К западу от Аркхэма высятся угрюмые кручи, перемежающиеся лесистымидолинами, в чьи непролазные дебри не доводилось забираться ни одномудровосеку. Местные жители давно покинули эти места, да и вновь прибывающиепереселенцы предпочитают здесь не задерживаться. В разное время сюданаезжали франкоканадцы, итальянцы и поляки, но очень скоро все онисобирались и следовали дальше. И вовсе не потому, что обнаруживаликакие-либо недостатки - нет, ничего такого, что можно было бы увидеть,услышать или пощупать руками, здесь не водилось, - просто само местодействовало им на нервы, рождая в воображении странные фантазии и не даваязаснуть по ночам. Это, пожалуй, единственная причина, по которой чужаки неселятся здесь: ибо доподлинно известно, что никому из них старый Эми Пирси словом не обмолвился о том, что хранит его память о "страшных днях".Эми, которого в здешних краях уже давно считают немного повредившимся вуме, остался единственным, кто не захотел покинуть насиженное место иуехать в город. И еще. Во всей округе только он один осмеливаетсярассказывать о "страшных днях", да и то потому, что сразу же за его домомначинается поле, по которому можно очень быстро добраться до постояннооживленной, ведущей в Аркхэм дороги. Некогда эта дорога проходила по холмам и долинам прямиком черезИспепеленную Пустошь, но после того, как люди отказались ездить по ней,было проложено новое шоссе, огибающее местность с юга. Однако следы старойдороги все еще можно различить среди густой поросли наступающего на неелеса, и, без сомнения, кое-какие ее приметы сохранятся даже после того,как большая часть низины будет затоплена под новое водохранилище. Если этослучится - вековые леса падут под ударами топоров, а Испепеленная Пустошьнавсегда скроется под толщей воды. Я только собирался отправиться к этим холмам и долинам на разметкунового водохранилища, а меня уже предупредили, что место "нечистое". Делобыло в Аркхэме, старинном и, пожалуй, одном из немногих оставшихсягородков, где легенды о нечистой силе дожили до наших дней, и я воспринялпредупреждение как часть обязательных страшных историй, которымиседовласые старушки испокон веков пичкают своих внуков на ночь. Само женазвание "Испепеленная Пустошь" показалось мне чересчур вычурным. Когда я добрался туда, было ясное раннее утро, но стоило мне ступитьпод мрачные своды ущелий, как я оказался в вечном полумраке. Тишина,царившая в узких проходах, была чересчур мертвой, и слишком уж многосырости таил в себе настил из осклизлого мха и древнего перегноя. Но все это не шло ни в какое сравнение с Испепеленной Пустошью. Напервый взгляд, пустошь представляла собой обычную проплешину, какиеостаются в результате лесного пожара - но почему же, вопрошал я себя, наэтих пяти акрах серого безмолвия, въевшегося в окрестные леса и луганаподобие того, как капля кислоты въедается в бумагу, с тех пор не вырослони одной зеленой былинки? Большая часть пустоши лежала к северу от старойдороги, и только самый ее краешек переползал за южную обочину. Толькоподумав о том, что мне придется пересекать это неживое пепельное пятно, япочувствовал, что все мое существо необъяснимым образом противится этому.Чувство долга и ответственности за возложенное поручение заставили менянаконец двинуться дальше. На всем протяжении моего пути через пустошь я невстретил ни малейших признаков растительности. Повсюду, насколько хваталоглаз, недвижимо, не колышимая ни единым дуновением ветра, лежаламельчайшая серая пыль или, если угодно, пепел. В непосредственной близостиот пустоши деревья имели странный, нездоровый вид, а по самому краювыжженного пятна стояло и лежало немало мертвых гниющих стволов. Как ниускорял я шаг, а все же успел заметить справа от себя груду потемневшихкирпичей и булыжника, высившуюся на месте обвалившегося дымохода и ещеодну такую же кучу там, где раньше, по всей видимости, стоял погреб.Немного поодаль зиял черный провал колодца, из недр которого вздымалисьзловонные испарения и окрашивали проходящие сквозь них солнечные лучи встранные, неземные тона. После пустоши даже долгий, изнурительный подъем под темными сводамичащобы показался мне приятным и освежающим, и я больше не удивлялся тому,что, стоит разговору зайти об этих местах, жители Аркхэма переходят наиспуганный шепот. В наступивших сумерках никакая сила не смогла быподвигнуть меня на возвращение прежним путем, а потому я добрался догорода по более долгой, но зато достаточно удаленной от пустоши южнойдороге. Вечером я принялся расспрашивать местных старожилов об ИспепеленнойПустоши и о том, что означала фраза "страшные дни". Мне не удалось ничеготолком разузнать, кроме, пожалуй, того, что дело происходило ввосьмидесятых годах прошлого столетия и что тогда была убита или бесследнопропала одна местная фермерская семья, но дальнейших подробностей моисобеседники не могли, а может быть, не желали мне сообщить. При этом всеони, словно сговорившись, убеждали меня не обращать внимания на полоумныероссказни старого Эми Пирса. Это поразительное единодушие как раз и послужило причиной тому, что наследующее утро, порасспросив дорогу у случайных прохожих, я стоял у дверейполуразвалившегося коттеджа, в котором обитал местный сумасшедший.Пришлось изрядно поколотить в дверь, прежде чем старик поднялся открытьмне, и по тому, как медлительна была его шаркающая походка, я понял, чтоон далеко не обрадован моему посещению. Не зная, как лучше подступиться к старику, я притворился, что мой визитносит чисто деловой характер, и принялся рассказывать о цели своихизысканий, попутно вставляя вопросы, касающиеся характера местности. Моеневысокое мнение о его умственных способностях, сложившееся из разговоровс городскими обывателями, также оказалось неверным - он был достаточносметлив и образован для того, чтобы мгновенно уяснить себе суть дела нехуже любого другого аркхэмца. Однако он вовсе не походил на обычногофермера, каких я немало встречал в районах, предназначенных подзатопление. Единственным чувством, отразившимся на его лице, было чувствооблегчения, как будто он только и желал, чтобы мрачные вековые долины, гдепрошла его жизнь, исчезли навсегда. "Конечно, их лучше затопить, мистер, аеще лучше - если бы их затопили тогда, сразу же после "страшных дней". Ивот тут-то, после этого неожиданного вступления, он понизил голос додоверительного хриплого шепота, подался корпусом вперед и, выразительнопокачивая дрожащим указательным пальцем правой руки, начал свой рассказ. Я безмолвно слушал и по мере того, как его дребезжащий голос все большезавладевал моим сознанием, ощущал невольный озноб. Не раз мне приходилосьпомогать рассказчику находить потерянную нить повествования, связыватьвоедино обрывки научных постулатов, слепо сохраненные его слабеющейпамятью из разговоров приезжих профессоров. Когда старик закончил, я болеене удивлялся ни тому, что он слегка тронулся умом, ни тому, что жителиАркхэма избегают говорить об Испепеленной Пустоши. На следующий день я уже возвращался в Бостон сдавать свои полномочия. Яне мог заставить себя еще раз приблизиться к этому мрачному