Glass ice

1.

  У Юнги замёрзшие кончики пальцев, мурашки по коже и полупустая пачка сигарет в руке. Помятые картонные грани, поистёршаяся краска на некогда синей полоске. Юнги помнит, с каким трудом бросил курить, и не знает, стоит ли пробовать вновь, ведь одна сигарета, и он снова может подсесть. Почему-то кажется, что никотин прочистит голову, поможет мыслить здраво, но это всего лишь самообман, и парень это прекрасно понимает. Его проблему не решат сигареты, не решит алкоголь, не решат забитые работой бесконечные часы, проведенные в тёплой уютной студии, ставшей в последнее время домом. Всё дело в том, что его проблема не является чем-то абстрактным, у проблемы есть вполне себе красивое имя, милая улыбка, лучистые карие глаза и низкий голос, вызывающий мурашки похлеще тех, что вызывает ледяной ветер, касающийся не прикрытой тканью тёплой одежды кожи. На балконе холодно, ноги давно отмёрзли, щёки покалывает, а уж об остальном теле и говорить не стоит, но Юнги не уходит.

Не может. Не хочет.

Холод успокаивает точно так же, как успокаивает тишина, как успокаивает одиночество, как могли бы успокоить сигареты. Безразличный взгляд скользит по пачке, руки возвращают её под небольшой выступающий подоконник. Заначка на чёрный день, но у Юнги теперь каждый день чёрный, а подсесть действительно не хочется. На самом деле много чего не хочется и ещё больше того, чего хотелось бы, но пока что Юнги было бы достаточно разучиться видеть, перестать слышать, промёрзнуть изнутри, чтобы не чувствовать.

- Он такой милый. Так вырос за прошедшее время.

Тэхён улыбается привычно тепло, ласково, нежно. Мягкие розовые губы, морщинки вокруг сузившихся глаз, в которых пляшут искры. Тэхён смотрит на спорящего с Сокджином Чонгука, а Юнги смотрит на Тэхёна и хочет одновременно ослепнуть и выцарапать Киму глаза, чтобы ни на кого, кроме него. Но ничего из этого не происходит, разумеется. Юнги лишь кивает и тоже переводит взгляд на Чонгука. Вырос. Изменился. Всё верно, если говорить о внешности, но дело не в ней, не только. Да, милый, да, красивый, обаятельный, привлекательный и ещё множество эпитетов, но Тэхёну не нравится внешность, не только она. Важнее то, что внутри, важнее то, что видят немногие. Мягкое, нежное, ранимое, пахнущее летом, солнцем и сладкими персиками. Тэхён всегда любил солнце и тёплый ветер, любил запах карамели, ванили, жжёного сахара.

Тэхён любил лето.

Лето - это Чонгук.

У Юнги внутри снежные равнины, покрытые сугробами скалы, промёрзшие воды бескрайних океанов. Внутри Юнги холодное сияние льда, морозы и пробирающий до костей ветер, невидимыми иголками впивающийся в нежную кожу, которую не защитят никакие крема, одежды, доспехи, щиты, стены. Тэхён слишком нежный для Юнги, слишком теплолюбивый, слишком ранимый, слишком... Мин даже не может сказать, почему они вместе, почему Тэхён всё ещё рядом, ранит себя добровольно, мёрзнет, теряется в бескрайних холодных долинах. Они никогда не обсуждали свои отношения, Юнги даже не помнит, с чего всё началось, ведь изначально они друг друга недолюбливали, Тэхён даже немного побаивался, стараясь держаться подальше от вечно недовольного всеми и каждым в отдельности хмурого хёна. Но вот прошло время, не так уж и много, хотя каждый день кажется бесконечным, а они вместе, плечом к плечу, как и с остальными, но ближе, теснее между собой, касаются осторожно ладонями, задевая друг друга будто невзначай, пока никто не видит.

- Такой большой мальчик, а любит игрушки. Собрал по всей общаге наши подушки BT21 и носится с ними, обкладывает себя по ночам со всех сторон. Говорит, больше всего любит Тату.

