши неуместные головоломки!).Это совсем не означает, впрочем, что общение с иностранцами совсем не даст вамникакой полезной грамматической и иной информации. Общайтесь. Говорите на какиеугодно темы. Внимательно слушайте и анализируйте их лексику, грамматику и фонетику.Их манеру поведения. Перекидывайте логические мостики к уже известным и уютным длявас языковым островкам. Через такого рода аналитическое общение ответы на некоторыеваши вопросы станут для вас ясны. А ответы на остальные вам дадут справочники и другаяспециальная литература.Указание на такой подход содержится в предисловии к университетскому учебнику –очень хорошему учебнику, кстати – китайского языка профессора ДеФрэнсиса, где онобращается к студентам-первокурсникам с категорическим запретом задавать какие бы тони было грамматические и вообще языковые вопросы своим ассистентам-китайцам. Онпоясняет, что с любыми вопросами о языке и его функционировании студенты должныобращаться только к обладающему теоретическим знанием языка и опытом ответов наподобные вопросы профессору, а не к носителям языка, хотя бы и помощникампрофессора. Задача же ассистентов состоит исключительно в том, чтобы быть длястудентов простыми объектами языковой практики и не более того – своеобразными«боксерскими грушами», так сказать. Думаю, что не ошибусь, если выскажупредположение, что профессор ДеФрэнсис является одним из тех профессоров(вымирающий в наше время вид), которые сами писали свои докторские диссертации идаже вписывали туда свои собственные, а не чьи-то чужие мысли...Никогда не забуду, как я написал свое первое в Америке резюме и дал посмотреть егоодной девушке-американке, которая на первый взгляд выглядела вполне интеллигентно идаже училась в каком-то колледже. Она взглянула на мое резюме и тут же заявила,указывая своим отманикюренным коготком, что вот такого прошедшего времени ванглийском языке нет. Время это было так называемым предпрошедшим, которое,93конечно, в английском языке было, есть и будет. Оно, возможно, не вполнеупотребительно при написании резюме, но отрицать полностью его существование неследует никому, даже носителю языка. Впрочем, спорить с дамой я не стал и ее советыпринял с благодарностью, что не помешало мне, впрочем, намотать кое-что на ус. С техпор на этот ус намоталось много чего разного...Также вам ни в коем случае не следует слепо подражать носителям языка, слепокопировать их речь только на том основании, что они носители языка. Как я уже сказал,они обычные люди со своими недостатками. Эти недостатки могут выражаться – ивыражаются – в заученных с детства словарно-грамматических ошибках и неприемлемомдля подражания произношении (я, например, до сих пор с огромной неохотой говорю«непристойно» – мне такое произношение этого слова кажется неправильным и каким-товычурным, а правильным и абсолютно логичным для меня было бы говорить«непристройно» – так когда-то в детстве я его услышал и запомнил, и ничто на свете неможет изменить это мое раз и навсегда запечатленное ощущение правильности инеправильности в данном случае!).Интересный разговор произошел по поводу уже упомянутой мной «Красной жары» нафоруме, посвященном обсуждению качества переводов иностранных фильмов на русскийязык. Протекал этот весьма поучительный – и являющийся практически идеальнымкомментарием на тему языкового «всезнания» иностранцев – разговор примерно так:А. А вот Замяткин в своей книге утверждает, что название фильма «Красная жара» надопереводить совсем не «Красная жара», а «Красный мент».Б. Какой еще там Замяткин? Какой «мент»? Я наведу справки – у меня друзья-американцы вКалифорнии.А. Хорошо, мы подождем...Б. Я навел справки: мои друзья-американцы из Калифорнии говорят, что английское слово«жара» значения «мент» не имеет. Чё там твой Замяткин может знать, вааще в натуре!Тут калифорнийцы говорят! Вопрос канкретна закрыт!А. Закрыт? А я заглянул в специальный словарь американского слэнга и одно из значений слова«жара» дается как «мент». Что твои умники-калифорнийцы скажут по этому поводу?Б. Эта... ну... эээ... они говорят, что лично они это слово в таком значении не употребляют...Для меня, кстати, не было совершенно никакой необходимости проверять значениеслова «жара» по специальному словарю криминального американского слэнга – вконтексте этого фильма было ясно как день, что ничего другого, кроме как «мент», этослово означать просто не может.И не имеет ровным счетом никакого значения, употребляет ли этот конкретныйамериканец данное слово в данном значении (средний американец в повседневной жизнивообще употребляет не более двух сотен слов). Речь идет о переводе вот этого словаименно в этой конкретной ситуации и в этом узком контексте данного фильма. Мнениеотдельно взятых калифорнийцев по этому вопросу «весит» не больше, чем мнениеотдельно взятых – или даже вместе взятых с поличным прямо у ларька! – жителей деревниБольшие Колдобины по поводу значения слова «оксюморон». Какие-то тамкалифорнийцы, видишь ли, не употребляют этого слова!Лично я, скажем, никогда не употребляю выражения «Всё будет по ходу в ёлочку».Пока я не посмотрел сериал «Зона» три года назад, я вообще не подозревал осуществовании этого тюремного выражения. Однако мое незнание или неупотреблениеданного выражения совсем не означает его отсутствия в русском языке. В тюрьмах этовыражение известно и используется.Не думаю, что все читатели книги употребляют или даже просто понимают абсолютнопрозрачную и понятную для меня фразу «Ежи совсем поопухали – дедов не уважают!». Аведь когда я служил в Советской Армии эта фраза была понятна для всех без исключения94участников увлекательного армейского представления – как для почтенных дедов, так идля самих армейских ежей...Как можно считать каких-то людей экспертами в вопросах функционирования языкатолько на основании того, что это их родной язык, и без тени малейшего сомненияобращаться к ним за разъяснениями, как к неким непогрешимым языковым арбитрам?Давайте тогда направлять всех иностранцев, изучающих русский язык и имеющих какие-либо грамматические вопросы и неясности прямиком к приемщице стеклотары Зинке – унее-то уж точно найдутся правильные ответы! Почему какого-то первого встречного-поперечного калифорнийца мы можем считать последней экспертной инстанцией ванглийском языке, а Зинку – в русском языке – не можем? Лично мне за Зинку обидно...А вот сейчас вопрос о «красной жаре» закрыт. Калифорнийцы они, видишь ли! Держитеменя пятеро...Два дня назад мне пришлось некоторое время стоять на автобусной остановке в одномиз городишек, расположенных на Верхней Волге. Следом за мной на остановку подошелпомятого вида мужичок в кирзовых сапогах и тут же стал громко сетовать, что на «бездесять девять» он опоздал, что после автобуса, столь жестоко и бесцеремонно ушедшеготочно по расписанию «без десять девять», автобусов не будет целый час и что он почему-то всегда опаздывает на «без десять девять».Он безостановочно и на все лады – но ни разу не ошибившись в правильную сторону исказав «без десяти»! – повторял эти свои «без десять девять», пока не подошел следующийавтобус. К счастью для нас автобус подошел не через обещанный мужичком час, а ровночерез семнадцать с половиной минут. Трагедии не произошло. А ведь мои кулаки сталипрямо-таки невыносимо зудеть и чесаться от нестерпимого желания подойти к этомумучителю русского языка, взять его за не вполне гигиенического вида шиворот,хорошенько встряхнуть и поставить ему соответствующую оценку в ведомость, а то и двеоценки – по одной под каждый глаз...Одна из моих читательниц написала на моем форуме, как она в первый раз вступила насвященную американскую землю. Произошло это знаменательное событие в аэропортуНью-Йорка. Работник паспортного контроля стал задавать ей какие-то вопросы. Почему-топо-английски, к чему испуганная таким вниманием дама была, как оказалось, совершенноне готова – она не понимала ни слова из того, что ей говорили. Пятнадцать лет изученияанглийского в самых разнообразных учебных заведениях исчезли без какого бы то ни былоследа.Работник становился все строже и раздраженнее, в воображении дамы уже сталивозникать наручники, американские застенки и долгие ночные допросы, когда паспортистподнял трубку телефона и куда-то позвонил. Через минуту со зловещим металлическимклацанием открылась дверь и из нее вышел гигантского размера негр в военной форме.