хаосу чащоб икрутых склонов или хотя бы взглянуть в сторону серого пятна ИспепеленнойПустоши, посреди которой, рядом с грудой битого кирпича и булыжника,чернел бездонный зев колодца... По словам Эми, все началось с метеорита, с этого белого полуденногооблака, этой цепочки взрывов по всему небу и, наконец, этого огромногостолба дыма, выросшего над затерянной в дебрях леса лощиной. К вечерувсему Аркхэму стало известно: порядочных размеров скала свалилась с неба иугодила прямо во двор Нейхема Гарднера. Дом Нейхема стоял на том самомместе, где позднее суждено было появиться Испепеленной Пустоши. Это был наредкость опрятный, чистенький домик посреди цветущих садов и полей. Нейхем поехал в город рассказать тамошним жителям о метеорите, а подороге завернул к Эми Пирсу. Эми тогда было сорок лет, голова у негоработала не в пример лучше, чем сейчас, и потому все последовавшие событиянакрепко врезались ему в память. На следующее утро Эми и его жена вместе стремя профессорами Мискатоникского университета, поспешившими собственнымиглазами узреть пришельца из неизведанных глубин межзвездного пространства,отправились к месту падения метеорита. По прибытии их прежде всего удивилтот факт, что размеры болида оказались не такими громадными, как им задень до того обрисовал хозяин фермы. "Он съежился", - объяснил Нейхем,однако ученые мужи тут же возразили, что метеориты "съеживаться" не могут.Нейхем добавил еще, что жар, исходящий от раскаленной глыбы, не спадает стечением времени и что по ночам от нее исходит слабое сияние. Профессорапотыкали болид киркой и обнаружили, что он, на удивление мягок. Ондействительно оказался мягким, как глина или как смола, и потому небольшойкусочек, который ученые мужи унесли в университет для анализа, им пришлосьскорее отщипнуть, нежели отломить от основной глыбы. Им также пришлосьпоместить образец в старую бадью, позаимствованную на кухне у Нейхема, ибодаже столь малая частичка метеорита упрямо отказывалась охлаждаться навоздухе. На обратном пути они остановились передохнуть у Эми, и тут-томиссис Пирс изрядно озадачила их, заметив, что кусочек метеорита за этовремя значительно уменьшился в размерах, да к тому же почти наполовинупрожег дно гарднеровской бадьи. А впрочем, он и с самого начала был неочень велик, и, может быть, тогда им только показалось, что они взялибольше. На следующий день - а было это в июне восемьдесят второго - сверх мерывозбужденные профессора опять всей гурьбой повалили на ферму Гарднеров.Проходя мимо дома Эми, они ненадолго задержались, чтобы порассказать ему онеобыкновенных вещах, которые выделывал принесенный ими накануне образец,прежде чем исчезнуть без следа. Университетские умники долго покачивалиголовами, рассуждая о странном родстве ядра метеорита с кремнием. Ивообще, в их образцовой исследовательской лаборатории анализируемыйматериал повел себя неподобающим образом: термическая обработка древеснымуглем не произвела на него никакого воздействия и не выявила никакихследов поглощенных газов, бура дала отрицательную реакцию, а нагреваниепри самых высоких температурах, включая и те, что получаются при работе скислородно-водородной горелкой, выявило лишь его полную и безусловнуюнеспособность к испарению. На наковальне он только подтвердил своюподатливость, а в затемненной камере - люминесцентность. Его нежеланиеостывать окончательно взбудоражило весь технологический колледж. И послетого, как спектроскопия показала наличие световых полос, не имеющих ничегообщего с полосами обычного спектра, среди ученых только и было разговоров,что о новых элементах, непредсказуемых оптических свойствах и прочихвещах, которые обыкновенно изрекают ученые мужи, столкнувшись снеразрешимой загадкой. Несмотря на то, что образец сам по себе напоминал сгусток огня, онипытались расплавить его в тигле со всеми известными реагентами. Вода недала никаких результатов. Азотная кислота и даже царская водка лишьяростно шипели и разлетались мелкими брызгами, соприкоснувшись с егораскаленной поверхностью. Эми с трудом припоминал все эти мудреныеназвания, но когда я начал перечислять ему некоторые растворители, обычноприменяемые в такого рода процедурах, он согласно кивал головой. Да, онипробовали и аммиак, и едкий натр, и спирт, и эфир, и благоуханныйдисульфид углерода и еще дюжину других, но, хотя образец и начал понемногуостывать и уменьшаться в размерах, в составе растворителей не былообнаружено никаких изменений, указывающих на то, что они вообще вошли всоприкосновение с исследуемым материалом. Однако, вне всякого сомнения,вещество это было металлом. Прежде всего потому, что оно выказываломагнетические свойства, а, кроме того, после погружения в кислотныерастворители, ученым удалось уловить слабые следы видменштеттеновскихлиний, обычно получаемых при работе с металлами метеоритногопроисхождения. После того, как образец уже значительно поостыл, опыты былипродолжены. Однако на следующее утро он исчез вместе с ретортой, оставивпосле себя обугленное пятно на деревянном стеллаже. Все это профессора поведали Эми, остановившись ненадолго у дверей егодома, и дело кончилось тем, что он опять, на этот раз без жены, отправилсяс ними поглазеть на таинственного посланника звезд. За два прошедших дняметеорит "съежился" настолько заметно, что даже не верящие ни во чтопрофессора не могли отрицать очевидность того, что лежало у них передглазами. Исследуя поверхность и - при помощи молотка и стамески - отделяяот нее еще один довольно крупный кусок, они копнули глубже и, потянув насебя свою добычу, обнаружили, что ядро метеорита было не столь однородным,как ученые мужи полагали вначале. Взору их открылось нечто, напоминавшее боковую поверхность сверкающейглобулы, - подобие икринки. Цвет глобулы невозможно было определитьсловами, да и цветом-то его можно было назвать лишь с большой натяжкой -настолько мало общего имел он с земной цветовой палитрой. Легкое пробноепостукивание по лоснящемуся телу глобулы выявило, с одной стороны,хрупкость стенок, с другой - ее полую природу. Потом один из профессоровврезал по ней, как следует, молотком, и она лопнула с тонким неприятнымзвуком, напоминающим хлюпанье. Более ничего не произошло: разбитая глобулане только не выпустила из себя никакого содержимого, но и сама моментальноисчезла, оставив лишь сферическое, в три дюйма шириной, углубление вметеоритной породе. После нескольких неудачных попыток пробурить раскаленный болид впоисках новых глобул, в руках неутомимых исследователей остался все тот жеобразец, который им удалось извлечь утром и который, как выяснилосьпозднее, в лабораторных условиях повел себя ничуть не лучше своегопредшественника. Той ночью разразилась гроза, а когда на следующее утро профессора опятьпоявились на ферме Нейхема, их ожидало горькое разочарование. Обладая ярковыраженным магнетизмом, метеорит, очевидно, таил в себе некие неизвестныеэлектростатические свойства, ибо, согласно свидетельству Нейхема, во времягрозы "он притягивал к себе все молнии подряд". В течение часа молнияшесть раз ударяла в невысокий бугорок посреди его