Все знают: закон стоит на страже справедливости. Грубо говоря, Закон - это и есть справедливость. Но всегда ли сама справедливость укладывается в рамки, отведённые указами и правилами?
Это история двух борцов с пороками общества: того, кто готов отд...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
– Итак, пора подвести черту. Если мы с этой проблемой не разберёмся, скоро ни одного мародёра просто-напросто не останется. Мы все рассеемся, как пороховое облачко, – Янус отбил пальцами по столу простенькую мелодию и посмотрел на своего собеседника. – И как, уважаемая Чума, мы будем выбираться из той жижи, в которую так удачно вляпались?
– Думаю, нам срочно нужно залатать дыру, через которую от нас утекают люди и информация.
– Залатать?
– Избавиться от неё, если тебе так угодно.
Над Янусом возвышался женский силуэт, в котором сейчас сосредоточилась вся оставшаяся часть воплощённой им в жизнь затеи. Она была его единственным ближайшим союзником. И единственным человеком, на которого можно было возложить ответственность за намечавшееся дело.
Её звали Люси, а он часто называл её «Чумой», вот как сейчас – наполовину в шутку, наполовину всерьёз. Она поначалу злилась, потом перестала, но всё ещё продолжала огрызаться на осознанную провокацию, говорила, как сказала и теперь:
– ...называй меня Мором. Я же не коверкаю твоё имя, хотя, поверь, воображения и мне не занимать.
...а он каждый раз привычно усмехался, хотя ему уже давно не было смешно. Эта перекличка стала для них маленьким обычаем, явкой-паролем, традицией, привычкой, въевшейся под кожу настолько, что без неё день вообразить было так же трудно, как без процедуры использования ложки за столом или причесывания перед посещением общественного заведения.
Люси была правильной, как часы, но иногда спешила так же, как они, а иногда так же запаздывала. Янус не мог припомнить, чтобы этот механизм хоть когда-нибудь барахлил. С тех пор, как они познакомились, когда ему было шестнадцать, а ей – четырнадцать, Люси не претерпела ни одного кардинального изменения. Или ему так просто казалось из-за того, что они выросли и ступили в новую жизнь вместе? Ему ведь было уже двадцать три, а, значит, за плечами осталось немало совместно прожитых лет, и странно было бы, видь он значительные контрасты в ней, как человек, встретивший знакомого много лет спустя и поразившийся вдруг обрушившимся на него переменам. Гораздо легче привыкать к изменениям, если они постепенно происходят на твоих глазах, а не сваливаются на голову, как выпавший из паза кирпич.