Дама приготовилась терять сознание – начинал сбываться самый страшный ее кошмар.Громила-негр не спеша подошел к даме, так же не спеша осмотрел ее с головы до ног,заглянул в паспорт, разлепил свои страшные вывороченные губы и процедил: «Ну такэ шо,дама? вы нэ хово́рытэ по аглицкой мовэ? а я таки хово́ру по-русски! сало е?»Вы должны подражать – запечатлевая, навсегда впечатывая в свой мозг! – если несовершенно идеальному, то принятым в этом языке за стандартное произношению играмматике – на которые мы и ориентируемся при отработке нашей матрицы обратногорезонанса. Иначе можно легко принять за образец произношение какого-нибудьбезграмотного иностранного «хлопца» или «конкретного братка» и «обогатить» свойиностранный язык «ихней» колоритной «мовой», «та я шо? та я ж нишо!», языковой, «тычё, козёл, в натуре!», распальцовкой или какими-нибудь другими «непристройностями»(помню, как один «зеленый берет» жаловался мне за рюмкой... эээ... чая, что у нихдиспетчером-телефонистом посадили одну губастую негритянку, отловленную, очевидно,95в каком-то нью-йоркском гетто, чей «английский» не был понятен ни ему, ни вообще комубы то ни было в их группе, включая и чернокожих «африканце-американцев»).Недавно мне пришлось общаться с одним из представителей солнечного Узбекистана,коих неисчислимое количество трудится в поте своего лица на просторах нашей страны завполне скромное вознаграждение. Русскому языку он явно обучался без отрыва отпроизводства прямо на погрузочно-разгрузочных работах или какой-нибудь стройке. Этостало совершенно очевидным, как только он открыл рот, откуда хлынул некий мутныйпоток, где преобладали слова, из которых я могу привести здесь только слово «мать». Я струдом пересилил в себе желание немедленно с ним распрощаться для того, чтобы бегомвернуться к себе домой и принять долгий горячий душ.А ведь это неплохой, и даже весьма обходительный человек, и я уверен, что на своемродном языке он никогда не позволил бы себе так изъясняться, а тем более с человеком,которого он только что встретил. Но дело в том, что заплетающийся от сивухи языкопустившихся и потерявших человеческий облик вырожденцев и полубомжей с сизыминосами – а он, похоже, имел дело исключительно с такими экземплярами животного миранашей страны – он совершенно невинно и искренне воспринял как языковую нормурусского языка.Нет, не дураки придумали поговорку «простота – хуже воровства!». Не будьте и вы,мой изъясняющийся на безукоризненно чистом русском языке собеседник, незамысловато«просты» в своем подражании носителям языка, дабы не уподобиться моему новомуузбекскому другу.Иногда подражание речевым образцам дает другие, но также весьма интересныерезультаты. Первым преподавателем русского языка одного из моих военныхамериканских учеников был прибалт. Этот мой ученик до сих пор говорит – прекрасноговорит, впрочем! – на русском языке с легким прибалтийским акцентом. Внешность еготипично прибалтийская, и, соответственно, все в нашей стране сразу же принимают его зауроженца одной из прибалтийских стран. Иногда я подозреваю (я уверен, что совершеннобезосновательно!), что он успешно использует это в своих темных шпионских делишках наАлтае, куда он постоянно возит на пешие и конные прогулки перекормленныхгамбургерами и переполненных кака-колой богатеньких американских обывателей.Однако стоит мне посмотреть в его невинные голубые глаза и услышать его приятный едвауловимый прибалтийский акцент, как мои ни на чем не основанные подозрениярассеиваются, как зыбкий юрмальский туман под лучами жаркого узбекского солнца...Поправка:Я только что узнал из надежных агентурных источников, что мой солнечныйузбекский друг проходил углубленный курс изучения русского языка на местном рынке,где он последние десять лет честно трудится дворником все более широкого профиля. Такчто со стройки и ее мирных тружеников, несомненно, изъясняющихся на родниково-чистом русском языке («Будьте столь любезны, сударь, передайте мне вон ту ванну сцементным раствором! Благодарю вас!» – «Ну, что вы, право же, не стоит благодарности!»– «Прошу извинить покорно, милостивый государь, но я хочу обратить ваше внимание нато, что вы уронили вашу кувалду мне на ногу!» – «Тысяча извинений! Уверяю вас, что этопроизошло совершенно непреднамеренно! Впрочем, если вы, любезный коллега, хотитесатисфакции, то выбор оружия за вами! Я и мои секунданты, конечно, всегда к вашимуслугам! Извольте в таком случае встретить нас после работы у ларька!»), мои обидныеподозрения снимаются как не имеющие под собой совершенно никаких оснований. М-да...96А о чем они поют?Ни о чем они не поют! И ради всего святого прекратите меня об этом спрашивать! Наколенях умоляю!Почему-то бытует представление, что все, кто хоть в какой-то мере знает иностранныйязык, непременно обязаны понимать вопли, стоны, урчание, хныканье и прочиеизвержения, льющиеся непрерывным потоком на наши головы (впрочем, точнее будетсказать – на ваши, поскольку до меня эти грязные волны докатываются весьма редко) изтеле-, радио- и других ассенизационных коллекторов.Вас, мой любезный собеседник, это может снова удивить, но носители языка очень иочень часто не имеют никакого понятия, какие именно слова выплевывают на них все этибесконечные группы и группочки (восприятие происходит на полубессознательномуровне), корчащиеся на экранах в судорогах «творчества». Я знаю – когда-то давно яспрашивал. Потом перестал.Впрочем, даже если вы услышите – или прочитаете – все слова, то никакого такого«смысла» вы там все равно не обнаружите.«Люби меня, как я тебя! И чем чаще, тем лучше! Хе-хе-хе!», «Я продал душу диаволуза мешок денег и вам того же желаю! Трали-вали!», «Я самка с плотным телом. Оно всёкак в огне. Отдамся по сходной цене. Гы-гы-гы!», «Мочи ментов – козлов позорных! Порапойти кольнуться! О-хо-хо!», «Я молод, здоров, красив и похотлив, как козел, и так будетвсегда! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!», «Бога нет и никогда не было! Я произошел от шимпанзе – взеркале это очень хорошо видно! Тебе – как сейчас мне! – будет хорошо, если ты будешьжить, как свинья! Я-я-я!», «Пахать землю и вообще работать – стыдно! Такая жизнь – дляидиотов! А мы с тобой ведь умные! Е-е-е!».Можно продолжать с небольшими вариациями до бесконечности, но стоит ли? Ненужно искать пресловутую черную кошку в этой темной, затхлой комнате. Даже если онатам и есть, то смрадный дух идет именно от нее. Если уж порождения какого-нибудьЛеннона или обезьяноподобного Джаггера считаются вершиной смысла, то что говорить отысячах их жалких подражателей?Часто можно услышать, что я, дескать, слушаю песенки на языке, который изучаю и,соответственно, тем самым улучшаю свой иностранный язык. Слабенькая, грошоваяотговорка – данная «метода», мой любезный собеседник, не работает. Слышать словамешает так называемая музыка. Даже если слова и слышны, то произношение слов впеснях радикально отличается от произношения в нормальной речи. Лексика, грамматикаи расположение слов в предложении также нестандартны. Ритмика языка совершеннодругая. Послушайте внимательно и проанализируйте песенки на русском языке – разве выговорите на таком языке? Кстати, всегда ли вы понимаете, что такое они там поют? Я,мягко говоря, – не всегда. А ведь они вроде бы поют по-русски.Конечно, песни на иностранном языке зачастую служат первоначальным толчком дляизучения языка, катализатором интереса к этому языку (особенно после «увлекательных»школьных текстов!), но не более того. Ванильной, так сказать, добавкой к пирогу языка.Даже те, кому нравится ванильный вкус, не должны насыпать ванилин в свой любимыйтазик, ставить его перед собой на кухонный стол и есть этот продукт большой столовойложкой на завтрак, обед и ужин – тут нужна умеренность! Как нельзя питатьсяисключительно ванилином, ровно так же невозможно изучить иностранный язык попесням. Хотя если вы желаете быть первым в истории человечества, кому это удалось, тоне собираюсь ставить вам палки в колеса.