Дама с Камелиями

Часть 8

Комната, в которой она уединилась, была освещена только одной свечой, стоявшей на столе. Она лежала на диване в небрежной позе, одну руку прижимала к груди. Другая бессильно повисла сбоку. На столе стоял серебряный тазик, наполовину наполненный водой; вода была слегка окрашена кровью.

Маргарита лежала бледная, с полуоткрытым ртом и тяжело дышала. Временами из груди у нее вырывался долгий вздох, который как бы облегчал ей дыхание и давал покой на несколько секунд.

Я приблизился к ней, но она не обратила на это никакого внимания; я сел и взял ее руку, лежавшую на диване.

– Ах, это вы? – сказала она с улыбкой.

Должно быть, у меня было очень расстроенное лицо, потому что она добавила:

– Вы тоже себя плохо чувствуете?

– Нет; но как вы себя чувствуете?

– Ничего. – И она вытерла платком слезы, которые выступили у нее на глазах от кашля. – Я к этому теперь привыкла.

– Вы убиваете себя, – сказал я ей взволнованным голосом. – Мне хотелось бы быть вашим другом, чтобы помешать вам так поступать.

– Я не понимаю, почему вы волнуетесь? – возразила она немного горьким тоном. – Посмотрите, ведь никто мной не интересуется; все они отлично знают, что горю ничем помочь нельзя.

Она встала, взяла свечу, поставила ее на камин и посмотрела в зеркало.

– Какая я бледная! – сказала она, оправляя платье и растрепавшуюся прическу. – Ну, что там, вернемся в столовую. Идемте!

Но я сидел и не трогался с места. Она поняла, насколько меня взволновала эта сцена, подошла ко мне, протянула руку и сказала:

– Ну, пойдемте.

Я взял ее руку, поднес к губам и невольно уронил на нее две долго сдерживаемые слезинки.

– Ну, какой вы ребенок! – сказала она, садясь рядом со мной. – Вот вы плачете! Что с вами?

– Я вам кажусь очень несносным, но мне так больно было все это видеть.

– Вы очень добрый! Но что мне делать? Я не могу заснуть, и мне приходится развлекаться. А потом, не все ли равно, одной кокоткой больше или меньше? Врачи мне говорят, что кровь, которую я отхаркиваю, идет из бронхов; я делаю вид, что верю им, больше я ничего ведь не могу для них сделать.