В четверг, около семи часов вечера, я как обычно сидела в студии. Место, очаровавшее меня с первых же мгновений. Расположена она в центре города в здании с привычной для локации архитектурой, на чердаке с потолком под пять метров. Просто и притягательно обжитая, со своей кухонькой для неформальных посиделок, студия окутывала чувством безопасности от внешнего мира, наполняла до краев атмосферой художественной самобытности: мольберты, краски, чайник, рюмки.
Мой неизменный собеседник - хозяин студии Т. Человек в возрасте с, кажется, неисчерпаемым количеством историй за пазухой, которые тянутся, словно платки фокусника - одна за другой, одна за другой. Поначалу я часто была смущена не унимаемой энергией потока его мыслей, но со временем привыкла и уже без стеснения вставляла свои реплики.
Тогда наша беседа начинала исчерпывать себя. Мое внимание перестало концентрироваться полностью на диалоге и равномерно распространилось на всю комнату. И до меня дотянулся слабый звук музыки, сложно было распознать какую-бы то ни было мелодию. Я стала слабо реагировать на слова Т., почти застыла на месте. Кажется, подсознательно такое мое поведение и заставило его остановить поток мыслей, чтобы заняться своими художественными делами.
Я поднялась со стула и направилась в сторону открытого трехметрового окна. Летний вечерний ветерок прорывался внутрь и, то раздувал белое полотно штор, то оставлял его в покое, рыжевевший солнечный свет растекался четырехугольниками по поверхности ткани. Казалось, что воздух пропитался ароматом чая, не от количества выпитого напитка в этих стенах, а от того что свет наполнил своей оранжевизной каждую молекулу воздуха студии. Вплотную к окну стоят разные тумбочки и столики, из-за чего мне пришлось остановиться, не доходя до него.
И уже уверенней, чем было, из-под шторы я услышала голос саксофона. Он робко, но чувственно наигрывал 'careless love' Рэя Чарльза. Стройный мелодичный поток захватил мое дыхание, я пыталась быть и с отрытыми глазами и с закрытыми одновременно, не зная, в каком положении мне удастся больше насладиться композицией. Атмосфера комнаты дополнилась золотым блеском сакса и медным его шепотом. Время стало эфемерным, пространство не ощущаемым. Были только я, ветер и закат. Единственные свидетели происходящего.
Я подумывала заглянуть на улицу, проходящую под темокном, по дороге домой, чтобы посмотреть на музыканта и его игру, но оставилаподобные мыли. Мне слишком хотелось сохранить ирреальность этой сцены моейжизни и не предавать интимность воспоминания моего, ветра и заката.
