Доктор кто. Покров скорби

Глава 2

Мэй Келлон отодвинула в сторону стопку бумаг, скрестила
руки на столе и опустила голову, в последний раз пытаясь
поспать. Ночь была долгой ― самой долгой, которую она
помнит за пять лет работы в «Morning News». Эту ночь она не
забудет, как бы она ни старалась. Но, как и прежде, сон не
шёл.
Её донимали изображения и звуки, как и каждый раз со
вчерашнего дня, когда она закрывала глаза. На Дили-Плаза
падал яркий солнечный свет, когда люди охотно ждали
появления кортежа. Президент Кеннеди, его жена и губернатор Конналли махали толпе. Сама же Мэй стояла на носочках, чтобы получше рассмотреть президента. Её карандаш царапал поверхность блокнота. Затем вспышка ― где-то
далеко справо и высоко. Похоже, из школьного книгохранилища. Щелчок ― словно хлыстом. Потом снова вспышка. И ещё раз. И эти крики. Боже правый, эти крики.
Мэй заставила себя сесть и открыть глаза. Сама она не видела, как пули попали в президента и губернатора
Конналли: перед ней столпилось слишком много людей, но
она говорила с людьми, которые видели. То, что они описали,
было ужасно. Ей было необходимо записать это для репортажа для утреннего издании. Всё это засело у неё в голове, как будто она лично была свидетелем, и она была не одна в своей печали. Со всего офиса слышались всхлипывания, поскольку вчерашние события оказали сильный эффект.
Она задвинула обратно своё кресло. Если она не будет спать, то она может поработать. Предстояло написать статью о первых двадцати четырёх часах президентства Линдона Б. Джонсона, и, если она собиралась взяться за неё без сна, нужен будет кофе. Она пересекла офис, пытаясь избежать Кеннеди, смотрящего с первых страниц газеты, копии которой лежали на столе каждого коллеги-журналиста. Возможно, если она не посмотрит на фотографию, образы в голове смогут немного рассеяться.
Когда она обзавелась кофе, она вернулась к своему столу, ловко избегая очередного разговора «Разве это не ужасно?» с одним из младших редакторов. Она поставила свой кофе на то же место, что и всегда, добавив ещё одно кольцо к украшающим древесину пятнам за несколько лет, перевернула газету, чтобы Кеннеди больше не имел
возможности смотреть на неё, и пододвинула печатную
машинку.
Она успела напечатать лишь заголовок, «Присяга на
самолёте», когда на клавиши упал большой коричневый
конверт.
― Забудь про статью о Джонсоне, ― сказал её редактор Бен
Парсонс. ― Я отдаю её Джиму.
Мэй удивлённо посмотрела на начальника.
― Джиму? ― уточнила она. ― Разве у него не достаточно работы со спортивными страницами?
Бен вздохнул.
― Думаешь, несколько следующих дней в них кто-нибудь заглянет?
― Пожалуй, нет.
― Джим ― хороший парень. ― сказал Бен. ― Он хочет
переехать на этаж новостей. Написание истории Джонсона
поможет.
― И что же это такое? ― спросила Мэй, потянувшись открыть конверт. Бен опустил свою руку на её, чтобы
остановить.
― Это... кое-что неприятное, ― сказал он. ― Кадры
материала, отснятого каким-то человеком по фамилии
Запрудер. Вчера он был на противоположной стороне улицы от тебя, и он заснял всё на плёнку. Всё.
― Что? Как тебе удалось раздобыть их так быстро?
― Журнал «Life» оформил срочный заказ компании «Kodak» на их проявление, ― ответил Бен. ― Они планируют опубликовать их на этой неделе, и при условии, что мы не украдём их эксклюзив, я получил разрешение от друга оттуда на их использование тобой. Он прислал их сегодня утром.
Мэй выглядела удивлённой.
― Почему я?
― Оглянись, ― ответил Бен. ― Я не могу верить ни одному из этих писак, что они не пойдут в центр города с этими фотографиями. Они получат с их помощью большое, полное крови предложение. Но тебе я доверяю.
― Это... очень любезно, ― сказала Мэй.
Бен усмехнулся.
― Я делаю это не затем, чтобы быть любезным, Мэй. А потому, что это моя работа. Относишься к ним с уважением, а людям после такой проклятой неразберихи нужно именно это ― немного уважения, а не противное шоу мерзавцев.
Мэй подождала, пока Бен не ушёл, прежде чем отхлебнуть кофе и открыть конверт. Повернув его на 180 градусов, она вытащила фотографии, которые показались сначала своей белой стороной. Спустя пару секунд она собралась с духом и перевернула их.
Они были всем тем, чего она опасалась. Подлинная запись
секунда за секундой убийства президента Джона Ф. Кеннеди.