двора, а когда грозаминовала, от пришельца со звезд не осталось ничего, кроме наполовинузасыпанной оползнем ямы рядом с колодцем. Вполне естественно, что аркхэмские газеты, куда университетские мужибросились помещать свои статьи о необычном феномене, устроили грандиознуюшумиху по поводу метеорита и чуть ли не ежедневно посылали корреспондентовбрать интервью у Нейхема Гарднера и членов его семьи. А после того, как унего побывал и репортер одной из бостонских ежедневных газет, Нейхембыстро начал становиться местной знаменитостью. Он был высоким, худым,добродушным мужчиной пятидесяти лет от роду. У него была жена и троедетей. Нейхем и Эми, впрочем, как и их жены, частенько заглядывали другдругу в гости, и за все годы дружбы Эми не мог сказать о нем ничего, кромесамого хорошего. Нейхем, кажется, немного гордился известностью, котораянежданно-негаданно выпала на долю его фермы, и все последующие неделитолько и говорил, что о метеорите. А затем наступила осень. День ото дня наливались соком яблоки и груши,и торжествующий Нейхем клялся всякому встречному, что никогда еще его садыне приносили столь роскошного урожая. Достигавшие невиданных размеров икрепости плоды уродились в таком поразительном изобилии, что Гарднерампришлось заказать добавочную партию бочек для хранения и перевозки своегобудущего богатства. Однако Нейхема постигло ужасное разочарование, ибосреди неисчислимого множества этих, казалось бы, непревзойденныхкандидатов на украшение любого стола не обнаружилось ни одного, которыйможно было бы взять в рот. К нежному вкусу плодов примешивалась неизвестнооткуда взявшаяся тошнотворная горечь и приторность, так что даже малейшийнадкус вызывал непреодолимое отвращение. То же самое творилось спомидорами и дынями... Зимой Эми видел Нейхема не так часто, как прежде, но и несколькихкоротких встреч ему хватило, чтобы понять, что его друг чем-то не на шуткувстревожен. Да и остальные Гарднеры заметно изменились: они сталимолчаливы и замкнуты, с течением времени их все реже можно было встретитьна воскресных службах и сельских праздниках. Причину внезапной меланхолии,поразившей доселе цветущее фермерское семейство, невозможно былообъяснить, хотя временами то один, то другой из домашних Нейхема жаловалсяна ухудшающееся здоровье и расстроенные нервы. Сам Нейхем выразился поэтому поводу достаточно определенно: однажды он заявил, что его беспокоятследы на снегу. На первый взгляд, то были обыкновенные беличьи, кроличьи илисьи следы, но наметанный глаз потомственного фермера уловил нечто несовсем обычное в рисунке каждого отпечатка и в том, как они располагались:таинственные следы только отчасти соответствовали анатомии и повадкамбелок, кроликов и лис, водившихся в здешних местах испокон веков. Эми непридавал этим разговорам большого значения до тех пор, пока однажды ночьюему не довелось, возвращаясь домой из Кларкс-Корнерз, проезжать мимо фермыНейхема. В ярком свете луны дорогу перебежал кролик, и было в этом кроликеи его гигантских прыжках нечто такое, что очень не понравилось ни Эми, ниего лошади. Во всяком случае, понадобился сильный рывок вожжей, чтобыпомешать последней стремглав броситься наутек. Весной стали поговаривать, что близ фермы Гарднеров снег тает гораздобыстрее, чем во всех остальных местах, а в начале марта в лавке Поттерасостоялось возбужденное обсуждение очередной новости. Проезжая погарднеровским угодьям, Стивен Райс обратил внимание на пробивавшуюся вдолькромки леса поросль скунсовой капусты. Никогда в жизни ему не доводилосьвидеть скунсовую капусту столь огромных размеров и такого странного цвета,что его вообще невозможно было передать словами. Растения имелиотвратительный вид и издавали резкий тошнотворный запах. Тут всезаговорили о пропавшем урожае предыдущей осени, и вскоре по всей округе неосталось ни единого человека, который не знал бы о том, что земли Нейхемаотравлены. Конечно, все дело было в метеорите - и, памятуя об удивительныхисториях, которые в прошлом году рассказывали о нем университетскиеученые, несколько фермеров, будучи по делам в городе, выбрали время ипотолковали с профессорами о всех происшедших за это время событиях. Однажды те заявились к Нейхему и часок-другой покрутились на ферме, но,не имея склонности доверять всякого рода слухам и легендам, пришли к оченьскептическим заключениям: возможно, что какая-нибудь минеральнаясоставляющая метеорита и в самом деле попала в почву, но если это так, тоона вскоре будет вымыта грунтовыми водами, а что касается следов на снегуи пугливых лошадей, то это, без сомнения, всего лишь обычные деревенскиебайки, порожденные таким редким научным явлением, как аэролит. На деревьях вокруг гарднеровского дома рано набухли почки, и по ночамих ветви зловеще раскачивались на ветру. Таддеус, средний сын Нейхема,уверял, что ветки качаются и тогда, когда никакого ветра нет, но этому немогли поверить даже самые заядлые из местных сплетников. Однако никто немог не чувствовать повисшего в воздухе напряжения. У всех Гарднеровпоявилась привычка временами безмолвно вслушиваться в тишину, как если бытам раздавались звуки, доступные им одним. Выйдя из транса, они ничего немогли объяснить, ибо находившие на них моменты оцепенениясвидетельствовали не о напряженной работе сознания, а, скорее, о почтиполном его отсутствии. К сожалению, такие случаи становились все болеечастыми, и вскоре то, что "с Гарднерами творится неладное", стало обычнойтемой местных пересудов. В апреле деревья в гарднеровском саду оделись странным цветом, а накаменистой почве двора и на прилегающих к дому пастбищах пробилась к светуневиданная поросль, которую только очень опытный ботаник мог бы соотнестис обычной флорой региона. Все, за исключением трав и листвы, было окрашенов различные сочетания одного и того же призрачного, нездорового тона,которому не было места на Земле. Бессчетное количество раз Нейхемперепахивал и засевал заново свои пастбища в долине и на предгорьях, нотак ничего и не смог поделать с отравленной почвой. В глубине души онзнал, что Труды его напрасны, и надеялся лишь на то, что уродливаярастительность нынешнего лета вберет в себя всю дрянь из принадлежащей емуземли и очистит ее для будущих урожаев. Конечно, на нем сказалось и то,что соседи начали их сторониться, но последнее обстоятельство он переносилгораздо лучше, чем его жена, для которой общение с людьми значило оченьмногое. Ребятам, каждый день посещавшим школу, было не так тяжело, но иони были изрядно напуганы ходившими вокруг их семьи слухами. Более всегострадал Таддеус, самый чувствительный из троих детей. В мае появились насекомые, и ферма Нейхема превратилась в сплошнойжужжащий и шевелящийся ковер. Большинство этих созданий имело не совсемобычный вид и размеры, а их ночное поведение противоречило всемсуществующим биологическим законам. Гарднеры начали дежурить по ночам -они вглядывались в темноту, окружавшую дом, со страхом выискивая в ней,сами не ведая, что. Тогда же они удостоверились и в том, что странноезаявление Таддеуса относительно деревьев было чистой правдой. Сидя однаждыу