Она даже не пыталась отползти с дороги, услышав шум подъезжающей машины, валялась в пыли, уткнувшись носом в обочину и все было фиолетово. Машина затормозила, хлопнула дверца, и вскоре над ней склонился Матай.
— Ника.
Он попытался поднять волчицу, но Ника, как кисель сползла обратно на дорогу, обессиленная бегом, страхом и безысходностью.
— Перекинься, волчонок.
Ника и рада бы, да сил не осталось.
— Перекинься и расскажи, что произошло, — тверже приказал Матай.
Альфе не перечат. Ника приподнялась на лапах и с трудом перекинулась в человека. Осела обратно в пыль, уронив голову, Матай накрыл ее голые плечи курткой.
— Что случилось? — спросил альфа.
— Они увезли ее. Они ее украли, увезли, — Ника заскулила от горя. — Они сделают ей больно, изнасилуют ее, все, каждый. Посадят на цепь. Я никогда ее больше не увижу.
Она снова заскулила, из глаз потекли горячие слезы.
— Кто они? — жестко спросил альфа.
— Наша стая. Мужчины. Олимп.
— Почему ты думаешь, они сделают ей больно?
— Потому что они всегда так делают, — равнодушно ответила Ника. Теперь все равно, даже если кто и узнает, откуда они родом. Теперь поздно. — Они насилуют всех самок стаи. Начинают, как только те подрастают и продолжают, пока те не сдохнут. Они ее изобьют, изнасилуют и заставят рожать, пока она не умрет. Мы сбежали в ночь, когда самцы решили, что мы достаточно взрослые и собрались нас гонять по лесу. Всей кучей. Они бы нас на части порвали, как сделали с каждой самкой, а нам было всего пятнадцать.
Ника снова заскулила, свернулась калачиком посреди дороги. Мария...
Матай вскочил и бросился к другим оборотням, которые ждали у машин. Стал быстро говорить, двое охранников бросились звонить, один запрашивал данные с камер наблюдения ближайших трасс, второй данные со спутника. Потом альфа сам звонил, называл марку и номер машины, которую нужно перехватить.
Ника была не в себе, хотя ясно понимала, что с ней происходит что-то ненормальное, это шок — она голая, куртка мало что прикрывает, а вокруг самцы, но все равно, хотелось просто лежать и не думать, потому что думать можно только об ужасах, то есть о сестре.
