— И дернул же меня черт сделать это.
Парень лет шестнадцати тихо выругался себе под нос. Обхватив голову руками и оперевшись об колени, он мучительно застонал.
— Лучше бы я сидел дома и убивал время за приставкой. Сейчас сиди здесь и отчитывайся перед этими вымогателями информации, еще лекцию читать начнут: «это нельзя, то нельзя». Бесит.
Тяжелая железная дверь камеры со скрипом отворилась, неприятно резнув по ушам, отчего парень сморщил нос и недовольно оглянулся на причину резкого звука.
В камеру зашел миловидный молодой мужчина лет тридцати четырех-пяти, одетый довольно просто, но со вкусом: белая, идеально выглаженная рубашка, темно-синие брюки, превосходно сидящие на подкачанных ногах, лакированные туфли под цвет брюк и неяркий галстук, аккуратно завязанный на тонкой шее. Парень обратил особое внимание на толстый кожаный ремень с огромной золотой пряжкой в виде головы змеи.
— Ну, здравствуй.
Приятный голос мелодично раздался позади парня. Мальчишка сразу приметил, что приветствие было произнесено с каплей насмешки или все же... сожаления?
Пытаясь не съехидничать в ответ, парень собрал все свои силы в кулак и ответил со всей своей воспитанностью, которой, к слову, у него было катастрофически мало. Все-таки уважаемый человек перед ним.
— Здравствуйте.
— До меня донесли, что ты пытался разжечь межнациональный конфликт, написав на стене здания администрации призыв к совершению насилия. У меня к тебе, парень, только один вопрос: ты действительно думал, что тебя не поймают?
Ответом было молчание. Парень тяжело вздохнул и скрепил руки в замок, предвкушая долгую и мучительную лекцию по поводу того, что так делать нельзя и тому подобную ерунду. Но было одно но: парню недавно исполнилось 16 лет, и теперь он в полной мере отвечает за все свои деяния, а учитывая то, что разжигание межнационального конфликта – дело серьезное и уголовное, то его ждало наказание в лучшем случае в виде штрафа.
— Чего молчишь? Язык проглотил?
— Нет.
Мужчина горько усмехнулся. Ему было жалко такого молодого парня, жалко, что его будущее может испортиться в один момент. В этот момент.
— Мне из тебя клещами слово за словом вытягивать что ли? Я, конечно, не сторонник крайних мер, но могу и к ним перейти, если продолжишь молчать.
Парень сглотнул. Ему не хотелось ничего рассказывать, не хотелось снова чувствовать себя ужасным человеком, не хотелось сидеть здесь и бояться. Он не знал, почему это сделал, и что им управляло в тот момент. Он не знал, почему сидит здесь. Он не знал, что его ждет. И оттого было вдвойне страшно.
— Не нужно. Я все расскажу.
Мужчина прошел к столу и остановился напротив него, оперевшись руками на стул. Подняв голову, парень встретился с холодным взглядом двух глаз. Красивых глаз. Небесно-голубых, в которых хочется утонуть и никогда не всплывать на поверхность.
На руках были видны сильно выступающие вены, что придавало мужчине еще более грозный вид. Невольно засмотревшись на столь поразительное произведение искусства, стоящее прямо сейчас напротив него, парень не заметил, как у него от изумления приоткрылся рот.
Он медленно закрыл глаза от нахлынувших эмоций и еле заметно выдохнул через приоткрытые губы.
Внезапно он почувствовал легкое прикосновение к своему подбородку и то, как его губы медленно сомкнулись. Открыв глаза, он увидел, что рядом с ним, сантиметрах в десяти, находится лицо того самого произведения искусства, от которого можно умереть за секунду. Теперь парень мог с легкостью разглядеть лицо своего собеседника: тонкие, правильной формы губы с легкими морщинками в их уголках, острые скулы, придающие мужчине грациозный вид, а глаза, в которых так сильно хотелось утонуть, теперь еще ближе к парню, и свое желание, кажется, легко можно воплотить в реальность.
— Рот закрой, а то муха залетит, — нежно и с каплей заботы в голосе произнес мужчина, приоткрыв рот и еле заметно улыбнувшись краем губы. – Еще раз так застынешь с открытым ртом, и мне придется поцеловать тебя, спящая красавица.
— Что? – не веря своим ушам, изумленно спросил парень.
Мужчина звонко рассмеялся.
— Ничего-ничего. Забудь, – все еще смеясь, произнес он. – Давай лучше познакомимся. Меня зовут Арсений Сергеевич, и я твой адвокат.
— Меня Никита, мне шестнадцать лет, и я малолетний преступник, да?
Мужчина ласково улыбнулся. Парень заметил маленькие ямочки на щеках адвоката, которые придавали его и без того божественно красивому лицу необыкновенный шарм.
Встряхнув головой, чтобы вновь не уйти в созерцательную прострацию, парень выпрямился и сделал серьезное лицо, всем своим видом показывая, что он не шутит.
— По факту да, но если я тебя «отмажу» в суде, то нет. Вероятнее всего, что ты отделаешься только принудительными мерами воспитательного характера, — адвокат неоднозначно улыбнулся; парню даже показалось, что с какой-то долей пошлости. – Кстати, где твои родители?