Однако же соловья песнями не кормят, и я позволю себе продолжить. Практикапоказывает, что слушать – и смотреть – вам надо новости и аналитические программы(заметьте, что я отнюдь не призываю вас верить всему тому, что там говорят!). В началевашего овладевания языком их проще понимать, потому что в них изначально97присутствует знакомый для вас контекст. На всех языках мира в одно и то же времямуссируются одни и те же «новости». В новостях каждые полчаса или даже пятнадцатьминут повторяется практически одно и то же с небольшими отклонениями. К тому же винтернете вы можете увидеть те же самые новости в печатном виде – чрезвычайнополезный инструмент изучения иностранного языка. В интернете некоторые сегменты выможете слушать сколько угодно раз. И не только их слушать прямо здесь и сейчас, но искачивать на свой компьютер или переносное устройство хранения информации дляпоследующего прослушивания и анализа.Очень хороши для изучения иностранного языка и фильмы о животном мире, природе,географических и других исследованиях. Просмотрев пару-тройку фильмов о жизнитермитов, динозавров или дельфинов, вы почерпнете оттуда громадное количествофонетики, лексики и грамматики и сделаете гигантский шаг вперед в овладении языком. Ктому же кто из нас не любит смотреть такого рода фильмы?И еще. Хотя считается, что профессиональные дикторы говорят на стандартном языке,их язык все-таки является чрезвычайно специфичным (темп, энергетика, лексика,артикуляция), и подражать ему следует с большой осторожностью. Послушайте дикторов,говорящих на русском языке, и подумайте, хотите ли вы, чтобы ваша повседневная речьбыла такой же, как у них. То-то и оно, мой любезный собеседник, то-то и оно!Профессиональные дикторы специально обучаются говорить на таком языке – природныезадатки тоже, конечно, должны изначально присутствовать – и в своем обиходе егосовершенно не употребляют. Это все равно что выносить мусор или ходить, скажем, нарыбалку в смокинге. Или идти утром от вашего дома до ближайшей автобусной остановкипечатным строевым шагом, поднимая ногу от асфальта не менее чем на тридцатьсантиметров. Вас могут не понять.Вашему покорному слуге в начале его «забугорной» карьеры местные аборигены парураз удивленно говорили, что я изъясняюсь «ну, эта, прям, как в тиливизире». Пришлосьприложить некоторые усилия, чтобы спуститься с заоблачных языковых вершин снесколько разряженной атмосферой до ихнево, так сказать, уровня. Больше замечаний небыло. М-да...Немного изменив направление разговора, скажу несколько слов о личном общении сносителями языка в реальных жизненных ситуациях. Как и во время ваших разговоров народном языке, в таких ситуациях присутствует – или может присутствовать – множествофакторов, влияющих на понимание собеседниками друг друга. Какие? Посторонние шумы,плохая акустика помещения, направление речи собеседника не прямо на вас, но в другуюот вас сторону, ветер, дождь, мороз и, соответственно, головные уборы, шарфы и такдалее, мешающие говорить и слышать. Да, в конце концов, тот же самый уже знакомыйнам недоеденный гамбургер, торчащий изо рта вашего уже полностью цивилизовавшегося– в отличие от нас с вами, мой любезный собеседник – визави. И это только те факторы,которые сразу приходят в голову. Думаю, что без особого труда можно еще привести пару-тройку, если подумать.Недавно мне пришлось побывать в гостях у одного художника, чтобы показать емумои наброски для обложки этой книги. Он всё посмотрел. Мы обсудили верстки, форматы,пиксели, цветовые и композиционные концепции, стоимость его профессиональных услуги все такое прочее. Я уже собрался уходить, полуотвернулся от хозяина и стал укладыватьсвой компьютер в сумку, когда он вдруг спросил меня: «Будем говорить о вас?» Я оставилв покое компьютер и внимательно посмотрел на художника. Он, в свою очередь,пронзительно и с какой-то тайной надеждой и почти тоской смотрел на меня, но большепочему-то ничего не говорил. Не говорил, несмотря даже на мой ответный вопрос: «Вкаком смысле?»Мне, конечно, было в определенной степени лестно, что человек, которого я впервыеувидел пятнадцать минут назад, выказывал такую заинтересованность лично во мне и98хотел поговорить о проблемах, которые меня, как личность, беспокоят, но что-то тем неменее мешало мне вынуть из футляра свою старую верную лютню и, тронув своимиумелыми и осторожными пальцами ее струны, потревожить неприютно-холостяцкий фэнь-шуй мансарды душевного художника своим традиционно неспешным и разработанным вмельчайших подробностях эпическим рассказом о себе:«Родился я в маленькой заснеженной сибирской деревне. Дул сильный ветер. Шелгустой снег. В морозном небе ослепительно сияли холодные зимние звезды. Высоко в небесреди звезд летел первый в мире спутник, с которого ласково смотрел на землю космонавтЮрий Гагарин. В поле, убирая урожай, тарахтел колхозный трактор. Неподалеку в саду, запокрытой льдом речкой негромко пели пингвины...»Я смотрел на художника. Художник смотрел на меня. Пауза явно затягивалась.Первым не выдержал художник: «Я совсем на мели... мне хотя бы пару сотен... все обычноберут аванс... пару сотен только...»«Будем говорить аванс»! Конечно же, «будем говорить аванс», а не «говорить о вас»! Явытащил бумажник и с облегчением одарил остро страдающего традиционной болезньюсвоей профессии – безденежьем – художника теми купюрами, которые мог разыскать в тотмомент. Задушевная беседа обо мне явно откладывалась на неопределенный срок...Не далее как вчера мне пришлось пять (!) раз переспросить своего собеседника (не вас,мой любезный собеседник, не вас!), что он такое сказал. А он всего лишь спрашивал меня(по-русски!): «На работу идете?». Но в помещении, где мы находились, была такаяотвратительная акустика, что я совершенно не мог его понять и продолжалпереспрашивать, хотя ситуация уже становилась достаточно напряженной.Так что не забывайте и об этих факторах-помехах в процессе вашего личного общенияс иностранцами на их языке. Постарайтесь либо полностью поставить их – факторы-помехи – под ваш контроль, либо свести их к приемлемому для вас уровню. Либо – какминимум – не забывать об их существовании. Вот таким образом, мой любезныйсобеседник, вот таким образом...pismoavtoru@hotmail.comzamyatkin.com/forum/Очередное китайское предупреждение, или Мой рецепт приготовления квасаНе пугайтесь, мой любезный собеседник! Мое предупреждение будет не на китайскомязыке. Отнюдь нет. Такой заголовок – это не более чем моя попытка привлечь вашеначавшее было рассеиваться внимание к одному интересному для меня – и, надеюсь, длявас тоже – вопросу.Я уделю несколько строк переводу, который обязательным образом связан с изучениеминостранного языка. Без перевода изучения иностранного языка быть просто-напросто неможет. Но что же такое перевод? Не уверен, что вы, мой любезный собеседник, это знаете.Это совсем не камень в ваш огород. Я уверяю вас, что огород ваш находится в полнойбезопасности, и с моей стороны ему ничего не угрожает. Дело в том, что в слово «перевод»вкладывают множество значений, и поэтому когда речь заходит о переводе, надо сразу жеуточнять, что же, собственно, имеется в виду. Устный это перевод или письменный?Литературно-художественный или подстрочный? Синхронный или последовательный?Но даже не это самое главное. По крайней мере для изучающих иностранный язык.Главное для вас – это осознать, что вам совсем не нужно быть переводчиком для того,чтобы знать иностранный язык. Переводчик – это отдельное языковое ремесло, длякоторого знание языка, его внутреннее – для себя – понимание является только одной изпредпосылок так же, как знание языка является предпосылкой в работе диктора, какого-нибудь клоуна-конферансье или, скажем, писателя. Но не все знающие язык работают99дикторами или писателями. Еще раз повторю: владение языком – это не более чем одна изнеобходимых для этого предпосылок.К сожалению, многие, кто пытается быть публичным переводчиком, и недогадываются (или все-таки догадываются?), что один лишь только факт их сносного – илидаже очень хорошего! – владения иностранным языком не делает их профессиональнымипереводчиками. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть практически любойфильм в переводе. Слово «жалкий лепет» даже и не начинает описывать то, что льется навас с экрана. Мне обычно бывает мучительно больно и стыдно за свою профессию, но ввас, мой любезный собеседник, это должно вселить, как это не парадоксально,спокойствие, если не здоровый оптимизм.