Sweet Creature | h.s

Пролог

– Яблоко, – произносит крупная женщина с рыжими волосами, которые, кажется, тоже покрыты жиром, потому что блеклый свет от лампы заставляет их блестеть.

Чэйли Моррисон считает себя лучшим специалистом по спасению людей с психическими расстройствами, людей, которые полностью застревают в своём дерьме. Она любит повторять одну и ту же историю, любит лезть к вам в душу, скользкими маневрами вытаскивая оттуда самые большие секреты. Только со мной она столкнулась с проблемой в этом, вместо того, чтобы вытянуть, Чэйли ещё больше утопила меня в том, что сейчас все любят называть расстройством. Только вот у меня нет никакого расстройства, потому что я держу абсолютно всё под контролем: себя, своё тело, свои мысли и даже свои чувства.

Женщина разрезает яблоко пополам, а затем измельчает на пять долек, размер их, скажу честно, пугает своей величиной. Такие яблоки, на мой взгляд, наполнены химикатами, пронизаны этим ядом, потому что общество сейчас повернуто на размерах, они думают, что больше – значит лучше.

Впрочем, есть и обратная схема, мне пытаются объяснить её, пытаются сказать, что я программирую себя сама, думая, что худоба – это мое убежище от реальности и от проблем. Мама повторяет, что всё это случилось из-за той травмы, заставляя каждый день снова и снова проходить через момент, когда моя жизнь, как по линейке, разделила никчемную страничку судьбы на две части, сама для себя я их называю «на вершине» и «на дне», но никто не слушает, когда им пытаешься объяснить, что дано всего две половины, третьей нет, а значит и «долго и счастливо» остаётся на чьём-то чужом листе.

– Диана, – у Чэйли глубокий, вкрадчивый голос, порой чувствую, как даже с помощью него она пробирается мне в голову, и я инстинктивно обхватываю себя руками, желая защититься от этого. – Съешь это яблоко, пожалуйста. Награди себя за то, что ты набрала пятьсот грамм.

Пятьсот. Цифра ужасает и пугает, откидывая меня назад от системы идеального самоуничтожения, подобного самому гениальному плану о том, как, оставляя себе время подумать обо всем, ускорить прохождение своего века.

Пятьсот грамм.

Я стою в середине огромной засохшей поляны. Место кажется смутно знакомым, напоминая то самое, где когда-то в детстве мне нравилось уединяться, чтобы отрепетировать движения на земле, прежде, чем взойти на лёд и удивить тренера Клэйса очередными успехами, за такое упорство он часто называл меня «золотым льдом», потому что за все одиннадцать лет на льду я ни разу не упала.

Вру. Один раз был.

Поляна сейчас выглядит иначе. Здесь больше нет столько зелени, а некогда прекрасные цветы выглядят просто умершими, мысленно сразу хочется сравнить их с моими мечтами. Воспоминания глушат меня каждый день, напоминая, что призраки встречаются не только в страшных домах или под кроватями у маленьких детей. Они окружают, они сдавливают и пронизывают тебя, заставляя повторять каждый раз одно и то же воспоминание, когда ты оказался близок к тому, чтобы оказаться рядом с ними, чтобы также мучать кого-то.

Я делаю пару шагов, вспоминая, что за это меня просят быть благодарной. После того самого разделения линейкой, я могла просто умереть или остаться инвалидом, но на радость и удивление окружающих мне удалось начать ходить. Более того, мне даже разрешены некоторые физические нагрузки. Они говорят: «ты жива», а я остаюсь непреклонна в том, что находясь «на дне» можно лишь существовать, но продолжаю уверять, что существование – это тоже контроль.

И я не больна.

Поляна резко заливается ярким солнечным светом. Мне приходится зажмуриться, потому что в последнее время я не люблю солнце, оно ослепляет, глаза стали слишком долго привыкать к яркому свету.

Но свет потихоньку уходит, позволяя мне, все ещё щурясь, приоткрыть один глаз.

Воспоминания. Те самые призраки снова играют со мной, потому что мне кажется, что я вижу его, в той самой клетчатой рубашке и потёртых джинсах, такой стил он всегда называл «отвалите все навсегда. Кудрявые волосы небрежно разбросаны по плечам, снова забыл пойти к парикмахеру, а ветер на поляне лишь играется с ними, как раньше любила это делать я.

Я сглатываю горечь вместе со слюной и отворачиваюсь. Не понимаю, почему перед глазами сейчас он, а не жирдяйка Чэйли и ядовитое яблоко.

Из-за спины доносится звук, сравнимый с выстрелом. Хриплый, совмещающий и мягкость, и грубость смех, точно напоминающий тактильное ощущение бархата, снова делает меня слабой. Я зажмуриваюсь, сжимаю кулаки настолько, что чувствую, как ослабленные ногти, ломаются от силы соприкосновения с кожей, а она, в свою очередь, точно потом напомнит мне об этом моменте красными следами.

Призраки издеваются, они окутывают меня в свой вихрь. Мне уже тяжело стоять на ногах, и я падаю на колени, все ещё не открывая глаза, но чувствуя их холод, мурашки тысячами покрывают меня, а следом наступает дрожь.

Они доводят до трясучки, а потом исчезают.

Наступает нирвана «на дне».