Тэхён посмеивается, едва заметно краснеет и улыбается ещё шире. Юнги отводит взгляд и старается не выдавать бушующих внутри эмоций, кружащих снежными торнадо по равнинам, лёд в которых всё толще и прочнее от понижения градуса. Разумеется, Чонгуку больше всего нравится Тата. В этом нет ничего удивительного, ведь...

Чонгуку нравится Тэхён.

Только слепой не заметит всех его взглядов, якобы случайных касаний, объятий и попыток выставить себя в лучшем свете. Чонгук со многими ведёт себя довольно фривольно, порой даже позволяет себе хамить старшим, но никогда макнэ не относился подобным образом к Тэхёну. Лишь нежность и привязанность, бесконечное обожание в его глазах, лишь желание быть рядом, касаться как можно чаще и румяные щёки от каждого «Чонгукки, ты такой милый крольчонок». Тэхён тактильный, общительный и любвеобильный, чем макнэ и пользуется, одаривая Кима своими умильными кроличьими улыбками, а Юнги стоит в стороне, вынужден стоять, скованный по рукам и ногам невозможностью сделать хоть что-то, и чувствует, как медленно, но верное начинает промерзать его сердце.

- Хён, хён, хён, - лепечет Чонгук и виснет на Тэхёне, тычась носом ему в шею, - хён, каким парфюмом ты пользуешься? Так вкусно пахнешь...

Хосок вскидывает брови и принимается шутить несмешные шутки, которые вообще-то смешные, но не для Юнги. Парни смеются, Намджун по колену рукой бьёт, пока на него не скатывается ухахатывающийся Чимин, Тэхён краснеет даже шеей под многозначительными взглядами со всех сторон, а Чонгук будто и не чувствует неловкости или смущения. Да, у макнэ щёки красные и пылают кончики ушей, но он и не думает отлипать от Тэхёна, обнимает крепче, бормочет что-то о том, как старшего обнимать удобно, и улыбается довольно. Эта нахальная улыбка могла бы принадлежать великому воину, полководцу, что стоит на пороге завоёванного замка или крепости. Она совсем не идёт молодому, всё ещё немного детскому лицу макнэ, и Юнги тошно на неё смотреть.

Юнги и не смотрит.

Когда-то они с Хосоком чуть не подрались за этот балкон. Хоуп так хотел себе тихое местечко, свой маленький уголок, что приделал на дверь щеколду. Чимин в своё время из-за этого долго бубнил и недовольствовал, ведь без Хосока и минуты прожить не мог, а вот Чону нужно было личное пространство. Тогда Юнги бесился из-за вечных словесных перепалок и грозился снять эту чёртову дверь на балкон целиком, лишь бы в общежитии воцарилась тишина, а теперь вот нисколько не жалеет, что щеколда всё ещё на своём месте. Мин слышал, пару раз кто-то дверь дёргал и даже стучал в стекло, но так и не повернулся.

«Что же мне делать?» - крутится в голове на повторе, а по посиневшим от холода губам скользит нежным касанием клубок из слипшихся снежинок.

Взгляд цепляет ещё один такой клубок, и ещё, и ещё. Ветер как-то разом стихает, позволяя снегу пеленой опускаться на землю, и Юнги невольно улыбается, глубоко вдыхая морозный воздух. Если он не заболеет, случится грёбаное чудо, но сейчас не хочется думать о болезнях, горьких лекарствах, сорванном графике и воплях Намджуна, менеджеров и директора. Юнги смотрит на заснеженную улицу и думает о том, что мог бы стать достойным сыном Снежной Королевы в обмен на избавление от эмоций. Спокойствие, безразличие и холод в душе. Да, там и так зима и запредельно низкие температуры, но из-за бьющих эмоций снежные вихри никак не затихнут, и сердце бьётся слишком быстро, слишком беспокойно.

- Хён!