Поясню свою мысль. Подобная беспомощность экранных «переводчиков» должнабыть для вас иллюстрацией того, что владение ремеслом переводчика не должно бытьвашим критерием владения иностранным языком. Многие незадачливые «переводчики»,несущие несусветную чушь с экрана, отлично знают этот язык, но не обладают рядомумений или даже просто природных задатков, необходимых для того, чтобы делатьпереводы именно такого рода. Должной дикцией например, или элементарнымиактерскими навыками. Необходимым уровнем энергии и быстротой реакции, в концеконцов! Эти ребята вполне могут водить группы иностранных туристов по нашим городами весям, даже быть синхронистами в ООН – кто знает? – или делать сложные письменныепереводы, не говоря уже о простой бытовой болтовне с иностранцами, но вот именнотакого рода переводчиками – синхронными переводчиками фильмов – они быть не могут ине должны (и вообще выполнить устный перевод фильма качественно одному человеку, атем более без кропотливой подготовки, не-воз-мож-но!).Никому не под силу уметь все! Нужно хорошо знать себя и свои возможности и непытаться выходить за их пределы, поскольку результаты получаются весьма жалкими. Вотв этом-то и заключается истинный профессионализм, а совсем не в готовности пускатьсяво все тяжкие в погоне за лишней парой сотен долларов! Надеюсь, что вы, мой любезныйсобеседник, никогда не пойдете по этой скользкой дорожке! Иначе я в вас буду очень иочень разочарован!Но я опять увлекся... Еще лишь раз подчеркну то, что вашей целью в процессеизучения иностранного языка является «перевод» без перевода или прямое,непосредственное понимание этого языка, не требующее мгновенного адекватногоперевода, выраженного словами родного языка. Понимание совсем не требует перевода –или того, что обычно понимают под переводом. Вы будете понимать, постигать значения ипонятия в иностранном языке сразу, минуя подыскивание каких-либо соответствий в своемродном языке словам и понятиям в чужом языке – вам это не будет необходимо. Кстати,часто такое подыскивание соответствий иностранным понятиям в родном языке инаоборот осложнено или даже совершенно невозможно, поскольку в культурах – и,соответственно, языках – в этом смысле нет абсолютной симметрии.Другими словами, в нашей культуре есть явления и понятия, отсутствующие в другойкультуре. И наоборот. Такое незамысловатое и всем понятное слово, как «квас», например,не переводится ни на один известный мне язык. Тут уже требуется не собственно перевод,а объяснение-экскурс в нашу культуру и историю. Или пресловутая американская«политическая корректность»! Это фраза, требующая не перевода, а длительногоистолкования с углублением в весьма некрасивые реалии современной американскойжизни. У русского человека до недавнего времени эта фраза могла вызвать толькоассоциации с отклонениями от линии нашей руководящей и направляющей партии –известной так же, как «ум, честь и совесть нашей эпохи» – и правительства споследующими оргвыводами, но уж никак не ассоциироваться с систематическимудушением всякой свободы слова, выбора, манеры поведения и вообще с подавлениемлюбых жизненных проявлений в Америке, этом «светоче свободы и демократии», когда за100один «некорректный» взгляд или слово на работе ты рискуешь мгновенно оказаться наулице!Вообще-то тема перевода заслуживает отдельной книги и, быть может, даже не однойполки книг. Тут можно было бы рассказать много чего интересного, но книга наша все-таки не совсем об этом, поэтому добавлю к уже сказанному мной только то, что искусствоперевода может быть не только искусством, но и очень опасным оружием. Да-да, именноэто я и хотел сказать – оружием!Приведу всем известный пример. «Патриотизм – это последнее прибежище негодяя!Гы-гы-гы!» Вам, мой любезный собеседник, это высказывание, несомненно, хорошо идавно знакомо. Оно представляет из себя затертую до дыр от бесконечного цитированияразнообразными телевизионными «мудрецами», с позволения сказать, «классику». Имдавно и успешно пользуются. Не будем уточнять конкретно кто и с какими целями,поскольку нам с вами это должно быть достаточно ясно. Но, однако же, я не уверен, что вызнаете, что эта «непревзойденная мудрость» является переводом с английского языкавысказывания одного никому не известного – и для нас с вами совершенно не интересного– человека. Причем это, некоторым образом, «вольный», «художественный» перевод,поскольку в оригинале эта фраза является несколько двусмысленной и может быть понятакак «Даже уже совсем было погибший, низкий человек может найти спасение в любви ксвоей родине!» Или «Человек еще не является совершенно конченым, пока он любит своюродину!».Не правда ли, интересно? Легким движением ядовитого пера переводчика изречениеможет принять как один, так и другой – диаметрально противоположный первому – смысл.Умалчивается изначальная – возможно, преднамеренная! – двусмысленность, и получаетсядубинка, которой усердно бьют по нашим с вами бедным и все еще чрезмерно доверчивымк такого рода «мудрым» мыслям головам. Так что намотайте это на свой ус и относитесь кпереводу с уважением, которого он заслуживает.В заключение предложу вам, мой любезный собеседник, один «простенький»эксперимент – попробуйте повторять вслух за каким-нибудь бодрым до рези в нашихглазах теледиктором все то, что он говорит. Не долго – минут пять. И не на иностранном, ана вашем родном языке. Вы тогда поймете, что я имею в виду, когда говорю об особомязыковом ремесле и составляющих его компонентах и отсутствии какого бы то ни былотождества между знанием этого ремесла и знанием собственно языка.Засим разрешите на время откланяться – до нашей с вами следующей беседы,поскольку я вижу, что уже утомил вас своими разговорами о том, об этом и обо всякомдругом. Да и сам я утомился и вспотел – какие нонче жаркие погоды стоят у нас вГималаях! Пришло время выпить ядреного холодного кваску, который я столь недурноумею готовить из ржаных сухарей, снова взять в руки мою верную острую косу и легкопойти, привычно взмахивая ею, размеренным шагом, по заливному лугу, под волшебноепение соловьев, роняя изумрудную, все еще покрытую искрящимися капельками утреннейросы траву на едва ощутимо вздрагивающую от прикосновений наших шагов землю. Нехотите ли присоединиться, мой любезный собеседник, не хотите ли присоединиться? Ябуду рад...А готовить мой квас из сухарей достаточно несложно, и я обещаю научить вас этому.Но уже в другой раз и в другой книге, в которой мы с вами будем говорить о других – ноот этого не менее важных – вещах...101Сладкая пилюля нашего болгарского «братушки». Грустная суггестопедическаябыльКогда я только приступал к изучению иностранных языков, у всех занимающихсяязыками на слуху был некий профессор из братской нам Болгарии и его методпреподавания языков. Я попытался выяснить, в чем же, собственно, заключается егоподход, но по существу метода мне никто ничего не мог сказать. Все только благоговейноговорили о какой-то особой музыке на уроках по его методу и впечатляющих результатах,достигаемых благодаря этой музыке. Да и само название метода было интригующе-непонятным – суггестопедия. Дальше названия и музыки я не продвинулся. Никакойлитературы по этому вопросу я обнаружить не сумел. В конце концов, я махнул напрофессора и его методу рукой и продолжил изучение языков, как мне Бог на душуположил. А положил Он труд и упорство, добавив еще изрядно интуиции.Прошло много лет. Болгария перестала быть такой уж братской для нас, полюбиввзамен «демократию», кака-колу, НАТО и американские доллары. Я оказался в Америке,где мне пришлось преподавать русский язык – и немного французский – «зеленымберетам». В Центре изучения иностранных языков военной базы, где я работал, оказаласьнеплохая библиотека-подборка литературы по методикам преподавания и изученияязыков, и, кашляя и чихая от, казалось, вековой пыли на книгах, я стал с этой литературойзнакомиться. Я просмотрел несколько книжек и брошюр и вдруг увидел то самое имя. «Ба!Профессор! Какая долгожданная и приятная встреча!» – сказал я себе. Книги оказалисьанглийскими переводами основополагающих трудов знаменитого болгарского профессора.Я отметился у всегда приветливого и всеми нами любимого, но по-немецки дотошно-въедливого библиотекаря Йогана – кстати, воспитанника «Гитлерюгенда», но это ужедругая история – и унес эти книги домой, где сразу же приступил к их углубленномуштудированию.