окна, за которым на фоне звездного неба простер свои разлапистые ветвиклен, миссис Гарднер обнаружила, что несмотря на полное безветрие, ветвиэти определенно раскачивались, как если бы ими управляла некая внутренняясила. Это были явно не те старые добрые клены, какими они видели их ещегод назад! Но следующее зловещее открытие сделал человек, не имевший кГарднерам никакого отношения. Привычка притупила их бдительность, и они незамечали того, что сразу же бросилось в глаза скромному мельнику изБолтона, который в неведении последних местных сплетен как-то ночьюпроезжал по злосчастной старой дороге. Позднее его рассказу даже уделиликрохотную часть столбца в "Аркхэмских ведомостях", откуда новость и сталаизвестна всем фермерам округи, включая самого Нейхема. Ночь выдалась наредкость темной, от слабеньких фонарей, установленных на крыльях пролетки,было мало толку, но когда мельник спустился в долину и приблизился кнейхемовской ферме, окружавшая его тьма странным образом рассеялась. Этобыло поразительное зрелище: насколько хватало глаз, вся растительность -трава, кусты, деревья - испускала тусклое, но отчетливо видимое сияние, ав одно мгновение мельнику даже почудилось, что на заднем дворе дома, возлекоровника, шевельнулась какая-то фосфоресцирующая масса, отдельным пятномвыделившаяся на общем светлом фоне. Когда школа закрылась на летние каникулы, Гарднеры практически потерялипоследнюю связь с внешним миром и потому охотно согласились на предложениеЭми делать для них в городе кое-какие покупки. Вся семья медленно, новерно угасала как физически, так и умственно, и когда в округераспространилось известие о сумасшествии миссис Гарднер, никто особенно неудивился. Это случилось в июне, примерно через год после падения метеорита.Несчастную женщину преследовали неведомые воздушные создания, которых онане могла толком описать. Речь ее стала малопонятной - исчезли всесуществительные, и теперь миссис изъяснялась только глаголами иместоимениями. Что-то неотступно следовало за ней, оно постоянноизменялось и пульсировало, оно надрывало ее слух чем-то лишь оченьотдаленно напоминающим звук. С ней что-то делали - высасывали что-то - вней есть нечто, чего не должно быть - его нужно прогнать - нет покоя поночам - стены и окна расплываются, двигаются... Поскольку жена непредставляла серьезной угрозы для окружающих, Нейхем не стал отправлять еев местный приют для душевнобольных, и некоторое время она как ни в чем нибывало бродила по дому. Даже после того, как начались изменения в еевнешности, все продолжало оставаться по-старому. И только когда сыновьяуже не смогли скрывать своего страха, а Таддеус едва не упал в обморок привиде гримас, которые ему корчила мать, Нейхем решил запереть ее начердаке. К июлю она окончательно перестала говорить и передвигалась начетвереньках, а в конце месяца старик Гарднер с ужасом обнаружил, что егожена едва заметно светится в темноте - точь-в-точь, как вся окружавшаяферму растительность. Незадолго до того со двора убежали лошади. Четырех беглянок пришлосьискать целую неделю, а когда их все же нашли, то оказалось, что они неспособны даже нагнуться за пучком травы, росшей у них под ногами. Что-тосломалось в их дурацких мозгах, и в конце концов всех четверых пришлосьзастрелить для их же собственной пользы. А между тем растения продолжали сереть и сохнуть. Даже цветы, сначалапоражавшие всех своими невиданными красками, теперь стали однообразносерыми, а начинающие созревать фрукты имели, кроме привычного ужепепельного цвета, карликовые размеры и отвратительный вкус. К началусентября вся растительность начала бурно осыпаться, превращаясь в мелкийсероватый порошок, и Нейхем стал серьезно опасаться, что его деревьяпогибнут до того, как отрава вымоется из почвы. Каждый приступ болезни жены теперь сопровождался ужасающими воплями,отчего он и его сыновья находились в постоянном нервном напряжении. Онистали избегать людей, и когда в школе вновь начались занятия, детиостались дома. Теперь они видели только Эми, и как раз он-то во времяодного из своих редких визитов и обнаружил, что вода в гарднеровскомколодце больше не годилась для питья. Она стала не то, чтобы затхлой, нето, чтобы соленой - во всяком случае, настолько омерзительной на вкус, чтоЭми посоветовал Нейхему, не откладывая дела в долгий ящик, вырыть новыйколодец на лужайке выше по склону. Нейхем, однако, не внял предупреждениюсвоего старого приятеля, ибо к тому времени стал нечувствителен даже ксамым необычным и неприятным вещам. Они продолжали брать воду иззараженного колодца, апатично запивая ею свою скудную и плохоприготовленную пищу, которую принимали в перерывах между безрадостным,механическим трудом, заполнявшим все их бесцельное существование. Имиовладела тупая покорность судьбе, как если бы они уже прошли половину путипо охраняемому невидимыми стражами проходу, ведущему в темный, но ужеставший привычным мир, откуда нет возврата. Таддеус сошел с ума в сентябре, когда в очередной раз, прихватив ссобой пустое ведро, отправился к колодцу за водой. Очень скоро онвернулся, визжа от ужаса и размахивая руками: "Там, внизу, живет свет..."Два случая подряд - многовато для одной семьи, но Нейхема не так-то простобыло сломить. Неделю или около того он позволял сыну свободно разгуливатьпо дому, а потом, когда тот начал натыкаться на мебель и падать на что нипопадя, запер его на чердаке, в комнате, расположенной напротив той, вкоторой содержалась его мать. Отчаянные вопли, которыми эти двоеобменивались через запертые двери, особенно угнетающе действовали намаленького Мервина, который всерьез полагал, что его брат переговариваетсяс матерью на неизвестном людям языке. Примерно в это же время начался падеж скота. Куры и индейки приобрелисероватый оттенок и быстро издохли одна за другой, а когда их попыталисьприготовить в пищу, то обнаружилось, что мясо стало сухим, ломким инепередаваемо зловонным. Свиньи сначала непомерно растолстели, а затемвдруг стали претерпевать такие чудовищные изменения, что ни у кого простоне нашлось слов, чтобы дать объяснение происходящему. Разумеется, их мясотоже оказалось никуда не годным, и отчаяние Нейхема стало беспредельным.