Твоя боль - мой фетиш

사랑

За окном, скатываясь по стеклу окна, подобно слёзам, что бегут из глаз Чона, шёл холодный дождь. На левом запястье ровными буквами высечено имя. Только вот оно уже давно не просто на запястье, оно выжженно на сердце, да так явно и глубоко, что лучше бы этот глупый орган остановился уже. Потому что, мать его, невыносимо просыпаться бессмысленными ночами и задыхаться от все ещё ощутимых губ, что целовали во сне, а следом же загибаться от боли в, наполненных чувством отторженности собственным соулмейтом лёгких. Это чёртово чувство перемешалось с любовью к тому, кто указан на запястье, прямо рядом с пульсом, создавая губительную смесь. Но Чонгук любит боль, и его личная боль- Ким Тэхён.

***

Тэхён плевал на всю эту «предназначенность». В этом мире ему не нужен никто, особенно тот, кого называют « твоей судьбой ». Он не умеет любить и учиться не собирается. К чему становиться слабым и уязвимым, под гнетом чувств, и привязанности к человеку?  Единственное, что он умеет — приносить боль, получая немыслимое удовольствие.
Какая ирония: Тэ — искусно  уничтожает, а Чон с радостью разрушается. Только вот Тэхён не так прост, и не собирается быть « спасательным кругом боли », а клеймо на правом запястье злостно перечеркивает лезвием, чтобы ненавистных букв не разобрать вообще.

Flashback

Тяжёлое дыхание ополяет кожу, а на ухо сухой шёпот:
— Ты, — чужие губы прикусывают мочку, — мне, — мажут по щеке, — не нужен, — зубы смыкаются на шее, проводя дорожку мнимых поцелуев до ключиц.
— Я готов быть тенью, — рука младшего ложится на талию, отчаянно притягивая Тэ всё ближе, стараясь, словно впихнуть его вглубь своей души, — Просто позволь…- не читаемым взглядом  пытается прочесть ответ во внутренних звездах глаз, что напротив. Но получает лишь хитрую ухмылку, и больше ничего.
Сейчас бы завыть, впечатать глупого Тэхёна в стену и утонуть в объятиях, слушая о том, что Чон — единственное, в чем он нуждается так сильно и страстно, но вместо этого тонет в омуте боли. Гук совсем мазохист, потому, что хочет больше и острее, чтобы ножом по венам.
Тэхён склоняется к губам Чона, целуя нежно, но безразлично, передавая мучений в два раза больше, колеча сильнее, не допуская и мысли об излечении хотя бы одной раны, что оставил сам. Его губы, словно дно для утопающего: хочется не всплывать никогда.
— Твоя боль — мой фетиш, — горячо, прямо в губы Чона. Именно с этого момента его сердце остановилось, лишь иногда давая знать о себе, чтобы хозяин помнил, что все ещё жив.
Тэхён чувствует младшего, чувствует то, что у него внутри,  потому каждый раз и дёргает за нужные ниточки, вышибая последний кислород у уже и так не дышащего.
— Но мне нужна лишь она, думаю, ты понял это и так, — длинные изящные пальцы дотронулись до щёки Чонгука, крадя хрустальную слезу, оставляя на её месте невесомый поцелуй, — Да, вот так, — вновь эта ухмылка, колющая где-то под рёбрами.
— Не оставляй одного… Прошу… — шёпот тише молчания. Рука Гука осторожно, с неким трепетом, сжала руку Тэхёна, такую же холодную, как и сердце, в надежде, что сможет удержать его рядом, хотя бы на совсем.
— Я не делал тебя своим, потому так легко схожу с твоего пути, не мелькая даже на горизонте, — и сжал ладонь Чона ещё сильнее, — В моей душе нет места для тебя, — проносится сквозь звенящую тишину, выбивая землю из-под ног, а небо замуровывая под слоем толстых кирпичей.
Именно с этого момента Чонгук больше никогда не выныривал со дна.