Всегда быть в центре внимания, быть лучше всех - вот к чему стремится героиня романа. Разве ценично иметь в жизни цель? Её девиз: "Либо ты, либо тебя!"
Но вдруг всё, чем обладала потрясающая модель, потеряло свою привлекательность. Потому что...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
В семь часов вечера я уже была в отеле, отмокала в ванне с щедрой порцией ароматического масло и размышляла, что надеть к ужину. В записке не было сказано ни слова о том, куда мы пойдём — в " Максим" или " Макдональдс". Это создавало некоторые сложности. И всё же этот мсье Бернар был из "Визаж" — на самом деле у высококлассного агентства... А потому мне просто необходимо было произвести на него впечатление. Я закуталась в большой пушистый белый купальный халат, который подавали в гостиничном номере вместе с полотенцами, и начала полномасштабный обзор своего гардероба. Имя "Жак Бернард" рисовало в воображении портрет изысканного господина средних лет, с проблесками седины на висках — и мне совсем не хотелось бы выглядеть, словно ребёнок, которого в день рождения повели в ресторан. Померив и отвергнув порядка шести различных туалетов ( именно на них ушли все деньги которые дал мне в Лондоне отец), я остановила свой выбор на самом изысканном чёрном вечернем платье. Его я даже не показала отцу. Он пришёл бы в ужас. Обтягивающее, с высоким разрезом с одной стороны и с конусообразными чашечками на лифе в стиле Мадонны, платье было сексуально выше крыши. В нём я выглядела на все тридцать. У меня имелись даже подходящие к нему туфли на танкетке с тоненькими ремешками. А зайдя так далеко, я должна была идти до конца. Мне пришлось наложить макияж, который Крисси называет "под порочного ребёнка". Делается это так. Сначала накладывается основа — при помощи тонального крема я превращала всё лицо в матовую светло-бежевую поверхность. На неё наносила тонкий слой прозрачной матовой пудры, при этом используя самую мягкую и пушистую кисточку. Далее глаза: я подводила их тёмно-синим карандашом, слегка растирая, чтобы цвет по краям выглядел мягким и естественным, а поверх ещё припудривала, чтобы не размазалось . Я прибавляла своему лбу высоты и ширины с помощью кремово-бежевого цвета и углубляла глазные впадины, используя мой любимый холодный тон — смесь розовато-лилового и синего. Следующий этап — ресницы и брови; их нужно красить очень аккуратно, постоянно расчёсывая, чтобы, не дай бог, волоски не слиплись. Скулы я подчёркивала румянами цвета тёмной чайной розы и немного таких же румян накладывала под подбородком. И наконец губы. Я обрисовывала форму контурным карандашом тёмно-пурпурного цвета, а потом красила их блестящей ярко-красной помадой — таким цветом обычно красят почтовые ящики. Эта помада называется "Скарлетт", она моя самая любимая. Весь процесс занимал ровно три четверти часа. — Р-р-р... — я выглядела весьма свирепо! Мсье Бернару придётся быть достойным такой женщины. Я немного походила по комнате, разнашивая туфли. Мне казалось, что я смогу войти весьма эффектно, и очень надеялась, что там, куда мы пойдём, не будет лестницы. Точно в 8:35 я спустилась на лифте в холл. Двери лифта открылись, и я осмотрелась в поисках изысканного мужчины средних лет. Но вокруг не было никого, кроме этой заносчивой и эгоцентричной девицы из соседнего номера и молодого человека в джинсах и чёрном кожаном пиджаке. Я решила, что это её приятель. Я подошла к конторке портье: — Я жду мсье Бернара. — Да, мсье Бернар приехал. Вон он, там, — сказала девушка. Я обернулась, и в это же мгновение парень в чёрном кожаном пиджаке встал и подошёл ко мне. — Эшли? — спросил он, протянув мне руку. При близком рассмотрении он казался старше, с морщинками от улыбок на лице. — Меня зовут Джек. Добро пожаловать в Париж. — Но вы ведь не француз? — Меня усыновила французская семья. Я родом из Латинской Америки. Я сказала: — Привет, какое облегчение встретить соотечественника! Девушка тоже поднялась с места. — А вы знакомы друг с другом? — спросил Джек. — Это Ингрид. Ингрид Сандстрем. Она тоже недавно из Лондона. — Привет, — сказала я. — Похоже, мы уже виделись. Вроде как. Ингрид, пристально оглядев меня с головы до пят, пожала мне руку с силой викинга. На ней было свободное льняное мини-платье серого цвета и парусиновые сандалии на высоком каблуке. На лице ни грамма косметики. Я никогда в жизни не казалась себе такой вычурной, безвкусной, даже вульгарной. Я чувствовала, как от смущения моя кожа краснеет под слоем грима. — Послушайте, может, мне стоит переодеться... — начала я. — Переодеться? Конечно, нет. Вы прекрасно выглядите! — успокоил меня Джек. Ингрид ничего не сказала. У входа Джека ждало такси. Я заметила, что Ингрид стояла в ожидании, пока ей откроют дверь. Забравшись в машину, она не подвинулась на сиденье, чтобы освободить место для меня и Джека, ничего подобного. Она просто сидела, так что нам пришлось обойти и открыть другую дверцу. По дороге в ресторан Джек, узнав, что я впервые в Париже, играл роль вежливого хозяина и указывал мне на достопримечательности. Мы проехали вокруг площади Конкорд, а потом вверх по Елисейским