Ни один местный ветеринар и на милю не осмелился бы подойти к его дому, аспециально вызванное из Аркхэма светило только и сделало, что вылупилоглаза от изумления и удалилось, так ничего и не сказав. А между тем свиньиначинали понемногу сереть, затвердевать, становиться ломкими и в концеконцов разваливаться на куски, еще не успев издохнуть, причем глаза ирыльца несчастных животных превращались в нечто совершенно невообразимое. Все это было очень странно и непонятно, если учесть, что скот неполучил ни единой былинки с зараженных пастбищ. Затем мор перекинулся накоров. Отдельные участки, а иногда и все туловище очередной жертвынепостижимым образом сжималось, высыхало, после чего кусочки плотиначинали отваливаться от пораженного места, как старая штукатурка отгладкой стены. На последней стадии болезни (которая во всех без исключенияслучаях предшествовала смерти) наблюдалось появление серой окраски и общаязатверделость, ведущая к распаду, как и в случае со свиньями. Когда пришла пора собирать урожай, на дворе у Нейхема не осталось ниединого животного - птица и скот погибли, а все собаки исчезли однаждыночью, и больше о них никто не слышал. Что же касается пятерых котов, тоони убежали еще на исходе лета, но на их исчезновение вряд ли кто-нибудьобратил внимание, ибо мыши в доме давным-давно перевелись, а миссисГарднер была не в том состоянии, чтобы заметить пропажу своих любимцев. Девятнадцатого октября пошатывающийся от горя Нейхем появился в домеПирсов с ужасающим известием. Бедный Таддеус скончался в своей комнате начердаке - скончался при обстоятельствах, не поддающихся описанию. Нейхемвырыл могилу на обнесенном низкой изгородью семейном кладбище позади домаи опустил в нее то, что осталось от его сына. Смерть не могла прийтиснаружи, ибо низкое зарешеченное окно и тяжелая дверь чердачной комнатыоказались нетронутыми, но бездыханное тело Таддеуса носило явные признакитой же страшной болезни, что до того извела всю гарднеровскую живность.Эми и его жена, как могли, утешали несчастного, в то же время ощущая, каку них по телу пробегают холодные мурашки. Смертный ужас, казалось, исходилот каждого Гарднера и всего, к чему бы они не прикасались, а самоеприсутствие одного из них в доме было равносильно дыханию бездны, длякоторой у людей не было и никогда не будет названия. Эми пришлось сделатьнад собой изрядное усилие, прежде чем он решился проводить Нейхема домой,а когда они прибыли на место, ему еще долго пришлось успокаиватьистерически рыдавшего маленького Мервина. Старший сын Зенас не нуждался вутешении. Все последние дни он только и делал, что сидел, невидящим взоромуставясь в пространство и механически выполняя, что бы ему ни приказалотец, - участь, показавшаяся Эми еще не самой страшной. Прошло три дня, а ранним утром четвертого (Эми только что отправилсякуда-то по делам) Нейхем ворвался на кухню Пирсов и заплетающимся языкомвыложил оцепеневшей от ужаса хозяйке известие об очередном постигшем егоударе. На этот раз пропал маленький Мервин. Накануне вечером, прихватив ссобой ведро и лампу, он пошел за водой - и не вернулся. Сначала Нейхемподумал, что ведро, и фонарь пропали вместе с мальчиком, однако странныепредметы, обнаруженные им у колодца на рассвете, когда после целой ночибесплодного обшаривания окрестных полей и лесов, он, падая от усталости,вернулся домой, заставили его изменить свое мнение. На мокрой от росыполоске земли, опоясывающей жерло колодца, поблескивала расплющенная иместами оплавленная решетка, которая когда-то, несомненно, являлась частьюфонаря, а рядом с нею валялись изогнутые, перекрученные от адского жараобручи ведра. И больше ничего. Нейхем был близок к помешательству и,уходя, попросил Эми приглядеть за его женой и сыном, если ему сужденоумереть раньше их. Все происходящее представлялось ему карой небесной -вот только за какие грехи ниспослана эта кара, он так и не мог понять.Ведь насколько ему было известно, он ни разу в жизни не нарушал заветов,которые в незапамятные времена Творец оставил людям. Две недели о Нейхеме ничего не было слышно, и в конце концов Эмипоборол свои страхи и отправился на проклятую ферму. К его радости, Нейхемоказался жив. Он очень ослаб и лежал без движения на низенькой кушетке,установленной у кухонной стены, но несмотря на свой болезненный вид,находился в полном сознании и в момент, когда Эми переступал порог дома,громким голосом отдавал какие-то распоряжения Зенасу. В кухне царил адскийхолод, и, не пробыв там и минуты, Эми начал непроизвольно поеживаться,пытаясь сдержать охватывающую его дрожь. Заметив это, хозяин отрывистоприказал Зенасу подбросить в печь побольше дров. А когда в следующеемгновение Нейхем осведомился, стало ли ему теперь теплее или следуетпослать сорванца за еще одной охапкой, Эми понял, что произошло. Невыдержала, оборвалась самая крепкая, самая здоровая жила, и теперьнесчастный фермер был надежно защищен от новых бед. Несколько осторожных вопросов не помогли Эми выяснить, куда жеподевался Зенас. "В колодце... от теперь живет в колодце..." - вот и все,что удалось ему разобрать в бессвязном лепете помешанного. Внезапно вголове у него пронеслась мысль о запертой в комнате наверху миссисГарднер, и он изменил направление разговора. "Небби? Да ведь она стоитпрямо перед тобой!" - воскликнул в ответ пораженный глупостью другаНейхем, и Эми понял, что с этой стороны помощи он не дождется и что надоприниматься за дело самому. Оставив Нейхема бормотать что-то себе под носна кушетке, он сдернул с гвоздя над дверью толстую связку ключей иподнялся по скрипучей лестнице на чердак. Из четырех дверей, выходивших наплощадку, только одна была заперта на замок. Эми принялся вставлять взамочную скважину ключи из связки. После третьей или четвертой попыткизамок со щелчком сработал, и, поколебавшись минуту-другую, Эми толкнулнизкую, выкрашенную светлой краской дверь. В лицо ему ударила волна невыносимого зловония, и прежде чем двинутьсядальше, он немного постоял на пороге, наполняя легкие пригодным длядыхания воздухом. Войдя же и остановившись посреди комнаты, заметилкакую-то темную кучу в одном из углов. Когда ему удалось разобрать, чтоэто было такое, из груди его вырвался протяжный вопль ужаса. Он стоялпосреди комнаты и кричал, а от грязного дощатого пола поднялось (или этоему только показалось?) небольшое облачко, на секунду заслонило собоюокно, а затем с огромной скоростью пронеслось к дверям, обдав обжигающимдыханием, как если бы это была струя пара, вырвавшаяся из бурлящего котла.Странные цветовые узоры переливались у Эми перед глазами, и не будь он втот момент напуган до полусмерти, они бы, конечно, сразу же напомнили емуо невиданной окраске глобулы, найденной в ядре метеорита и разбитойпрофессорским молотком, а также о нездоровом оттенке, который этой веснойприобрела едва появившаяся на свет растительность вокруг гарднеровскогодома. Но как бы то ни было, в тот момент он не мог думать ни о чем, крометой чудовищной, той омерзительной груды в углу чердачной комнаты, котораяраньше была женой его друга и которая разделила страшную и необъяснимуюсудьбу Таддеуса и большинства остальных обитателей фермы. А потому онстоял и кричал, отказываясь поверить в то, что этот воплощенный ужас,продолжавший у него на глазах разваливаться, крошиться, расползаться вбесформенную массу, все еще очень медленно, но совершенно отчетливодвигался вдоль стены. Любой другой на его месте, несомненно, свалился бы без чувств илипотерял рассудок, но сей достойный потомок твердолобых первопроходцев лишьслегка ускорил шаги, выходя за порог, и лишь чуть дольше возился сключами, запирая за собой низкую дверь и ту ужасную тайну, что онаскрывала. Теперь следовало позаботиться о Нейхеме - его нужно было как можноскорее накормить и обогреть, а затем перевезти в безопасное место ипоручить заботам надежных людей. Уже начав спускаться по полутемномулестничному пролету, Эми услышал, как внизу, в кухне, с грохотом свалилосьна пол что-то тяжелое. Ушей его достиг слабый сдавленный крик, и он, какгромом пораженный, замер на ступеньках. Глухие шаркающие звуки, как еслибы какое-то тяжелое тело волочили по полу, сменились посленепродолжительной тишины таким отвратительным чавканьем и хлюпаньем, чтоЭми всерьез решил: это сам сатана явился из ада высасывать кровь у всегоживого, что есть на земле. Под влиянием момента в его непривычном кумопостроениям мозгу вдруг сложилась короткая ассоциативная цепочка, и онявно представил себе то, что происходило в комнате наверху за секунду дотого, как он открыл запертую дверь. Господи, какие еще ужасы таил в себепотусторонний мир, в который ему было уготовано нечаянно забрести? Не осмеливаясь двинуться ни вперед, ни назад, Эми продолжал стоять,дрожа всем телом в темном лестничном проеме... С того момента прошло ужечетыре десятка лет, но каждая деталь давнего кошмара навеки запечатлеласьу него в голове - отвратительные звуки, гнетущее ожидание новых ужасов,темнота лестничного проема, крутизна узких ступеней и - милосердный Боже!