Другой.

Глава 29. Философия любви, философия дружбы.

Арктур был на пути к тому, чтобы стать философом.

Когда авроры ушли, общая неприятность сблизила пострадавших. Сёстры Гринграсс смотрели на Арктура, как на спасителя, отношение Нарциссы к нему заметно потеплело. В тот день они надолго задержались в гостях и беседовали о многом, преимущественно о прошлом. Нарциссе и прежде говорили, что Снейпа нужно держать на расстоянии, но до сих пор она считала, что его оговаривают, и только сегодня окончательно согласилась с обвинителями. В голове урожденной Блэк – а Блэки не предают – не укладывалось, что Снейп ежедневно предавал людей, считавших его своим другом, людей, от которых он видел только хорошее.

Это они с Люциусом с первого курса покровительствовали угрюмому нищему полукровке – не потому, что надеялись на какие-то выгоды, а потому что он был слизеринцем, своим. Это они представили его Тёмному Лорду, чтобы помочь его карьере в чистокровном обществе – впоследствии затея Волдеморта плохо кончилась, но кто же знал... И уж конечно, они не догадывались, что Снейп подвинулся на рыжей стервочке, убеждённой в собственной непогрешимости и разгуливавшей по Хогвартсу с таким видом, словно весь мир ей крупно должен. Ведь когда любят, делают хоть что-то, чтобы понравиться любимой – например, регулярно моют голову.

Только теперь, когда Снейп открыто присоединился к победившей стороне, Нарциссе пришлось признать, что все эти годы он был предателем. Про Лили она по-прежнему не догадывалась – знала, что та жила по соседству с Северусом и что в детстве они дружили, но считала, что со временем их пути разошлись. По её мнению, рыжая зазнайка еще могла нравиться пустоголовому Джеймсу Поттеру, но Снейпа Нарцисса считала умнее. Арктур ничего не сказал ей о воспоминаниях желчного зельевара, так впечатливших его перед решающим сражением с Волдемортом, потому что неизбежно возникал вопрос, откуда ему это известно.

Но сам он знал об отношении Снейпа к Лили Эванс и не мог не задумываться о нём. Когда он был Гарри Поттером, всё было очевидно – вот ненавистная уродливая тётка Петуния, а вот замечательная, красивая и полная совершенств мама Лили. Сейчас, когда он сжился с мыслью, что Лили и Петуния ему одинаково не родные, он не мог не увидеть сходство обеих сестёр. Маму Лили он знал только с чужих хвалебных слов, которые ничего не стоили тем, кто произносил их – Лили всё равно мертва, почему бы не порадовать ребёнка? Живая Лили, которую он видел на собрании, понравилась ему гораздо меньше – своим сюсюканьем над толстым Гарриком и неприятным выражением самодовольного превосходства на лице она слишком напоминала ненавистную Петунию.