Чужой окрик как сквозь вату, и Юнги не сразу понимает, что обращаются к нему. Мысленно парень давно заблудился в снежных равнинах своей души, а потому оборачивается медленно, заторможено, смотрит непонимающе, будто мельтешащий по ту сторону двери перепуганный Тэхён - что-то невероятное, непонятное, чертовски странное. Но нет, всё вполне логично, как нашёптывает внутренний голос. На улице минус и начался снегопад, балкон продувается всеми ветрами, а Юнги заперся на нём в одной футболке и уже как двадцать минут торчит на холоде. Глаза в глаза, а Тэхён всё стучит ладонями по стеклу и дёргает ручку двери. Юнги смотрит на него и отстранённо чувствует дрожь в теле, покалывание в онемевших пальцах и ноющие от холода ногтевые пластины. Взгляд опускается на собственные руки, на красную кожу, на колышущийся на ветру подол безразмерной футболки.

- Тэхён, ты чего здесь шум... Твою мать! Юнги!

Сокджин не Тэхён, он не церемонится. Замок всегда был хлипким из-за постоянных дёрганий двери, а под напором так и вовсе решил сдаться. Дверь ударяется о боковушку шкафа с грохотом, Сокджин матерится, не выбирая выражений, и хватает Юнги за руку, резко дёргая на себя, затаскивая внутрь тёплой кухни. От его пальцев на красной коже белые отпечатки, от крика - звон в ушах. Джин отчитывает, выговаривает, ругается, дёргает и дёргает за плечи, а у Юнги перед глазами разноцветные круги, сердце в грудной клетке колотится как сумасшедшее и испарина на висках. После холода организм никак не может привыкнуть к теплу. Дыхание сбивается, дрожь по телу уже не от ветра, она откуда-то изнутри, и Мин наверняка упал бы, если бы не подхвативший его Тэхён, что, кажется, всхлипывает, но Юнги не очень-то понимает, что вообще происходит, вокруг будто вакуум, всё как сквозь толщу воды.

- Помоги ему добраться до постели и укутай в одеяло, я принесу лекарства и сделаю сразу бульон. Идиот, о чём он только думал?

Сокджин пихает обоих парней в спины и бросается к шкафчикам, не зная, за что хвататься. На шум приходят Намджун и Чимин, Хосок заваливается следом и в ужасе смотрит на белого, как снег, Юнги, яркими пятнами на котором выделяются разве что посиневшие губы да красные руки. Он хочет что-то спросить, делает шаг навстречу, но Тэхён не позволяет, спешно разворачивая Юнги и уводя его за собой в комнату. По пути слышатся обеспокоенные голоса Чимина и Чонгука, что сначала увязались хвостиками, но после грудного рыка притихли и отстали. Юнги бы удивился тому, каким злым и серьёзным был в этот момент Тэхён, но единственное, на что его хватало, это переставлять ноги и пытаться дышать нормально, а не загнанной до предсмертных хрипов лошадью.

- Глупый, глупый... Глупый хён! О чём ты только думал?!

Тэхёна прорывает, когда Юнги спихивает с себя одеяла и уже не пытается сдерживаться, жадно хватает раскрытым ртом воздух в попытках угомонить разошедшийся организм. Тэхёну от этого только хуже, он в панике заламывает руки и садится рядом, хватает за запястье, заглядывает испуганно в глаза и через пару секунд начинает сопеть, как делает всегда, прежде чем разреветься. Юнги в этот момент испытывает диссонанс в душе. Ему вроде бы стыдно перед Тэхёном, потому что напугал и заставил волноваться, а с другой стороны безразлично, потому что ничего страшного не произошло, не вены ведь резал и не топился, не вешался. Он просто постоял чуть дольше положенного на холоде, что в этом настолько страшного, чтобы орать на него, трясти, шипеть ругательства в лицо, а теперь вот реветь и смотреть так, будто умирает?

- Почему ты не оделся тепло? Зачем вообще пошёл на мороз? Ты хоть знаешь, сколько сейчас градусов? Почему ты вообще ушёл?

- Забавно...