- слабое, но отчетливое свечение окружавших его деревянных предметов:ступеней, перекладин, опорных брусьев крыши и наружной обивки стен. Вдруг Эми услыхал, как во дворе отчаянно заржала его лошадь, за чемпоследовал дробный топот копыт и грохот подскакивающей на выбоинахпролетки. Звуки эти быстро удалялись, из чего он совершенно справедливозаключил, что напуганная Геро стремглав бросилась домой. Однако это еще невсе. Эми был готов поклясться, что в разгар переполоха ему почудилсянегромкий всплеск, определенно донесшийся со стороны колодца. Поразмыслив,Эми решил, что это был камень, который выбила из невысокого колодезногобордюра наскочившая на него пролетка, ибо именно возле колодца он оставилсвою лошадь, не удосужившись проехать несколько метров до привязи. Доносившиеся снизу шаркающие звуки стали теперь гораздо болееотчетливыми, и Эми покрепче сжал в руках тяжелую палку, прихваченную им навсякий случай на чердаке. Не переставая ободрять себя, он спустился слестницы и решительным шагом направился на кухню. Однако туда он так и непопал, ибо того, за чем он шел, там уже не было. Оно лежало на полпутимежду кухней и гостиной и все еще проявляло признаки жизни. Само ли оноприползло сюда или было принесено некой внешней силой, Эми не мог сказать,но то, что оно умирало, было очевидно. За последние полчаса Нейхемпретерпел все ужасные превращения, на которые раньше уходили дни, а то инедели; и отвердение, потемнение и разложение уже почти завершилось.Высохшие участки тела на глазах осыпались на пол, образуя кучки мелкогопепельно-серого порошка. Эми не смог заставить себя прикоснуться к нему, атолько с ужасом посмотрел на разваливающуюся темную маску, которая ещенедавно была лицом его друга, и прошептал: - Что это было, Нейхем? Что это было? Распухшие, потрескавшиеся губы раздвинулись, и увядающий голоспрошелестел в гробовой тишине: - Не знаю... не знаю... просто сияние... оно обжигает... холодное,влажное, но обжигает... живет в колодце... я видел его... похоже на дым...колодец светится по ночам... Тед и Мервин и Зенас... все живое...высасывает жизнь из всего живого... в камне с неба... оно было в том камнес неба... заразило все кругом... не знаю, чего ему надо... та круглаяштука... ученые выковыряли ее из камня с неба... они разбили ее... онабыло того же цвета... того же цвета, что и листья, и трава... в камне былиеще... семена... яйца... они выросли... впервые увидел его на этойнеделе... стало большое, раз справилось с Зенасом... сначала селится утебя в голове... потом берет всего... от него не уйти... онопритягивает... ты знаешь... все время знаешь, что будет худо... ноподелать ничего нельзя... я видел его не раз... оно обжигает ивысасывает... оно пришло оттуда, где все не так, как у нас... так сказалпрофессор... он был прав... берегись, Эми, оно не только светится... оновысасывает жизнь... Это были его последние слова. То, чем он говорил, не могло большеиздать ни звука, ибо составляющая его плоть окончательно раскрошилась ипровалилась внутрь черепа. Эми прикрыл останки белой в красную клетку скатертью и, пошатываясь,вышел через заднюю дверь на поля. По отлогому склону он добрался додесятиакрового гарднеровского пастбища, а оттуда по северной дороге, чтошла прямиком через леса, побрел домой. Он не мог пройти мимо колодца, откоторого убежала его лошадь, ибо перед тем, как отправиться в путь, бросилна него взгляд из окна и убедился в том, что пролетка не оставила накаменном бордюре ни малейшей царапины - скорее всего, она вообщепроскочила мимо. Значит, это был не камень... Эми сразу же отправился в Аркхэм заявить полиции, что семьи Гарднеровбольше не существует. В полицейском участке он высказал предположение, чтопричиной смерти послужила та же самая неведомая болезнь, что ранеепогубила весь скот на ферме. После этого Эми подвергли форменному допросу,а кончилось дело тем, что его заставили сопровождать на злосчастную фермутрех сержантов, коронера, судебно-медицинского эксперта и ветеринара. Шестеро представителей закона разместились в легком фургоне, Эми уселсяв свою пролетку, и около четырех часов пополудни они уже были на ферме.Даже привыкшие к самым жутким ипостасям смерти полицейские не смогливыдержать невольной дрожи при виде останков, найденных на чердаке и подбелой в красную клетку скатертью в гостиной. Мрачная пепельно-сераяпустыня, окружавшая дом со всех сторон, сама по себе могла вселить ужас вкого угодно, однако эти две груды праха выходили за границы человеческогоразумения. Даже судмедэксперт признался, что ему тут, собственно, не надчем работать, разве что только собрать образцы для анализа. Двенаполненные пеплом склянки попали на лабораторный стол технологическогоколледжа Мискатоникского университета. Помещенные в спектроскоп, обаобразца дали абсолютно неизвестный спектр, многие полосы которогосовпадали с полосами спектра, снятого в прошлом году с кусочка странногометеорита. Однако в течение месяца образцы утратили свои необычныесвойства, и спектральный анализ начал стабильно указывать на наличие впепле большого количества щелочных фосфатов и карбонатов. Эми и словом бы не обмолвился о колодце, если бы знал, что за этимпоследует. Но солнце садилось, и ему хотелось поскорее убраться восвояси.И он сказал, что Нейхем ужасно боялся колодца - боялся настолько, что емудаже в голову не пришло заглянуть в него, когда он искал пропавших Мервинаи Зенаса. После этого заявления полицейским ничего не оставалось, какдосуха вычерпать колодец и обследовать его дно. Эми стоял в сторонке идрожал, в то время как полицейские поднимали на поверхность и выплескивалина сухую, потрескавшуюся землю одно ведро зловонной жидкости за другим.Люди у колодца морщились, зажимали носы, и неизвестно, удалось бы имдовести дело до конца, если бы уровень воды в колодце не оказался наудивление низок и уже через четверть часа работы не обнаружилось дно.