Язык, которым были написаны работы, оказался не вполне, мягко говоря,удобоваримым. Я сразу же отнес это на счет несовершенного перевода с болгарского наанглийский и стал медленно, но тем не менее верно продираться через страницы,заполненные научными терминами, пространными рассуждениями о том, о сем и об этоми множеством таблиц. Мои глаза слипались, но я мужественно боролся со сном, пытаясьпонять, в чем же, в конце концов, заключается суггестопедический метод, описываемый вэтих книгах.«...Мы даем прослушивать музыку в стиле «барокко»... ученики прослушивают на еефоне слова... запоминание слов согласно принятой методике улучшается на четыре целыхи восемь десятых процента... при изменении условий... в удобных креслах... контрольнаягруппа «А»... строгое указание не заучивать и не повторять слова дома... контрольнаягруппа «Б»... чистота эксперимента... восемь целых и четыре десятых процента... как вывидите, кривая «Л» не совпадает с кривой «М»... кривая «О» искривляется в значительноймере не так, как кривая «У»... преподаватель окружен особым ореолом непогрешимости...процент погрешности... таблица № 10... это показывает, что слова запоминаются на ...процентов лучше... проверка запоминаемости слов на следующем занятии... коэффициент...таблица № 210... таким образом нами неопровержимо доказано, что... бу-бу-бу, бу-бу-бу»...Нет, нет, нет! С меня достаточно! Я уже в сотый раз читаю про слова и ихзапоминание! Но наш уважаемый профессор ничего и нигде не говорит об изучении языка!Забудем – хотя это тоже весьма непросто! – про его долдонящий, занудный стиль, но ведьв его книгах разговор идет только о количестве запоминаемых учениками слов и большени о чем другом! Неужели этому профессору «забыли» сказать, что изучение иностранногоязыка – это не есть простое заучивание слов этого языка? Слова – это не более чем один измногих компонентов изучения языка, причем даже не самый главный, и отнюдь не поуспешности запоминания слов определяется степень успешности овладения языком! Что102это за профессор, если он не понимает такой простой истины? Любой студент-первокурсник факультета иностранных языков понимает это – даже захудалый троечник!Это как если бы профессор физики не знал, что вода превращается в лед при нуле градусовпо Цельсию. Не исключено, что наш предприимчивый профессор получил свою научнуюстепень в области физики, математики, зуболечения, кислых щей или, возможно,психологии и манипулировании массами, но с такими, как у него, совершеннобезграмотными представлениями совершенно нечего делать в преподавании иностранныхязыков!Но продолжим перелистывание фолиантов нашего плодовитого «братушки». Ага! Чтоже вот это? А это есть самое что ни на есть ценное признание самого автора о сути егометода. Цитирую по памяти: «В конце концов, суть метода суггестопедии сводится кобычному и широко известному в медицине эффекту плацебо, когда пациенту даютпилюлю-пустышку, содержащую просто сахар, но говорят, что в ней – новое эффективноелекарство. В значительном количестве случаев наступает либо полное исцеление, либозаметное улучшение состояния. Эффект достигается самовнушением пациента, верящим вто, что пилюля содержит именно лекарство».Иными словами, нам говорят, что ученикам просто необходимо «вешать лапшу науши», «крутя» им странную музыку, заставляя преподавателей-«суггестопедиков» носить вклассе определенного рода одежду, используя дешевые эффекты воздействия нааудиторию, создавая атмосферу непогрешимости и едва ли не полубожественностипреподавателей. Под влиянием этой «пилюли» процесс изучения иностранного языка – подкоторым он понимает примитивное закрепление новых слов в кратковременной памятиучеников! – значительно убыстрится, говорит нам профессор. Сотни и сотни прочитанныхстраниц, набитых до отказа пустой наукообразной болтовней, чтобы добраться до основы,до краеугольного камня всей этой «системы».Но ведь в этом нет абсолютно ничего нового! Такие подходы очевидны, общеизвестныи практикуются уже тысячелетия – грандиозные здания и внутреннее убранствоуниверситетов и школ (это касается, конечно, практически всех институтов человеческогообщества, в первую голову религиозных, политических и военных, но сейчас мы говоримтолько об образовании), определенная манера выражаться, одеваться и вести себя упреподавателей. Все это предназначено для создания атмосферы «храма знаний» ивоздействия через нее на психику учеников. Школьная и университетская униформанаконец! Преподаватель, который бреется и одевает строгий костюм с галстуком и белойрубашкой перед тем, как идти на работу! Все это давно имеет место быть, и все этоуспешно работает в определенных рамках. Но выдавать это за свое, только чтопридуманное, и создавать из этого некий – причем, как показала практика, совершеннонеэффективный – «метод» изучения иностранных языков?Да, внушение и самовнушение могут давать иногда некоторые и даже весьмавпечатляющие результаты, но все-таки хотелось бы, идя в клинику с глубокой резанойраной, из которой фонтаном хлещет кровь, надеяться на более эффективные лекарства иметоды лечения, чем сахарные пилюли, предлагаемые уважаемым профессором. Можноубедить солдат, что они победят всех и вся, и они охотно поднимутся – под музыку«барокко», несомненно! – в атаку на крупнокалиберные пулеметы, пушки ижелезобетонные укрепления, густо опутанные колючей проволокой. Но при этом неплохобыло бы дать им в руки что-нибудь повнушительнее детских пластмассовых пистолетиков– хотя бы и красиво раскрашенных – и деревянных ножиков – настоящие винтовки иавтоматы, например. Пара-другая танков последней модели тоже бы не повредила.Поскольку ваше внушение может не иметь никакого магического воздействия на пулеметыи пушки противника.Но, с другой стороны, нельзя не признать, что метод «братушки»-профессора имелсамые выдающиеся результаты. Для него самого, конечно. Для его собственной карьеры.103Сладкая пилюля-пустышка, «суггестопедалируемая» профессором, самым магическимобразом подействовала на всех (или почти всех), проглотивших ее (не считая, конечно,одураченных «суггестопедами» учеников, которые так и не овладели иностраннымязыком, поскольку таким образом овладеть языком просто-напросто невозможно).Профессор «суггестопедических наук» блестяще показал всем нам, что наукообразнаякаша, щедро размазанная по сотням и тысячам страниц, в самом деле обладает мощнымгипнотическим действием. Ведь благодаря именно этому гипнозу наш «братан» приобрелмировую известность, а с ней и свое весьма заметное место в пантеоне историишарлатанства и псевдонауки...Теперь вы знаете, мой любезный собеседник, теперь вы все знаете. Не правда ли, вомногом знании есть много печали...Определенный «суггестопедический» подход демонстрируют, кстати, и широкоизвестные лингафонные курсы, заполонившие в девяностые годы территорию нашейстраны. Изготовители этих курсов утверждают, что на кассетах между фразами наанглийском языке скрыты какие-то особые сигналы, помогающие с невероятнойскоростью овладеть языком. Мне все стало ясно, когда я просто взглянул на способ подачиучебного материала в этих курсах – примитивное чередование фраз на английском и ихперевода на русский (причем выбор фраз бессистемен и практически случаен). Я ужеговорил, что такого рода смесь иностранного языка с родным совершенно недопустима впроцессе изучения иностранного языка. Впрочем, когда я взглянул на место изготовленияэтого «шедевра», то все сразу встало на свои места – Брайтон-Бич! Чего можно ожидать от«похлебки», сваренной в этом притоне, кишащем различного рода жуликами, торговцамикраденым и просто откровенными ворами! Однако немало людей поддались на«суггестопедическую» приманку, поверили в секретные «пилюли» на пленках и купилиэти курсы. Один мой знакомый даже рассказывал, что они отнесли кассеты в специальнуюлабораторию при каком-то институте физики и электроники и провели кропотливыеисследования на предмет обнаружения «секретных сигналов» – святая простота! Они,конечно, проявили наивность, но ведь в отличие от меня они не жили достаточно долгоевремя на Брайтоне и не имели ежедневного контакта с его «русскоговорящим»народонаселением. М-да...