Хриплый шёпот, и Тэхён затихает, смотря непонимающе. Юнги фыркает и отпихивает его тёплые руки, что кажутся сейчас раскалёнными утюгами.

- Я простоял на балконе почти полчаса. Ты заметил, что я ушёл, только спустя всё это время. Забавно то, что ты на самом деле не обратил на это никакого внимания. Забавно, что даже пока я был там, тебе было всё равно. Забавно, что, несмотря на то, что я сидел рядом с тобой, ты всё это время позволял Чонгуку виснуть на тебе.

- О чём ты...

Тэхён не выглядит растерянным или непонимающим, он выглядит напуганным, и Юнги улыбается. Это так забавно, если наблюдать за всем со стороны. Просто какая-то дорама, любовный треугольник, драма. Юнги любит Тэхёна, Тэхён любит Юнги. Любил. А потом появился Чонгук. Нежный, ласковый, ластящийся Чонгук с солнечной улыбкой и вечным запахом сладостей, окружающим его ореолом. Юнги не удивлён тому, что Тэхён предпочёл ледяной безвкусной глыбе ароматное яблоко в карамели, но удивлён чужой наивности и некой глупости. Неужели Чонгук и Тэхён думали, что то, что происходит между ними, незаметно? Неужели Тэхён думал, что Юнги не догадается?

- Знаешь, я не помню, когда и почему мы начали встречаться, - говорит Юнги и смотрит в наполняющиеся ужасом глаза, - но, кажется, этому пришёл конец, верно? Не знаю, как долго ты собирался скрывать и бегать от меня, как долго вы с Чонгуком собирались прятаться по углам, но это уже неважно. Я просто хочу, чтобы всё это наконец-то закончилось. Все эти объятия, приторные нежности, взгляды украдкой и пристальные взгляды, будто никого, кроме вас, нет в комнате. Мне надоело, что ты выставляешь меня идиотом, Тэхён, хотя я уверен, что такой простодушный ты даже не думал делать это намеренно. Давай просто...

- Замолчи... Замолчи, замолчи, замолчи!

Тэхён взвивается ужом, подскакивает с постели и нервно лохматит волосы, окидывая бегающим взглядом с ног до головы. Он не знает, что сказать, не знает, что сделать, как объяснить, а потому может только смотреть, дёргаться в разные стороны, будто током бьёт, и кусать раскрасневшиеся губы до боли, до саднящих трещинок. Юнги не понимает, что не так, не понимает, что сделал неправильно, ведь всё как на ладони, всё понятно без слов, так зачем устраивать драму? Но Тэхён растирает покрасневшие от подступивших слёз глаза, глубоко вдыхает, будто хочет что-то сказать, а после просто уходит, выбегает за дверь, не удосужившись даже закрыть её за собой.

Они не разговаривают несколько дней, эти же несколько дней не видятся. Юнги заболел, но отделался лишь температурой и комнатным арестом с редкими визитами в туалет и ванную. Сокджин решил, что нечего больному на голову и по состоянию организма Мину расслабляться в студии, куда попасть не так-то просто, ведь домофон - это не щеколда, которую можно вынести.

- Тем более, с какой это радости делать тебе такие поблажки после этой идиотской выходки? - змеем прошипел в лицо Сокджин и ухмыльнулся. - Вернись в свою комнату и не высовывай оттуда своего распухшего сопливого носа.

Юнги мог бы ослушаться, если бы не укоризненные взгляды со всех сторон и не менеджер, передавший сообщение от директора. Группе дали несколько свободных дней, рабочие часы пока что касаются только индивидуального расписания, и вообще-то Юнги думает, что таким способом выбил всем выходные, за что можно было бы и «спасибо» сказать, но ему это не нужно. Поэтому Юнги смиренно сидел в комнате, охраняемой драконом в лице Сокджина, и развлекал себя сном и идиотскими играми в телефоне. Разумеется, несколько раз к нему заваливался Хосок, приходили и Чимин с Намджуном. Один раз за три дня пришёл Чонгук. Макнэ долго мялся на пороге, явно хотел что-то сказать или о чём-то спросить, но в итоге так и ушёл, ничего толком из себя не выдавив. Тэхёна Юнги не видел, и от этого было странно.