Полагаю, нет необходимости распространяться в подробностях о том, что онинашли. Достаточно сказать, что Мервин и Зенас оба были там. Останки ихпредставляли из себя удручающее зрелище и почти целиком состояли изразрозненных костей да двух черепов. Кроме того, были обнаружены небольшихразмеров олень и дворовый пес, а также целая россыпь костей,принадлежавших, по-видимому более мелким животным. Ил и грязь, скопившиесяна дне колодца, оказались на редкость рыхлыми и пористыми, и вооруженныйбагром полицейский, которого на веревках опустили в колодезный сруб,обнаружил, что его орудие может полностью погрузиться в вязкую слизь, таки не встретив никакого препятствия. Спустились сумерки, и работа продолжалась при свете фонарей. Поняв, чтов колодце не удастся более найти ничего существенного, все гурьбойповалили в дом и, устроившись в древней гостиной, освещаемой фонарями дапризрачными бликами, принялись обсуждать результаты проведенных изысканий.Конечно, они не могли поверить, чтобы рядом с ними могло произойти нечто,не отвечающее законам природы. Без сомнения, метеорит отравил окрестнуюземлю, но как объяснить тот факт, что пострадали люди и животные, невзявшие в рот ни крошки из того, что выросло на этой земле? Может быть,виновата колодезная вода? Вполне возможно. Было бы очень недурно отправитьна анализ и ее. Но какая сила, какое безумие заставило обоих мальчиковброситься в колодец? Один за другим они прыгнули туда, чтобы там, наилистом дне, умереть и рассыпаться в прах от все той же (как показалкраткий осмотр останков) серой иссушающей заразы. И вообще, что это заболезнь, от которой все сереет, сохнет и рассыпается в прах? Первым свечение у колодца заметил коронер, сидевший у выходившего водвор окна. Оно поднималось из черных недр колодца, как слабый лучфонарика, и терялось где-то в вышине, успевая отразиться в маленькихлужицах зловонной колодезной воды, оставшихся на земле после очистныхработ. Сияние это было весьма странного цвета, и когда Эми, толкавшийся заспинами сгрудившихся у окна людей, наконец получил возможность выглянутьво двор, он почувствовал, как у него останавливается сердце. Ибо то былцвет хрупкой глобулы, цвет уродливой растительности и, наконец - теперь онмог в этом поклясться - цвет того движущегося облачка, что не далее каксегодня утром на мгновение заслонило собой узенькое окошко чердачнойкомнаты. Какая-то тварь точно такого-же цвета прикончила внизу беднягуНейхема. И лошадь понеслась прочь со двора, и что-то тяжелое упало вколодец - а теперь из него угрожающе выпирал в небо бледный мертвенный лучвсе того же дьявольского цвета. Нужно отдать должное крепкой голове Эми, которая даже в тот напряженныймомент была занята разгадкой парадокса, носящего чисто научный характер.Его поразил тот факт, что светящееся, но все же достаточно разреженноеоблако выглядело совершенно одинаково как на фоне светлого квадратикаокна, за которым сияло раннее погожее утро, так и в кромешной тьме посредичерного, опаленного смертью ландшафта. Что-то здесь было не так, не позаконам природы, и он невольно подумал о последних страшных словах своегоумирающего друга: "Оно пришло оттуда, где все не так, как у нас... таксказал профессор... он был прав". Во дворе отчаянно забились и заржали лошади, оставленные на привязи.Кучер направился было к дверям, чтобы выйти и успокоить испуганныхживотных, когда Эми остановил его, А между тем сияние во дворе становилосьвсе ярче, и все отчаяннее ржали лошади. Это был поистине ужасный момент:мрачное жилище, четыре чудовищные свертка с останками в дровянике у заднейдвери и столб неземного, демонического света, вздымающий из осклизлойбездны во дворе. Внезапно один из толпившихся у окна полицейских издал короткийсдавленный вопль. Присутствующие, вздрогнув от неожиданности, проследилиего взгляд. Ни у кого не нашлось слов, да и никакие слова не могли бывыразить охватившее всех смятение. Ибо в тот вечер одна из самыхневероятных легенд округи перестала быть легендой и превратилась в жуткуюреальность - вся природа замерла в жутком оцепенении, но то, что вселилосьв черные, голые ветви росших во дворе деревьев, по-видимому, не имело кприроде никакого отношения, иначе как объяснить тот факт, что онидвигались на фоне всеобщего мертвого затишья! Они судорожно извивались,как одержимые, пытаясь вцепиться в низколетящие облака, они дергались исвивались в клубки, как если бы какая-то неведомая чужеродная сила дергалаза связывающую их с корнями невидимую нить. Набежавшее на луну плотноеоблачко ненадолго скрыло силуэты шевелящихся деревьев в кромешной тьме - итут из груди каждого присутствующего вырвался хриплый, приглушенный ужасомкрик. Ибо тьма, поглотившая бившиеся в конвульсиях ветви, лишь подчеркнулацарившее снаружи безумие: там, где секунду назад были видны кроныдеревьев, теперь плясали, подпрыгивали и кружились в воздухе тысячибедных, фосфорических огоньков. Это чудовищное созвездие замогильныхогней, напоминающих рой обожравшихся светляков-трупоедов, светило все темже пришлым неестественным светом, который Эми отныне суждено былозапомнить и смертельно бояться всю оставшуюся жизнь. Между тем исходивший из колодца столб света становился все ярче и ярче,а в головах сбившихся в кучу дрожащих людей, напротив, все более сгущаласьтьма, рождая мрачные образы и роковые предчувствия, выходившие далеко заграницы обычного человеческого сознания. Теперь сияние уже не исходило, авырывалось из темных недр, бесшумно подымаясь к нависшим тучам. Деревья скаждой секундой светились все ярче и напоминали брызжущие во все стороныфосфорические фонтаны. Ржание и биение лошадей у привязи становилосьневыносимым, но ни один из бывших в доме ни за какие земные блага несогласился бы выйти наружу. Светилось уже деревянное коромысло надколодцем, а когда один из полицейских молча ткнул пальцем в сторонукаменной ограды, все обратили внимание на то, что притулившиеся к нейпристройки и навесы тоже начинают излучать свет, и только полицейскийфургон да пролетка Эми оставались невовлеченными в эту огненную феерию. "Оно... это явление... распространяется на все органические материалы,какие только есть поблизости", - пробормотал судмедэксперт. Ему никто неответил, но тут полицейский, которого спускали в колодец, заявил,содрогаясь всем телом, что его длинный багор, очевидно, задел нечто такое,чего не следовало задевать. "Это было ужасно, - добавил он. - Там совсемне было дна. Одна только муть и пузырьки - да ощущение, что кто-топритаился там, внизу". Лошадь Эми все еще билась и ржала во дворе,наполовину заглушая дрожащий голос своего хозяина, которому удалосьвыдавить из себя несколько бессвязных фраз: "Оно вышло из этого камня снеба... Оно пришло извне, где все не так, как у нас... теперь онособирается домой". В этот момент сияющий столб во дворе вспыхнул ярче прежнего и началприобретать определенную форму. Одновременно привязанная у дороги Героиздала жуткий рев, какого ни до, ни после того не доводилось слышатьчеловеку. Все присутствующие зажали ладонями уши, а Эми, содрогнувшись отужаса и тошноты, поспешно отвернулся от окна. Один из полицейских знакамидал понять остальным, что пылающая смерть уже находится вокруг них, в этойсамой гостиной! Лампа, которую Эми незадолго до того затушил,действительно, не была нужна, так как все деревянные предметы вокругначали испускать все то же ненавистное свечение. Оно разливалось пошироким половицам и брошенному поверх них лоскутному ковру, мерцало напереплете окон, пробегало по выступающим угловым опорам, вспыхивало набуфетных полках и над камином и уже распространялось на двери и мебель.