Фаворит Валентин Пикуль Часть 1

5. УКРОЩЕНИЕ СТРАСТЕЙ

Конец этой трапезы был совсем неожиданным: парень не покинул монастыря до тех пор, пока не осилил язык древнегреческий. Номер восхитил его: от человекоподобных богов исходило ощутимо-телесное тепло, а от богоподобных людей веяло олимпийской прохладной... Появилась вдруг страсть к сочинительству, и сам стыдился этого чувства, как юноша первой любви, но Дорофей приободрил его:

- Ликуй сердцем, сын мой! Всяка тварь должна хоть единожды распять себя на кресте пиитическом. Но не будь алчущим к успеху скорейшему. Эпикур вещал: "Смертный, скользи по жизни, но не напирай на нее". А у вас на Руси святой иное слышится всюду: "Начались, ребяты! Чичас стенку лбами проломим, а потом в кабак отправимся и станем великой пролом праздновать..."

Университет вдруг показался Потемкину скучнейшим школярством. Рубан предложил ну навестить Заиконоспасскую академию, при храме которой объявился на Москве новый оракул.

- Стар ли?

- Да не. Как мы с тобой.

- А кто таков?

- Петров Василий, нашего поля ягода: днями витийствует, а по ночам стихоблудию себя подвергает.

- Идём, брат. Послушаем Цицерона лыкового...
                                           .....,...............................................
Петров был чуть старше Потёмкина, но бесстрашно выкладывал перед толпой четкие силлогизмы, бросал в верующих кары небесные, пророчил, клокотал, бичуя пороки, и собор был наполнен рыданиями раскаявшихся... Рубан, втайне завидуя чужому успеху, шепнул:

- Петрова я знаю. Хочешь, чай позову с нами пить?...

Втроём отправились к знакомой просвирне, пили чай с маковками. Потемкин, чуть робея, спросил витию в ряске монашеской:

  - Слыхал, ты и стихи складываешь?

- Могу, ежели нужда явится.

Петров схлебывал горячий чай с блюдца (платить за угощение он взялся за троих и потому ощущал себя владыкой).

- Оставим, - сказал он, - пылание для дураков. Дураки под лестницами живут, с голоду околевая, и все пылают. А я князю Юсупову к пирогу именинному поздравку в стихах быстренько изложил, так он мне через лакея червонец пожаловал.

- Неужели червонец? - помрачнел нищий Рубан.

- Не вру! Лакей-то в ливрее был золотой. А червонец на блюде лежал серебряном... Не вы ж меня, а я вас чаем пою!