Странно.

То ли это слово? Юнги не уверен. Раньше в нём никогда особо не просыпались чувства, не было спонтанных порывов, желаний, всплесков нежности или страсти. Работа отбирала слишком много сил, ценными были те моменты, когда просто рядом, когда негромкое сопение в шею во сне и переплетённые пальцы, а теперь... Теперь Юнги стоит на пороге кухни и смотрит на спину Тэхёна, а руки так и чешутся, чтобы обхватить, обнять покрепче, прижать к себе и никогда не отпускать. На часах начало пятого, перед Кимом чашка с мятным чаем, а белая футболка топорщится на острых лопатках. Юнги любил обводить их пальцами, мягко касаться горячей бархатной кожи губами, отчего Тэхён всегда смущался, ёрзал, тихо посмеивался, а иногда робко, но шумно выдыхал от удовольствия. Взгляд скользит по не скрытой широким воротом футболки шее и началу плеч, по острым локтям и подобранным под себя босым ногам. Тэхён наверняка замёрз, об этом говорят мурашки по коже и лёгкая дрожь по телу. Юнги хотел бы обнять, чтобы согреть, хотел бы спросить, почему Тэхён не спит, хотел бы взять за руку, привычно переплести пальцы и увести к себе в комнату, закутать в одеяло и сторожить чужой сон, но...

- Хён?

У Тэхёна заплаканные глаза, синяки от недосыпа под ними и поджатые губы. Он выглядит побитым щенком, выброшенным под ледяной дождь, и Юнги чувствует, как ёкает в груди. Видимо, не настолько его сердце промёрзло, наверное, оно даже не замёрзло нормально, раз кровью обливается при столкновении с взглядом, наполненным обречённостью, едва разбавленной надеждой. Тэхён поднимается из-за стола, нервно одёргивает футболку и закусывает нижнюю губу. Он как будто ждёт привычных объятий, ждёт первого шага, но Юнги тормозит, не зная, стоит ли. Они не поговорили нормально, не расставили ещё все точки над «i», но разве нужно что-то ещё? Всё ведь понятно без слов, верно?

- Юнги-хён, ты... Больше меня не любишь?

Видимо, нет, непонятно. Впрочем, чужой вопрос хоть и кажется шаблонным, бессмысленным в этой ситуации, что действительно напоминает сцену второсортной дорамы, Юнги не собирается врать, увиливать и изворачиваться. Может быть, потому что просто любит говорить правду. Может быть, потому что не хочет облегчать груз вины на чужой совести и уходить с дороги без красивого «счастья в личной жизни».

- Люблю. Не помню, когда и как полюбил, но люблю и буду любить, наверное, ещё долгое время.

В словах холодок безразличия, а взгляд бегающий, нервный, скачущий с предмета на предмет. Юнги не смотрит на Тэхёна, думает, что незачем, но обманывает себя. Хотел сделать больно, но эту эмоцию на родном лице видеть совсем не хочется, и снова диссонанс в душе, когда хочется, чтобы всем было больно так же, как и ему сейчас, но в то же время хочется, чтобы кто угодно, но только не Тэхён. Любимый, родной, нежный Тэхён, который и без того достаточно ранил себя, находясь рядом с ним, продуваемый всеми ветрами ледяных равнин безразличия.

- Хён...

Судорожный вздох и родной запах, окутавший со всех сторон, расползающееся от чужих ладоней тепло по спине. Тэхён обнимает крепко, наклоняется и утыкается носом в шею, всхлипывает, бормочет что-то непонятное, цепляется, как утопающий за спасательный круг, и жмётся, жмётся, жмётся маленьким щенком, жаждущим тепла, внимания, ласки и любви. У Юнги сердце совершенно точно не замёрзло, бьётся бешено, гоняя кровь по венам, и руки живут отдельной жизнью, крепко обнимая в ответ, прижимая к себе до боли в мышцах, до ломоты в костях, потому что...