Однажды я даже имел прямой контакт с людьми, продающими эти курсы в одномгубернском городе в Сибири. Я увидел на улице вывеску их представительской конторы изашел туда. Ко мне сразу же подскочил бойкий молодой человек и стал чрезвычайноубедительно живописать достоинства своего товара, особо налегая на легкость, с которойможно овладеть английским языком. Я согласно кивал, разглядывая книги и кассеты(очень недешевые!), а потом в середине фразы без какого бы то ни было предупрежденияперешел на этот самый английский язык. Молодой человек осекся, побледнел, покраснел иуже каким-то совершенно другим голосом сказал (по-русски, конечно), что английскогоязыка он, собственно, не знает, и добавил шепотом, что курсы вообще-то того... не очень.Я поблагодарил его, повернулся и вышел. На свежий воздух...Хороший арахис – это хорошо прожаренный арахис. Степан на поцте. «Собаки»Павлова и так далее (колбасные обрезки)Из многообразных занятий иностранным языком, которые я лично посещал (как вкачестве «подопытного», так и в качестве наблюдателя), мне особенно сильно запомнилосьодно «арахисовое» занятие. Происходило это в одном из крупных дальневосточныхгородов, где я волею судеб оказался в середине девяностых. Я совершал свойтрадиционный ежедневный моцион, проходя мимо школы, на ограде которой имелось104объявление о курсах одного из восточных языков, имеющих место быть в здании этойшколы. В то время у меня к этому языку имелся определенный интерес, и я решилпосмотреть, что эти курсы из себя представляют. К тому же меня все еще интересоваласама организация работы курсов иностранного языка – наивность в то время еще неполностью покинула меня, и я временами смотрел на мир по-детски широко открытымиглазами.Я пришел в школу за двадцать минут до объявленного начала занятий, нашел класс, вкотором они должны были проходить, и стал ждать. Вскоре стали появляться ученики, аминут за пять до начала я увидел и самого преподавателя, которого узнал по седине, по нелишенному некоторой старомодной элегантности костюму-тройке и внушительного видаочкам. Я подошел к нему и завязал разговор. Я сказал, что у меня есть интерес заниматьсяданным языком и, возможно, я буду посещать эти курсы, но что я хотел быпредварительно посидеть на одном занятии с тем, чтобы определить, подходит ли для меняформат занятий и уровень владения языком, уже достигнутый группой. Преподаватель тутже заявил, что у него никаких возражений против моего присутствия нет. Я поблагодарилего и скромно занял место за задней партой, стараясь быть как можно более незаметным.Время шло. Ученики свободно ходили по классу, общаясь между собой ипреподавателем. Можно было бы решить, что таков выбранный преподавателем форматурока, если бы не тот факт, что все разговоры велись исключительно по-русски и осовершенно посторонних вещах, не имеющих к изучаемому языку ровным счетомникакого отношения. Время от времени приходили новые ученики и включались вобщение. По всему было видно, что происходящее является привычной рутиной. Никто небыл удивлен тем, что прошло уже без малого пятнадцать минут, а занятия так и неначинались. На меня также никто никакого внимания не обращал, что, впрочем, меняабсолютно устраивало.Наконец, преподаватель прервал свой разговор с группой учеников о последней игреместной футбольной команды и сказал, что время начинать урок. Ученики стали неторопясь занимать свои места за партами, вытаскивать из сумок и портфелей тетради иписьменные принадлежности. Таким образом прошло еще несколько минут. Но вотпреподаватель громко откашлялся и объявил на весь класс: «У нас на уроке сегодняприсутствует проверяющий из ООН! Прошу любить и жаловать! Хе-хе!». При этом онуказал пальцем почему-то именно на меня. Все присутствующие обернулись и вперили вменя свои взоры. Я с трудом подавил в себе желание встать и выйти из класса – моямиссия еще не была завершена.Вдоволь на меня налюбовавшись, все вернулись к своим тетрадкам, после чего«юморист»-преподаватель вдруг заговорил о том (по-русски, всё только по-русски!), какпосле войны он работал переводчиком в лагерях военнопленных на Дальнем Востоке и какначальство ценило и уважало его. Эта речь продолжалась минут десять-пятнадцать. Все –включая и меня – очень внимательно слушали. Периодически «докладчик» смотрел наменя и спрашивал, что по поводу сказанного думает «наблюдатель из ООН». Долженсказать, что к этому времени он – то есть я – уже много чего думал, но весьмаблагоразумно держал язык за зубами, улыбаясь своей непроницаемой восточной улыбкойседьмого дана.С лагерей военнопленных преподаватель вдруг каким-то образом перешел нарациональное питание и с жаром стал говорить о том, что многие едят сырой арахис, ночто это есть архинеправильно и ничего, кроме вреда, организму не может принести. Сыройарахис совершенно не усваивается организмом, и поэтому надо всячески избегатьупотребления сырого арахиса! Употреблять надо только и исключительно жареныйарахис! Причем пережаривать его тоже ни в коем случае нельзя! Говоря все это, он как-тоособенно поглядывал на меня, очевидно, подозревая во мне тайного сторонника секты105приверженцев пожирания сырого арахиса, отчего мне все время хотелось встать и громково всем признаться в надежде на то, что чистосердечное признание облегчит мою участь.Ознакомив аудиторию со своими взглядами на арахис и его непредсказуемоеповедение в желудке, толстой и в какой-то мере двенадцатиперстной кишке (а такжеслегка коснувшись корнеплодов и молочно-кислых продуктов), наш «арахисолог» вдругпосмотрел на часы и обеспокоенно сказал, что сегодня время пролетело как-то особеннобыстро – очевидно, из-за нового интересного материала – и оставшихся десяти минут едвахватит, чтобы задать урок на дом. Он встал, подошел к классной доске и быстро написална ней мелом два-три предложения – точно не помню цифру, поскольку перед моимиглазами к тому времени плавал исключительно арахис как в жареном, так и впервозданном, так сказать, виде – написал иероглифами – первые иностранные слова наэтом уроке. Ученики судорожно схватились за свои тетрадки и ручки и стали записывать...Урок закончился. Я сдавленно поблагодарил преподавателя за столь любезнопредоставленную мне возможность поприсутствовать и стремительно, как горная лань,бросился на свободу, на свежий воздух, сопровождаемый, казалось, шлейфом запахажареного арахиса...С тех пор у меня развилась стойкая аллергия на арахис в любом его виде: сыром,жареном, маринованном, порошковом и пастообразном – изобретение какого-то«африканско-американского» кулинара, коим так гордятся чернокожие американцы,вызывающее отвратительное ощущение сухости в горле. Я вздрагиваю, когда в самолетемимо меня проходит стюардесса, похрустывая пакетиками с этой обязательной «утехой»авиапассажиров.Иногда, когда я вижу, как кто-то в магазине покупает арахис в сыром виде, я подхожук нему, беру его за пуговицу и начинаю с жаром убеждать его не делать этогоопрометчивого шага, приводя в доказательство моей несомненной правотыубедительнейшие аргументы, навсегда запечатлевшиеся в моем мозгу много лет назад нанезабываемом уроке по изучению одного иностранного языка в одном дальневосточномгороде...Вот и вы, мой любезный собеседник, до сих пор, по-видимому, не вполне осознаетевсей значительности данного вопроса, а ведь этого никак нельзя недооценивать ворганизации современного рационального питания! Сырой арахис может бытьчрезвычайно вредным! Я сейчас все подробно объясню... Но куда же вы?! Не уходите! Ненадо бояться меня! Я не опасен! Я желаю вам только добра! Неужели вы не понимаетевсей важности исключения из своей диеты сырого арахиса?! Подождите! Я еще не всесказал! Люди, не оставляйте меня... люди...Другой тоже интересный, но не столь, правда, впечатляющий эпизод моих похожденийпо занятиям разнообразными языками связан с нашим с вами, мой любезный собеседник,родным языком – русским. Русским, конечно, как иностранным. Было это опять-таки всередине девяностых годов прошлого тысячелетия в одном из университетов городаСиэтла, что находится в левом верхнем углу карты континентальной Америки в штатеВашингтон – многие, кстати, и не подозревают о существовании такого штата, сразу думаяо столице США, которая находится на совершенно другом краю Америки. В то время япознакомился с одним американцем, который между прочими своими занятиями баловалсяеще и тем, что по выходным приторговывал матрешками, балалайками и прочимиподобными «дарами русской природы». Он периодически ездил коробейничать наразличные фольклорные выставки-продажи и фестивали, где его товар имел некоторый –всегда не шумный – успех.