insomnia [H.S] (russian translation)

chapter 1

Убийцы не уважают традиции. Им чужды сантименты. И они не отдыхают по праздникам.

По долгу  службы лейтенант Ева Даллас имела дело с убийством , вот почему в это рождественское утро она ежилась от предрассветного холода , покрывая "Силином" замшевые перчатки , которые парень подарил ей всего лишь несколько часов тому назад , сопроводив подарок поцелуем.

С момента вызова не прошло и часа , а всего шесть часов назад Ева закрыла дело , потребовавшее от нее напряжения всех душевных и физических сил. Её первое Рождество с Найлом начиналось совсем не весело. 

Правда , для судьи Уэйнджера всё обернулось гораздо хуже.

Его тело оставили на самой середине катка в Рокфеллеровском центре. Он лежал навзничь , так что остекленевшие глаза смотрели прямо на гигантскую рождественскую ёлку , этот нью-йоркский символ доброты и любви.

Одежды на теле не было , и кожа приобрела синеватый оттенок . Густая грива серебристых волос , предмет особой гордости судьи , сострижена неровно и грубо.Лицо сплошь покрывали синяки и кровоподтёки , но Ева без труда узнала его .

За два года службы в полиции она много раз присутствовала на судебных заседаниях , где председательствовал судья Уэйнджер. 

Ева считала его человеком достойным, прекрасно разбиравшимся в хитросплетениях закона и уважавшим его дух.

Она склонилась над телом судьи, вглядываясь в выжженные на его груди слова:

 "НЕ СУДИТЕ, ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТ"

Хотелось верить, что буквы были выжжены после смерти судьи, но вероятность этого была невелика.

Судью жестоко били. Пальцы на обеих руках сломаны, а глубокие ссадины на лодыжках и запястьях указывали на то, что жертву связывали. Но смерть наступила не от ожогов и побоев.

Веревка, на которой его повесили, все еще обвивала шею, глубоко врезаясь в кожу. Но эта смерть не была мгновенной. Шея, похоже, не сломана, а лопнувшие сосуды глаз и лица указывали на медленное удушение.

– Он хотел как можно дольше продлить мучения, – пробормотала Ева. – Хотел, чтобы судья оставался в сознании до самого конца.

Опустившись на колени, Ева стала рассматривать листок бумаги, трепыхавшийся на ветру. Записка прикрывала пах судьи наподобие фигового листа. В записке были имена, написанные от руки печатными буквами: