только ты и любишь меня, беда. принимая в пальцы мою ладонь, ты ведешь туда, где цветет сандал, где закат разводит большой огонь. ты крива, уродлива и страшна, и всё время бьешь меня по хребту. ''ни к чему тебе, - говоришь, - весна, ни к чему в бессонном лежать бреду. лучше ляг со мной и спокойно спи. хочешь, убаюкаю, как дитя? дам тебе и горечи, и тоски, да твою грудину сожму в когтях''. и своим беззубым смеешься ртом, и губами тонкими льнешь к щеке, и со мной заходишь в остывший дом, и овсянку варишь на молоке. насыпаешь кошке в тарелку корм, по-хозяйски черный готовишь чай. и ничьим вторжением, ни звонком, не разрушится тишины печать.
ты висишь, как девушка, на руке, так вцепившись крепко в мое пальто, мы идем по сумеречной Москве, нам купить спиртное, потом в метро. говорят, что я стал и сер, и худ, говорят, костляв, что почти скелет. ''Покажись врачу, берегись простуд, доживешь тогда до преклонных лет''. у меня в любовницах ходит Смерть, а моя возлюбленная - Беда, я успел и выцвести, и сгореть, от веселья не отыскать следа. что ни день - так жизнь меня бьет под дых, всё в руках ломается и трещит, оттого и голос мой слаб и тих, оттого такой изможденный вид. у кого-то - черная полоса, я живу в чернильнице десять лет. и Хранитель мой не спешит спасать, не отыщешь взглядом во тьме просвет. и не плох я вроде бы, и не зол, только отчего-то мой путь тернист. я ложусь затылком на голый пол, и дрожу от страха, как тонкий лист. ну согрей меня, обними, беда, мы с тобой сиамские близнецы. ты со мной бессменно, ты здесь всегда, ты со мной в кино, на работу, в цирк. я совсем, смотри, приручённым стал, не ищу тепла человечьих тел. только ты и любишь меня, беда. только ты и делишь со мной постель.
