Глава 2

598 46 20
                                    




Мы выходим до рассвета. Вражеские дозорные к этому времени утомлены больше всего, наблюдать им труднее. Их внимание уже притупилось, а утренние патрули еще не вышли – отличная возможность пройти незамеченными.

В четыре часа утра мы можем идти к дороге ближе, чем днем – днем их мотоциклы захватывают довольно широкую полосу, по нескольку километров в обе стороны, а ночью только дороги непосредственно – оставляют нам фрицы все-таки немного воздуху. Несмотря на это, мы всегда начеку, держимся в стороне и пребываем в полной боевой готовности.

Мы достигаем Михайловского уже через два часа, но на пропускном посту я стою только в восемь утра. Если бы пришла раньше – немцы бы поняли, что я партизанка.

Все дело в том, что на оккупированных территориях они ввели комендантский час, по которому с семи часов вечера и до семи часов утра хождение по улице запрещено. К семи утра гражданские не успели бы дойти до соседней деревни, они бы могли успеть только выйти за порог своего дома.

Кроме того, по законам немецкой оккупации покидать деревню без особого на то разрешения запрещено. Это правило – очередная попытка фрицев бороться с партизанами. Мы заставляем гитлеровских мерзавцев быть все время настороже.

Разрешение выдается местной венгерской комендатурой. Разумеется, никто никакого разрешения мне не выдавал. Мне его нарисовали.

Сделал это Андрей Пургасов, партизан из нашего отряда, один из бойцов-окруженцев, наш ровесник. Как и я, он замечательно владеет немецким, – в разведку мы не раз ходили вместе – но помимо этого Андрей еще и превосходно рисует. Его талант здесь пригодился: Андрею доверено подделывать аусвайсы – персональные пропуски для передвижения, удостоверения личности.

Мы достаем ему бланки, а он подделывает подписи, печати и текст. Без этих пропусков выполнить задачи нам было бы невозможно, но, благодаря способностям Андрея, мы можем беспрепятственно проходить охранные пункты и притворяться простыми мирными жителями.

Именно это я делаю прямо сейчас.

На мне платье и старая телогрейка. На ногах – потрепанные ботинки, на голове – берет. Волосы, отросшие до лопаток, заплетены в косу.

Я протягиваю немцу поддельный аусвайс. Он зевает, принимает удостоверение из моих рук и бегло его просматривает. Будто нехотя, на ломанном русском, с очень сильным немецким акцентом спрашивает:

Дуб КирхнераМесто, где живут истории. Откройте их для себя