Дрожащими руками она просмотрела кадры. Президент
Кеннеди, машущий толпе. Президент Кеннеди, поднимающий руки, чтобы ухватиться за горло. Жаклин Кеннеди, направляющаяся к раненому мужу. Затем ― о,
Господи ― голова президента Кеннеди. Это просто... Это...
Мэй откинула фотографии в сторону. Её глаза были полны слёз. Она протянула руку за кофе, сделала большой глоток и хотела было поставить кружку обратно, когда её внимание привлекло нечто необычное. Пятно от кофе на её столе. Она раньше никогда не приглядывалась к нему. Но теперь присмотрелась. Теперь, когда появился самый новый след от
этой чашки кофе, пятно превратилось в лицо. Лицо её
покойной бабушки.
Вытирая с глаз слёзы, Мэй поставила кофе на другой конец стола и изучила пятно. Схожесть с бабушкой Бетти поражала.
Коричневые мазки в центре были такими же, как её глаза ― добрые, тёплые и озорные. А кривые линии наверху, которые были всего лишь частями колец от пролитого кофе, образовывали её кудри волос. Она всегда стригла их и укладывала одинаково, раз в месяц без задержки ― запросто!
И рот. Рот, который принадлежал Бетти. Поджатые губы, улыбающиеся и ругающие в одно и то же время. Готовые как похвалить, так и отчитать.
Мэй прижала руку к своему рту и засмеялась. Если бы она не перестала посещать церковь вскоре после кончины бабушки Бетти, то она назвала бы это чудом. Теперь же единственное слово для этого было... ну, у неё не было другого слова, кроме как странность. Она должна была попросить Фила принести свою камеру и сделать снимок...
― Почему тебя там не было?
Мэй замерла.
― Кто это сказал?
― Кто, по-твоему, девчонка?
Мэй уставилась на пятно.
― Б... Бабушка?
Не может быть! Нет ― не должно быть! Лицо бабушки Бетти на её столе двигалось!
― В больнице, Мэй. Почему тебя там не было? В самом конце?
Мэй отвела глаза от невероятного видения и оглядела редакцию в поисках человека, который бы смотрел, как она купится на этот больной розыгрыш ― или чем это было. Но все усердно работали. Никто даже не смотрел в её сторону.
Ладно, значит, это не розыгрыш. Наверно, недосыпание.
Да, именно оно. Её разум начинал подшучивать над ней. Либо это, либо она сходила с ума. Но что, если ― просто что, если ―
это происходило на самом деле? Был только один способ
узнать...
Она снова посмотрела на свой стол.
― Мне надо было в Вашингтон, бабушка. Для газеты. Куба
угрожала запуском ракет...
― Ты всегда ставила работу выше своей семьи! ― с гневом ответило пятно.
Мэй почувствовала, как её глаза снова становятся мокрыми.
― Я пыталась вернуться домой, бабушка. Когда сказали, что
тебе осталось недолго. Но в аэропорте имени Далласа была
какая-то проблема с радаром. Всё было задержано. Я не смогла вылететь.
― После всего, что я для тебя сделала! Практически
вырастила тебя, когда твой никудышный отец изменил, а твоя мать из-за этого стала пить и прочее. Ты намеренно бросила меня помирать в одиночестве!
Мэй вздрогнула от такого заявления.
― Что? Нет, я...
― Надеялась приехать домой уже к полному доступу к счёту бабушки Бетти, а?
― Нет! Бабушка, я всегда заботилась только о тебе!
Медленно лицо из кофейного пятна начало выпячиваться из стола ― дерево растягивалось и деформировалось, пока оно приобретало трёхмерную форму. Плохо стёртые зёрна исказились в морщинистую кожу старушки, и тёмные, пустые впадины углубились там, где должны быть её глаза и рот. И этот рот продолжал шевелиться, говорить и обвинять.
― Вы ни капли не заботились обо мне, Мэй Луиз Келлон.
Вам лишь нужны были мои деньги.
― Нет, это неправда!
Голова уже почти полностью сформировалась. Скорченное
очертание швырнуло бумаги Мэй на пол.
― Бабушка Бетти, ― зарыдала она. ― Ты должна мне поверить!
Затем рот старухи широко раскрылся ― шире, чем
способен открыться любой человеческий рот, ― и она начала кричать.
Мэй отпрыгнула назад, толкнув остатки чашки кофе со стола. Проснулся инстинкт, и она попыталась поймать
кружку, пролив горячий кофе на свою оголённую руку, из-за
чего она закричала. Она вскочила на ноги и неповреждённой рукой схватила печатную машинку, с силой обрушив её на макушку скорченного лица.
― Нет! Нет! Нет! ― воскликнула она. Снова и снова она
колошматила видение, пока, в конечном счёте, оно не отступило обратно в стол, оставив после себя лишь кофейное пятно.
Когда она откинулась на спинку кресла и зажала ладонью красный ожог на своей руке, весь офис уже перестал работать и смотрел на неё.