Оно усиливалось с каждой минутой, и вскоре уже ни у кого не осталосьсомнений в том, что, если они хотят жить, им нужно немедленно отсюдаубираться. Через заднюю дверь Эми вывел всю компанию на тропу, пересекавшую поля внаправлении пастбища. Они брели по ней, как во сне, спотыкаясь ипокачиваясь, не смея оборачиваться назад, до тех пор, покуда не оказалисьна высоком предгорье. Когда они остановились, чтобы в последний раз посмотреть на долину, ихвзору предстала ужасающая картина: ферма напоминала одно из виденийФюзели: светящееся аморфное облако в ночи, в центре которого набухалпереливчатый жгут неземного, неописуемого сияния. Холодное смертоносноепламя поднялось до самых облаков - оно волновалось, бурлило, ширилось ивытягивалось в длину, оно уплотнялось, набухало и бросало в тьму бликивсех цветов невообразимой космической радуги. А затем отвратительная тварь стремительно рванулась в небо и бесследноисчезла в идеально круглом отверстии, которое, казалось, специально длянее кто-то прорезал в облаках. Эми стоял, задрав голову и тупо уставившисьна созвездие Лебедя, в районе которого пущенная с земли сияющая стрелабыла поглощена Млечным Путем. Донесшийся из долины оглушительный трескзаставил его опустить взгляд долу. Позднее многие ошибочно утверждали, чтоэто был взрыв, но Эми отчетливо помнит, что в тот момент они услышалитолько громкий треск и скрежет разваливающегося на куски дерева. Вследующую секунду над обреченной фермой забурлил искрящийся дымовойгейзер, из сердца которого вырвался и ударил в зенит ливень обломков такихфантастических цветов и форм, каких наверняка не существовало в нашейВселенной. Сквозь быстро затягивавшуюся дыру в облаках они устремилисьвслед за растворившейся в космическом пространстве тварью, и черезмгновение от них не осталось и следа. Теперь внизу царила кромешная тьма, а сверху резкими, ледяными порывамиуже налетал ураган, принесшийся, казалось, непосредственно израспахнувшейся над людьми межзвездной бездны. Перепуганные, дрожащие людина склоне холма решили, что, пожалуй, им не стоит ждать, пока появитсялуна и высветит то, что осталось от гарднеровского дома, а лучше поскорееотправиться восвояси. Слишком подавленные, чтобы обмениваться замечаниями,все семеро поспешили прочь по северной дороге, что должна была вывести ихк Аркхэму. Эми в тот день досталось больше других, и он попросил всюкомпанию сделать небольшой крюк и завести его домой. Он просто представитьсебе не мог, как пойдет один через эти мрачные, стонущие под напором ветралеса, ибо минуту тому назад бедняге довелось пережить еще одно потрясение:в то время, как все остальные благоразумно повернулись спиной к проклятойдолине и ступили на ведущую в город тропу, Эми замешкался и еще развзглянул в клубящуюся тьму. Он увидел, как там, далеко внизу, собожженной, безжизненной земли поднялась тоненькая светящаяся струйка -поднялась только затем, чтобы тут же нырнуть в черную пропасть, откудасовсем недавно ушла в небо светящаяся нечисть. Эми понял, что последнийслабый отросток чудовищной твари затаился все в том же колодце, где ибудет теперь сидеть, ожидая своего часа. Именно в тот момент что-то иповернулось у Эми в голове, и с тех пор он так уже и не оправился. На следующий после происшествия день трое полицейских вернулись наферму, чтобы осмотреть развалины при дневном свете. Однако они не нашлитам, практически, никаких развалин - только кирпичный дымоход,завалившийся каменный погреб, разбросанный по двору щебень вперемешку сметаллическими обломками да бордюр ненавистного колодца. Все живое илисделанное из органического материала - за исключением мертвой лошади Эми,которую они оттащили в ближайший овраг и закопали в землю, да его жепролетки, в тот же день доставленной владельцу, - все исчезло без следа.Остались лишь пять акров жуткой серой пустыни, где с тех пор так и невыросло ни одной былинки. Те немногие местные жители, у которых хватилодуху сходить посмотреть, окрестили ее Испепеленной Пустошью. Странные слухи расползаются по округе. Ботаникам следовало бы занятьсяизучением причудливой, медленно гибнущей растительности по краямвыжженного пятна и заодно опровергнуть, если, конечно, удастся, бытующую вокруге легенду, гласящую, что это самое пятно медленно, почти незаметно -не более дюйма в год - наступает на окружающий его лес. Не спрашивайте меня, что я обо всем этом думаю. Я не знаю - вот и все.Эми был единственным, кто согласился поговорить со мной - из жителейАркхэма невозможно вытянуть и слова, а все три профессора, видевшиеметеорит и сверкающую глобулу, давно умерли. Однако в том, что там былидругие глобулы, можете не сомневаться. Одна из них выросла, набралась сил,пожрав все живое вокруг, и улетела, а еще одна, как видно, не успела. Яуверен, что она до сих пор скрывается в колодце - недаром мне так непонравились краски заката, игравшие в зловонных испарениях над его жерлом. Засевшая в колодце тварь питается и копит силы. Но какой бы дьявол нивысиживал там свои яйца, он, очевидно, накрепко привязан к этому месту,иначе давно уже пострадали бы соседние леса и поля. Может быть, его держаткорни деревьев, что вонзают свои ветви в небо в напрасной попыткевцепиться в облака?.. Если верить описаниям Эми, то эта тварь - газ. Он не подчиняетсяфизическим законам нашей Вселенной. Он не имеет никакого отношения кзвездам и планетам, безобидно мерцающим в окулярах наших телескопов илибезропотно запечатлевающимся на наших фотопластинках. Он не входит всостав атмосфер, чьи параметры и движения усердно наблюдают исистематизируют наши астрономы. Это просто сияние - сияние извне - грозныйвестник, явившийся из бесконечно удаленных, неведомых миров, о чьейприроде мы не имеем даже смутного представления, миров, одно существованиекоторых заставляет содрогнуться наш разум и окаменеть наши чувства, ибопри мысли о них мы начинаем смутно прозревать черные, полные угрозыпропасти, что ждут нас в космическом пространстве. Я надеюсь, что до той поры, пока Испепеленная Пустошь не скроется подводой, ничего не случится с Пирсом. Эми такой милый старик - когдастроители выедут на место, я, пожалуй, накажу главному инженеруприсматривать за ним. Мне ужасно не хочется, чтобы он превратился впепельно-серое, визжащее, разваливающееся на куски чудовище, что день отодня все чаще является мне в моих беспокойных снах.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
"СИЯНИЕ ИЗВНЕ" Говард Филипс Лавкрафт
HorrorВ других переводах «Цвет иного мира», «Космический цвет», «Сияние извне», «Нездешний цвет» - рассказ американского писателя Говарда Филлипса Лавкрафта, написанный в марте 1927 года. Произведение совмещает в себе элементы ужасов и научной фантастики...