И вот однажды за рюмкой... эээ... кака-колы он сказал, что познакомился с совершенно«потрясным» русским профессором из университета. «Костюм! Бородень лопатой! Тыпросто должен его увидеть! Скоро в этом универе будет фольклорный фестиваль, и у меня106там будет столик с матрешками. Приезжай – я тебя с ним познакомлю! Бесплатно! Гы-гы!»Я поддался неподдельному энтузиазму моего приятеля и обещал приехать.В условленный день я запарковал свой видавший виды, но все еще в разумныхпределах шустрый «Понтиак-Боннвилль» около университета и отправился на поискимоего знакомого и его матрешек – отправной точки моего дальнейшего путешествия кбородатому профессору русского языка. Войдя в здание университета, я увидел множествостоликов с «продуктами жизнедеятельности» самых разнообразных народов, народцев иплемен – от ледово-невозмутимых эскимосов вплоть до папуасов и других горячихэстонцев. Я тут же понял, что на фоне всего этого ярмарочно-балаганного разнообразиянайти наши скромные матрешки будет явно непросто. К счастью, почти одновременно сэтой мыслью я заметил столик, на котором стоял самовар. Я подошел поближе – засамоваром сидела девушка, закутанная в оренбургский платок (хотя на дворе стоял июль),и о чем-то очень заинтересованно беседовала по-английски с бородатым – борода еговыглядела почему-то немного... эээ... «суггестопедической», или же это мне простопоказалось? – внушительного вида господином, который не сводил с нее своихвлюбленных глаз. Девушка явно видела этот взгляд, ей это нравилось, и господин это тожевидел, и в мире никого больше не было, кроме этих двоих...На столике на самом видном месте стояла картонка с надписью большими буквами нарусском языке: «ГОВОРИТЕ С НАМИ ПО-РУССКИ!». Каюсь, что опрометчиво поддалсяэтому пламенному призыву и нарушил воркование этих двух голубков в позднелетнийбрачный период. «Извините, не подскажете, где находится столик Джона такого-то срусским товаром?» – спросил я. Ответом был непонимающий взгляд двух пар глаз. «Я ищустолик с русскими сувенирами. Не подскажете, в каком направлении мне надо двигаться?».Полное и ничем не замутненное непонимание моего вопроса, подкрепленное двумяоткрытыми ртами. Я понял, что писатель пламенного призыва говорить с обитателямиэтого столика по-русски явно погорячился, и сразу же перешел на английский, повторивсвои вопросы уже на языке, более близком романтически настроенной парочке, чью беседуя столь бесцеремонно прервал своим, как оказалось, неуместным лопотанием на явнонезнакомом для них языке. В глазах моих собеседников тут же появилась осмысленность,на лицах – стандартные лошадино-американские улыбки, и они моментально объяснилимне, куда идти. Я отсемафорил ответным пластмассово-лошадиным оскалом, включеннымровно на полсекунды (с волками жить – по-волчьи выть!), и снова отправился в путь, находу забывая об этом совершенно незначительном эпизоде моей жизни.Я без труда нашел искомый столик в одной из аудиторий университетского корпуса изавязал беседу со своим приятелем и его редкими покупателями, не забывая тем не менее оцели своего приезда – знакомство с «потрясным» профессором русского языка. «Ну такчто, Джон, где же мне найти твоего профессора?» – наконец спросил я, устав изыскиватьостроумные ответы на стандартизированные как макдональдоновские гамбургеры вопросыамериканцев навроде «А что, в России, эта, типа, холодно?» или «А сколько, типа, ну,бутылок водки ты пьешь на завтрак? Одну или, типа, две?». На мой вопрос Джон тут жеответил: «Да вон же он!», указывая подбородком на моего недавнего знакомца из-засамовара, который вместе со своей дамой сердца, до сих пор накрытой платком, уже минутдесять назад вошел в нашу аудиторию и ходил от столика к столику, изучая разложенный«коробейниками» товар. «Профессор, будьте так добры, подойдите сюда!» – и Джонзамахал ему рукой. Профессор был добр и к нашему столику подошел.Джон представил нас друг другу, и мы заговорили. По-английски – я не хотел ставитьмоего нового знакомого в неловкое положение. Он явно был американцем, хотя и сбородой «а-ля-мужик-рюсс» и, судя по его «из-за-самоварной» реакции, мог быть не всвоей лучшей языковой форме. Я прекрасно понимал, что языковую форму можно терять иснова в нее входить – явление для профессионалов знакомое (и со мной это случалось и107случается), не вызывающее удивления и само по себе не ставящее под сомнениеспособность преподавать иностранный язык.Я стал спрашивать о методике преподавания иностранных языков в этом университете,об учебных материалах и тому подобном. Профессор отделывался односложнымиответами – ему явно было неинтересно говорить на эти темы. Когда я спросил, ктоявляется автором университетского учебника русского языка, он ответил, что автор – онсам. Я посмотрел на него с уважением и спросил, можно ли посмотреть на этот учебникили даже его приобрести. Профессор посмотрел куда-то в сторону и сказал, что внастоящее время в университетском магазине все его учебники распроданы и купить ихнет абсолютно никакой возможности. Посмотреть на свой собственный экземпляр, покоторому он должен был преподавать, он мне почему-то не предложил, а настаивать я ужене хотел, поскольку профессор стал выказывать признаки нетерпения, нервно поглядыватьна часы и вообще очень напоминать бородатую лошадь, перебирающую копытами передначалом заезда на ипподроме. Напоследок я поинтересовался, могу ли я посидеть на одномиз его уроков. Он сказал, что начало следующего урока в два тридцать пополудни вкорпусе «В» и что я могу поприсутствовать, если уж есть такой интерес. Я наскольковозможно любезно поблагодарил его, и мы расстались если и не друзьями, то, как мнепоказалось, на достаточно приемлемой для поддерживания дальнейших отношений ноте.Было около часа дня, и до моего урока оставалось, таким образом, полтора часа. Ярешил побродить по университетскому городку. Пожелав Джону всяческих успехов во«втюхивании» зевакам балалаек, матрешек и других раскрашенных погремушек, я вышелиз помещения на улицу. Был приятный летний день. В тени вековых дубовуниверситетского городка было свежо и покойно. Я бродил по отманикюреннымизумрудным газонам – не в силу своего неискоренимого сибирского варварства, мойлюбезный собеседник, нет, а в силу местных традиций, позволяющих и, практически,поощряющих газонотоптание и газоновозлежание, поелику традиционно вуниверситетских городках газон насаждается для человека, а не человек для газона – отдерева к дереву, от монумента одного отца-основателя чего-то там к монументу другогоотца и тоже основателя и от одного старинного здания к другому старинному зданию.Атмосфера была, не побоюсь этого слова, «суггестопедической» – хотелось учиться,впитывать в себя свет знаний, почти ощутимо излучаемый всем этим великолепием.Хотелось склонить свою голову перед небожителями – людьми, здесь работающими.Какими знаниями и какой мудростью должны обладать они, получившие заветное правоучить здесь, в этом храме науки, тянущихся к солнцу знаний юношей и девушек с широкооткрытыми глазами! Как мне повезло, что я познакомился с одним из этих мудрецов!Через час-полтора я увижу его в процессе священнодействия – на уроке!Одно из зданий – корпус «С» – особенно понравилось мне, и я решил осмотреть егоизнутри, благо что времени до начала показательного урока у меня было предостаточно –гулял я всего лишь с полчаса. Я вошел и стал осматриваться. На внутреннее убранстводенег явно не пожалели. Одних портретов во весь рост – один, два, пять, десять... со счетусобьешься... Я собрался было уходить, как вдруг услышал знакомый голос, говорящийкому-то, что урок начинается через две минуты на втором этаже. Я пошел на голос иувидел нашего профессора, дающего указания своим студентам. Увидев меня, он почему-то совершенно не обрадовался, оставив свою «лошаде-улыбку» невключенной, а как-тораздраженно дернул бородой. «Урок внезапно перенесли. Внезапно перенесли урок.Безобразие...» – забормотал он. Я еще раз осведомился у него, могу ли я понаблюдать заучебным процессом, пообещав сидеть тихо, как мышка в мышеловке. Суггестопедическаяборода опять дернулась, но уже в кивке, и мы пошли в класс.