Тяжелая жизнь невольницы

-18-

Эфросиний. Я постоянно думаю о нём. Неужели он правда убьёт меня? Я знаю, что заслужила. У него, скорее всего не будет другого выхода.

Эфросиний не монстр. Человек просто не может быть монстром. Даже в самом ужасном человеке есть что-то хорошее. Никто не считает себя ужасным, но никто таковым и не является. Это защитная особенность организма – защищать самого себя, даже перед самим собой.

Я не монстр. Я хороший человек. Все люди хорошие.

Я простила своего отца, семью. Я знаю, что они мертвы, но я попрощалась с ними. Быть может, я встречу их там. А если нет, то нужно проститься с ними, пока есть возможность. Всё равно мне некуда девать себя. Здесь слишком одиноко, поэтому я разговариваю со всеми в своём воображении.

Слышу шаги. Неужели это он? Дверь со скрипом открывается.

Это он. Живой, но уставший Эфросиний стоит и смотрит на меня сверху-вниз. Как я скучала по этому взгляду, этой его манере кривить губы. Всё это он. Скорее всего, Вольвермаркс только приехал. Неужели он правда сразу же пришёл ко мне? Эта глупая мысль греет что-то в груди. Ту часть, которая, казалось, уже давно замёрзла в заточении.

Я тихо сижу, жду того момента, когда он начнёт говорить. Всё кончено. Я боюсь дышать.

— Авелла, ты лишаешься статуса моей наложницы. Твоего любовника повесили сегодня утром, твоя очередь придёт позднее.

Он всё это время смотрел на меня. Я чувствовала это, при том сама не могла, не смела поднять глаза, чтобы ответить.

Эфросиний вздохнул, повернулся на каблуках, чтобы уйти, но тут до меня дошло, что это, скорее всего, последний мой шанс поговорить с ним, поэтому я сказала:
— Стой.

Получилось хрипло и слишком тихо. Я не узнала собственный голос, думала, он уйдёт, но Эфросиний остановился и повернулся ко мне.

Я всё-таки подняла глаза на него. Как сильно я ненавидела этого человека, сколько желала ему смерти в мучениях. Сейчас это кажется такой глупостью.

Он ничего не говорил. Я тоже. Мы просто сверлили друг друга взглядом. В его глазах я читала один немой вопрос: "Зачем?"

Это один из тех вопросов, которые заставляют впасть в ступор и забыть все слова, которые ты когда-либо знал. Просто... не знаю. Я приревновала. Глупо, но я правда ревновала его к другим.

Эфросиний заговорил:
— И зачем всё это? Для чего нужно было так опускаться? Тебе плохо жилось?!

— Я сделала то, что считала нужным. Я устала жить так, как мне говорят, я хочу самостоятельно принимать решения! И вообще как ты мог забрать с собой Делецию?! Я думала...

Но тут Эфросиний целует меня.

И снова эта улыбка. Такая ненавистная и такая родная. Но он ушёл, как ушла и та тоненькая ниточка, соединяющая меня с остальным миром.