- Мой. Никому не отдам.

- Твой. Не отдавай.

Несколько минут единения, несколько минут обменом тепла в попытке дать понять друг другу, что всё ещё вместе, что всё ещё существует хрупкое «мы», а после Тэхён отстраняется, обхватывает тёплыми ладонями чужие румяные от бродящей внутри организма болезни щёки и притягивает к себе, целуя. Юнги пихает его всего раз, мычит недовольно, ведь младший может заразиться, а после сам подаётся вперёд, отвечая с не меньшим желанием, напором, жаром, делясь переполняющими эмоциями, обнимая судорожно, оглаживая хаотично, будто Тэхён - мираж, что вот-вот растает. Ким под напором пятится до тех пор, пока не упирается в столешницу, а после разворачивается, подсаживает Юнги и вжимается в него, вставая между раздвинутых ног, обнимает вновь крепко, чтобы ни единого свободного сантиметра меж телами, и тычется носом за ухо, жарко выдыхая.

- Я люблю тебя, хён, я так сильно люблю тебя. То, что между мной и Чонгуком, это всего лишь дружба. Я просто хотел... Знаю, это так глупо, но в последнее время я стал ревновать. Ко всем ревновать тебя, хён. Ты совсем позабыл обо мне, был для всех, но не для меня, а Чонгук просто ребёнок, которому всегда мало внимания и тепла. Я не думал, что всё зайдёт так далеко, а после решил... Я решил воспользоваться этим, хотел вызвать твою ревность, но ты совсем не замечал, а потом... Потом ты предложил расстаться. Я боялся, что заигрался, что дело не в моей глупой выходке, а в том, что ты просто разлюбил меня и решил наконец-то разорвать наши отношения. Я так испугался, что не смог ничего тебе сказать и просто сбежал, а потом боятся подойти и поговорить нормально. Чонгук даже вместо меня ходил к тебе, он вроде как догадывается о том, что мы с тобой вместе, но... Хён, мы ведь всё ещё вместе, да? Хён, я, правда, очень люблю тебя.

Тэхён заглядывает в глаза, кусает взволнованно губы и вновь сопит, хнычет, цепляется пальцами за чужие плечи, когда Юнги без лишних слов притягивает его к себе, зарывается пальцами в растрепанные мягкие пряди волос и заставляет замолчать с помощью поцелуя. Мин, разумеется, не оставит эту ситуацию просто так и ещё займётся промывкой чужих мозгов, но пока что ему достаточно того, что Тэхён и без чужих заверений признаёт глупость своей выходки, того, что между Чонгуком и Тэхёном на самом деле только нежная братская привязанность. Всё остальное утром, днём, вечером, когда-нибудь потом, а сейчас, в эту самую минуту, Юнги достаточно того, что Тэхён снова рядом, в его руках, и тело пропитывается его теплом и запахом, того, что Тэхён всё ещё его любит. Любил, любит и будет любить всегда, если верить его лучащимся счастьем и облегчением глазам.

- Вставать через несколько часов, а ты ещё не ложился.

- У меня занятия вокалом вечером, могу спать хоть до обеда.

- Пойдёшь к себе?

- Хочу спать с тобой...

Юнги не отказывает, просто не может, когда Тэхён смотрит робко, с надеждой, будто всё ещё не верит, что всё хорошо. Переплетает пальцы, тянет в свою комнату, а после укутывает в одеяло, крепко обнимая и утыкаясь носом в пахнущую сладким шампунем макушку. Тэхён довольно мурчит, жмётся теснее, обнимает и засыпает так быстро, будто и не страдал все эти дни бессонницей. Юнги на самом деле не сильно отстаёт, проваливается в сон, как только буря в душе улеглась под воздействием присутствия рядом любимого человека. На губах растеклась сонная, едва заметная улыбка, полная долгожданного умиротворения и покоя.

Буря на заснеженной равнине улеглась. Наконец-то выглянуло солнце.

|End|