Парень еле заметно вздрогнул и отвел взгляд куда-то в сторону, как бы задумавшись о чем-то. Он всегда боялся этого вопроса и ненавидел его всей душой, ненавидел и тех, кто задавал ему этот вопрос. Он с раннего детства жил с дедом, который, к слову, и занимался его воспитанием. Родителям он был не нужен – Никита это прекрасно понял лет в шесть, когда впервые спросил у деда про них.
— Да с фига ли я им сдался, — грустно и одновременно с долей злости в голосе ответил парень, закрыв глаза и нахмурившись.
Мужчина удивленно вскинул брови.
— Как это? Ребенок всегда нужен своим родителям, какой бы он ни был. Может тебе просто кажется, что они тебя не лю...
— У меня их нет.
Лицо адвоката мгновенно изменилось. Глаза цвета небесной лазури вмиг стали больше похожи на цвет моря во время бушующего шторма. Взгляд с нежного и ласкового сменился на жалостливый и растерянный, отчего парень поморщился – он не любил, когда его жалели.
— Вот только не надо эти ваши сопли.
— Да я и не собирался. Но кто тебя тогда воспитывал?
Парень тихо вздохнул, слабо улыбнувшись. Эта тема для него была больной. Больной настолько, что сердце сжималось каждый раз при упоминании слова «мама» или «папа». Никите были чужды и незнакомы эти слова. Он не знал, кто эти люди.
В школе, когда он пришел в первый класс без родителей, а со старым дедушкой, родители других первоклассников лишь презрительно глянули в их сторону. Больно кольнуло в сердце при одном воспоминании о том ужасном дне.
Одноклассники часто спрашивали у маленького Никиты где его родители, спрашивали, почему у него их нет. Особо «воспитанные» сверстники даже отпускали шутки на эту тему и смеялись над ним, что еще больше задевало мальчика. Плакать в туалете на переменах стало обычным занятием маленького мальчика, который был лишен родительской любви и заботы. Смотря, как других детей из школы встречали радостные родители, Никите хотелось расплакаться и закричать, что есть мочи. Закричать, чтобы кто-то сверху его услышал и подарил маленькому мальчику любящих родителей. Чтобы он мог обращаться к кому-то со словами «мама» и «папа» и обнимать их каждый день, чувствуя теплоту и любовь, исходящую от них. Чтобы он мог чувствовать, что кому-то нужен.
В то время как другие дети на Новый Год просили приставки или телефоны, Никита желал лишь одного – двух любящих людей рядом с ним.
Подумав об этом, сердце парня вновь отдало глухой болью.
— Дед. Я всю жизнь жил с ним и воспитывался им же. Он дал мне все. А родителей я никогда не видел.
Никита украдкой посмотрел на Арсения Сергеевича – тот сидел, будто боясь пошевелиться и сделать этим еще больнее мальчишке. Этому, казалось, хрупкому пареньку с наивными голубыми глазами и детской невинностью. Кто бы мог подумать, что такой мальчишка, как он, в скором времени окажется в камере для допроса преступников? Никто.
— Ну, что молчите? Язык проглотили? — Никита хитро улыбнулся и ехидно процитировал слова адвоката, сказанные им совсем недавно. Почувствовав вкус сладкой мести, парень победно улыбнулся.
Не прошло и пары минут, как мужчина вышел из долговременного ступора и поднял взгляд на парня, нахмурившись.
— Ты меня только что скопировал?
Еще секунду назад парень весело улыбался и еле сдерживал смешок, но сейчас, услышав холодный тон, который электрическим разрядом прошелся по всему телу и ударил в голову, он опустил голову и сглотнул.
— Просто меня бесит, когда со мной разговаривают так, — еле слышно пропищал Никита, от страха бегая глазами по всей поверхности стола.
Арсений Сергеевич медленно встал со стула, не отрывая глаз от парня, и подошел к нему, встав так, чтобы тот не смог удрать. Никита не дышал; он знал, что если что-то попытается сделать – будет еще хуже. А ведь он догадывался, что не нужно выводить его из себя. Чувствовал, что мужчина напротив него – совсем не добренький дядя, который защитит его в суде и избавит от наказания. И, вероятно, знал, что сейчас с ним будет.
— Бесит?
И все тот же холодный тон. Тон, от которого идут мурашки по коже. Тон, который соответствует идеальности этого человека. Тон, от которого можно слететь с катушек.
Парень никогда не молился, но сейчас, как ему казалось, самое время начать это делать.
Внезапно Никита почувствовал прикосновение – то же самое, которое было на его подбородке, когда он засмотрелся, — в области затылка, а уже через секунду шею неприятно сжали. Голову насильно заставили повернуть в сторону. Парень сидел с сильно зажмуренными глазами, дабы не встречаться снова с тем холодным взглядом и с глазами-океанами, в которых все еще хочется утонуть.
— Посмотри на меня.
Слишком властный тон. Слишком сладкий голос. Слишком идеальный образ мужчины-адвоката.