Студентов было немного – человек шесть. Они расположились вокруг стола, во главекоторого восседала наша «мужикен»-борода. Урок шел как обычно – обыкновенно-серый,ничем не замечательный, но и не откровенно провальный урок. На меня никто не обращал108ни малейшего внимания. В самом начале профессор буркнул, что я русский, и назвал моеимя – на этом все и закончилось. Минут через десять-пятнадцать мне стало скучноватослушать упражнения и ответы – по кругу – студентов, и я стал приглядываться киспользуемым материалам. У всех студентов были одинаковые аккуратно скрепленныевместе скоросшивателем компьютерные распечатки. Профессор заметил мой интерес исказал, что это и есть тот самый учебник, автором которого он является и на который яизъявлял желание посмотреть.Я попросил у своего соседа несколько листов, он любезно согласился, и я стал ихрассматривать. Ничего особенного – обычная смесь скучных переводов, упражнений надеревянном американизированном русском языке – почти что иммигрантском «эрзац-языкене» – и излюбленных американцами вопросов с приведенным внизу наборомответов, из которых надо выбрать один – правильный. Я вздохнул про себя и хотел быловернуть листы их собственнику, но что-то остановило меня. Я пригляделся и увидел, что водном слове вместо буквы «ч» была напечатана буква «ц» – «Цто купил Степан всупермаркете на Ленин-улице?» Заурядная опечатка. Я опять хотел отдать материалысвоему соседу по столу, но тут заметил еще одно «ц» вместо «ч» – в другом слове – «Напоцте Степан покупает марки, открытки, канцелярский продукт, нужный в хозяйстве, ипотом делает другой шоппинг». Мои брови удивленно полезли вверх. Я сталперелистывать страницы снова. Так оно и есть! Во всех словах, которые должны были бысодержать «ч», совершенно бесцеремонно красовалась «ц»! «Поцти церез два цаса Степанделает отдых за цашецкой вкусного цая, цитает газету «Правда» и смотрит весьмаинтересный шоу про Царли Цаплина». Я попросил у другого студента-соседа егоматериалы – точная копия! Нигде и никем не исправленные и не замеченные «ц» вместо«ч»! Я украдкой заглянул в материалы профессора – картина была абсолютно той жесамой...Несколько минут я напряженно размышлял, указать ли на обнаруженное и если да, то вкакой форме это сделать. Я находился в весьма затруднительной ситуации. Под вопросоммог оказаться авторитет профессора – в учебном процессе вещь крайне нежелательная. Авдруг это?.. Нет, не может быть – на внезапную спецпроверку, организованную какой-нибудь Всеамериканской Чрезвычайной Грамматической Комиссией с целью тестированиявашего покорного слуги на предмет знания орфографии русского языка, о которой мнебыло подумалось, это явно было не похоже – слишком топорная работа, хотя кто их, этихамериканцев, знает? Оставить все как есть мне было почему-то затруднительно – должнобыть, мешала моя старомодная щепетильность. Что делать? Как быть? Извечныевопросы...Ситуация, впрочем, разрешилась сама собой – профессор вдруг встал во весь рост, вочередной раз тряхнул своей «суггестопедической» бородой и, объявив, что его ждут наважном совещании (я заметил, как в дверях мелькнул знакомый оренбургский платокпрофессорской зазнобы из-за самовара), бодрой трусцой покинул помещение. Всестуденты тоже не менее резво встали и немедленно испарились, не выказав ни малейшегожелания пообщаться с носителем языка, что я на их месте непременно бы сделал. М-да...Яблочки в этой «цитадели знания» попадали недалеко от яблони. Я остался сидетьсовершенно один в пустой аудитории, испытывая, не постыжусь в этом признаться, весьмазначительное облегчение. Через несколько минут я встал и прямиком – не обращая болеевнимания на «суггестопедическую» архитектуру – пошел к уже заждавшемуся меня моемустарому верному «Понтиаку»...Больше я не появлялся в этом университете, и в ответ на удивленные вопросы«матрешечного» Джона, намекающего на то, что через профессора можно было быпопытаться приискать себе теплое местечко в этом университете, уклончиво говорил, чтомы с профессором не сошлись во взглядах на суггестопедическую субстантивациюнесобственной прямой речи в эллиптических конструкциях со слабо выраженными109предикативными отношениями в бифуркационной точке составного предложения. На чтоДжон чесал свой бритый солдатский затылок – бывший морской пехотинец все-таки – иговорил, что «вашего брата интеллигента, млин, совсем, эта, не поймешь», опрокидывал врот очередную рюмку холодной как лед... эээ... кака-колы и затягивал свои, типа, любимыеармейские песни...За мою бытность преподавателя русского и начального французского языков уамериканских «зеленых беретов» со мной произошло достаточно большое количествоинтересных, в какой-то мере поучительных и просто забавных случаев, имеющих кизучению языков как самое прямое, так и в лучшем случае косвенное отношение. Ястараюсь без нужды не перегружать вас, мой любезный собеседник, примерами эпизодоввторого рода (один раз мой ученик из военной разведки едва не надел на меня прямо вклассе наручники и не отвез в местный особый отдел за весьма – как мне казалось –невинную шутку), но иногда соблазн это сделать настолько велик, что я просто ничего немогу с собой поделать. Как в этом случае, например.Раннее лето. Теплый ветерок качает ветки старого дуба, обрамленные свежей молодойлиствой, и треплет занавеску, задувая в окно класса, где происходят наши занятия.«Зеленые береты» корпят над переводом текста, который я им задал. Я же занят тем, чтоведу наблюдение в окно за жизнью типичной американской военной базы. Наш класснаходится на втором этаже бывшей казармы довоенных времен, и мое окно являетсяпревосходной точкой для такого рода наблюдений. Разве что наша казарма расположена втихом лесистом месте у небольшого заросшего осокой озерка, где обыкновенноразвертывается не так много интересных событий какого-либо рода. Однако я терпелив, иу меня есть время – весь день, а также неисчерпаемый запас текстов для моих учеников.Достаточно скоро – через какой-то час-другой – мое терпение вознаграждено, и внизуразворачивается целое представление. К нашему зданию подъезжают два армейских джипаи один грузовичок. Из них выходят пять-шесть солдат в камуфляже и начинают о чем-тосовещаться. Минут через десять они достигают решения сесть и перекурить «энто дело».Минут через пятнадцать подъезжает еще один джип, из которого выходит сержант спланшеткой. Солдаты гасят свои сигареты и поднимаются. Сержант подходит к ним и даеткакие-то указания. Солдаты идут к грузовичку и выгружают из него газонокосилку.Происходит еще одно совещание, после которого в газонокосилку заливается бензин.После получасовых манипуляций разного рода, попыток косилку завести, многочисленныхсовещаний и дружеских переругиваний нецензурного характера газонокосилка такиоживает и приходит в движение. Я недовольно морщусь – воющий звук газонокосилок,этого бича Америки, настиг меня и здесь – в этой тихой военной обители, где я нашел своевременное пристанище. «Зеленые береты» с сочувствием поглядывают на меня. Я вздыхаюи отхожу от окна вглубь классной комнаты.Завывания, скрежет и треск вокруг нашего здания продолжаются час, а затем и другой.Я расхаживаю по классу и периодически выглядываю в окно с тайной надеждой, что,«проглотив» очередной булыжник, ненавистная косилка захлебнется. Но самымогорчительным для меня образом диспозиция от часа к часу совершенно не меняется: одинсолдат ходит за оказавшейся необычайно выносливой армейской газонокосилкой, двоеохраняют канистру с горючим, сержант со своим помощником стоят в тени деревьев,время от времени сверяя ход работ с вложенной в планшетку картой и утвержденнымсверху генеральным планом «операции». Остальные «воители» тоже сидят в тени поддеревом неподалеку, безучастно наблюдая за происходящим.Я смотрю в окно и не могу не качать головой – мой комментарий к армейскимпорядкам в «этой стране» и приглашение моих «зеленых беретов» к продолжению нашегос ними давнишнего разговора. Они, конечно, давно ждали этого и виновато начинаютоправдываться, что это, дескать, армия со своими штучками, и они, «зеленые береты», неимеют к этому ни малейшего отношения (американские «зеленые береты» традиционно110
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Замяткин Николай - Вас невозможно научить иностранному языку
Ciencia Ficciónя сейчас дочитываю эту крутую книгу , там поддерживаемся мы- обычные ученики и описывается наше настоящее положение в школе и беспомощность Цифры в книге означают страницы в оригинале
