После смерти матери отчим больше не хотел меня видеть, куда милее для него было виски.
Я хоть и была у него на содержании (в 16-то лет), но все же не давала использовать себя как домохозяйку. К тому же, была сильно похожа на мать.
На лето он сплавил меня в приватный и очень тихий пансионат. Никаких кислородных коктейлей и странных больных детишек. Парочка тихих старушек, молодая пара, полубезумная молодая дамочка. И хозяйка. Как оказалось, причина непопулярности этого по истине живописного места крылась в ней: она принимала только за очень большие деньги за счет эффекта полной изоляции от окружающего мира. К тому же...
— Она женщина своеобразная, — пространственно высказалась одна из бабушек. — С кошками.
Я, конечно, была не глупой и сразу поняла о чем идет речь. Женщина с кошками — это такая очень непугливая женщина. Ни шерсть на темной одежде, ни подранные обои ее не страшат, как и то, что после тридцати пяти ты вдруг просыпаешься женщиной (даже если всегда оставалась девушкой).
В лице общества они равной мерой несчастны, независимо от того какие они на самом деле. Общество приписывает каждой из них тайное желание забиться ласточкой под волосатую руку, уснуть на дряблом пузе, обслужить крепкое плечо, завинтить на безымянной пальце кольцо. Неудивительно, что такая держит изолированный пансионат.
Ей было не больше тридцати. Высокая и статная с лицом голливудской актрисы. Не такой, как сейчас, сейчас их лица далекие как галактики и похожи между собой. Раньше на них было ясно написано что-то, иногда что-то косвенно отдающее прошлым: бедностью и тяжелым путь в актерскую жизнь, желанием прославиться, пороком — такая первобытной дикостью, но не агрессией.
У нее же была породистость. Глупо ли говорить о том, что человек может быть породист? Невежливо — да, но как иначе объяснить изысканное лицо, никогда не знавшее выражений паники от бедности, горя от мужчины, ненависти и других низких эмоций, дешевых драм и страстей — бремени человеческого.
Тонкий шрам выныривал из волны гладких светлых волос где-то из-за виска, и прямой линией, такие еще остаются после пролетевшего самолета на небосводе.
Я заметила его не сразу и то, только потому что обладатели печатей низких драм на лицах слишком пялились. Мы сидели за завтраком и на ней была белая блузка застегнутая на все пуговицы, с брошкой под шеей. Загорелое лицо — как странно для аристократки, да еще и в мае, волосы невообразимого цвета, словно жидкий мед, нсамое главное — осанка. Моя покойная мать говорила, что стать другим человеком невероятно легко: достаточно всего лишь исправить осанку. Никто не мямлит с ровной спиной, а у сутулых легче простого найти пороки.
Она уже допивала кофе, когда я присоединилась, но делала это неторопливо. Дама с кошками заполняла собой комнату, к ней рано или поздно возвращался взор каждого.
Бабушки неторопливо вели разговор рокочущими голосами. Я некоторое время была в плену ее образа, но после прислушалась и мне стало стыдно. Стыдно так, как бывает только когда косячит кто-то другой, а щеки горят у тебя.
У меня впервые в жизни горели щеки:
— Женщине негоже оставаться незамужней, — как бы размышляла первая. — Она чахнет и отравляет всё вокруг своим видом.
— После смерти мужа я осталась совсем одна, но долго не смогла так, — продолжала вторая. — И мне было так плохо. Я вся ушла в работу, потом в творчество — игру на сцене, но какой во всем этом смысл, ведь любовь ничем не заменить.
Первая покивала. Остальные молчали. Супружеская пара переглянулась.
— Но где найти мужчину, если они любят молодую плоть, а молодым, в свою очередь неинтересны их глупые ровесники?
Вопрос повис в воздухе, наливаясь, словно молодое яблочко, краской моего лица и сполз на стол маслянистым пятном мазута.
Хозяйка пансиона сидя во главе стола не собиралась разрезать своей репликой неловкой молчание. Я ждала этого больше жизни, но она улыбнулась (мне, я точно знаю, что мне) и бросив такое же пространственное «нужно выпустить кошек» удалилась. Реакция на эту реплику оказалась неожиданной для меня: престарелые актрисы (на их лицах была написана лишь тень тления, высечен иероглиф скуки из морщин) идентично поежились и больше ни слова не проронили. Тогда я подумала, что им так досадило лишнее упоминание о «женщине с кошками» рядом. но оказалось, что нет.
Я быстро закончила завтрак и вышла во двор. Главное здание пансиона с комнатами хозяйки находилось напротив столовой.
Она все в той же строгой одежде стояла с сигаретой на балконе и лавировала взглядом в зеленой массе молодых листьев. Роскошные, горящие медью, гривастые и тяжелолапые две львиные туши беззаботно спали у ее ног, периодически шевеля усами и взмахивая хвостами.