полям. На самом верху улицы на нас со всех углов ринулись машины. Джек объяснил, что Париж построен не в виде чётко разграфлённой сетки, как Нью-Йорк, а в виде множество звёзд. Так что движение на каждом перекрёстке очень напоминает игру в "истребителей": все парижские таксисты — потенциальные маньяки-убийцы. По дороге в ресторан Ингрид не проронила ни слова. Когда мы приехали, она ринулась вперёд первая, словно была не с нами. Я чувствовала, что это во многом моя вина. Заведение было полно людей, одетых действительно стильно, но в очень ненавязчивой манере. Я же в своих "перья и блёстках" привлекала всеобщее внимание. Официант провёл нас через весь ресторан на огромную террасу, с которой открывался потрясающий вид на Эйфелеву башню. Пока мы шли мимо занятых столиков, абсолютно все оборачивались и смотрели на меня. Я была бы счастлива провалиться сквозь землю. Но Джека, казалось, это совершенно не беспокоило. На самом деле ему это даже доставляло удовольствие. Когда мы уселись, он прошептал: — Интересно, что такое с этим типом, вон там. — С каким типом, где? Он указал на действительно огромного мужчину в углу ресторана. Тот внимательно изучал меню. — Он единственный, кто не таращил глаза, когда вы вошли. Но, возможно, он просто очень голоден. Я надеялась, что Ингрид не слышит. Сказать по правде, это всеобщее внимание вызывало у меня жуткое чувство неловкости. В тот момент я бы всё отдала, чтобы выглядеть также скромно и элегантно, как она. Джек заказывал напитки. Ингрид попросила кампари соду, а я — колу лайт. — Вы не пьёте? — спросил Джек. Я покачала головой. — Очень мудро, — заметил он. — Сколько вам лет? — спросила Ингрид так внезапно, что я растерялась. — Пят... Семнадцать, — ответила я. — Я так и думала, — она приподняла бровь и улыбнулась Джеку. Я не собиралась это терпеть, и в пику ей переспросила: —А вам сколько лет? — Двадцать три, — ответила она. — А я бедный тридцатипятилетний старик, — Джек скорчил печальную гримасу, явно пытаясь разрядить атмосферу. — Теперь, когда мы разобрались с нашим возрастом, надо выбрать, что мы будем есть. Меню было по-французски, и я не могла разобрать ни слова. Так что я заказала только то блюдо, название которого мне удалось прочитать — " bifsteak et salade verte"(бифштекс с зелёным салатом) В ожидание еды Джек бомбардировал меня вопросами знакомых ему заведениях в Нью-Йорке — все ли они на месте и продолжают ли их посещать. Ингрид молча потягивала напиток, и мне стало неловко, что она не участвует в разговоре. Я обернулась к ней и сказала: — В Нью-Йорке очень здорово — но я уже влюбилась в Париж, а вы? Посмотрите... — я повернулась к Эйфелевой башне, залитой светом на фоне ночного неба. Она, казалось, сияет ради нас, а вокруг неё сверкают огни города. — С самого детства приехать сюда было моей мечтой. Мне трудно поверить, что эта мечта сбылась. На Ингрид мои слова не произвели впечатления. Она просто произнесла своим меланхоличным тоном со шведским акцентом. — Да, похоже, здесь весьма живописно. Но лично я предпочитаю Милан. Люди там более стильные. — Ну, я никогда не была в Милане. Кроме дома я была только в Лондоне и Париже. И просто вне себя от восторга. Здесь так потрясающе! И вот ещё что: люди здесь не проходят мимо тебя, как в Лондоне. Вы знаете, приехав сегодня на вокзал, я стояла как потерянная и пыталась найти такси, и тут ко мне подошёл парень и спросил, не хочу ли я выпить чашку кофе. Он, наверное, думал, что я ищу вокзальный бар. В Нью-Йорке вы не увидите такого обращения. Джек поперхнулся своим мартини. Он почему-то решил, что я сказала что-то очень смешное. — Он просто решил тебя подцепить, — сказала Ингрид, глядя на меня так, словно из всех двуногих я была тупейшим созданием. — В Париже так обычно заводят знакомство, — пояснил Джек. — "Не хотите ли чашечку кофе?" означает "Вы мне понравились". — А, понятно, — протянула я, чувствуя себя глупее некуда. Появление заказанной еды прервало наш разговор. Ингрид принесли тарелку оладий со сливочным сырным соусом, а после них ещё и равиоли. Мне было удивительно, как ей при таком рационе удаётся оставаться тонкой, как тростинка. Лично мне приходится довольно-таки внимательно следить за тем, что я ем. То есть, мамина система "никакого мороженого, никакой жареной картошки, никаких конфет" действительно себя окупала, и я была довольно тоненькой. Но стоило мне забыться, и я моментально набирала несколько фунтов, а перед камерой они были весьма заметными. Но Ингрид была худее некуда. Просто не естественно худа. — Бог ты мой, Ингрид, ты такая худенькая! Ты счастливая, тебе, наверное, никогда не приходится беспокоиться из-за веса, — сказала я, вновь героически пытаясь сломать между нами лёд. Она пожала плечами: — Просто мне кое в чём везёт. Джек обратил внимание на кого-то в дальнем уголке зала. Это был мужчина с редеющими, гладко зачёсанными назад волосами и явно стилизованной щетиной на лице. На нём был мешковатый костюм от Армии. — Посмотрите, это Джулио Йонони. Знаете, с кем он? Я оглянулась и мгновенно узнала его. Он заходил во время пробы на фирме "Клавин". Тогда я не знала, кто это. Я была на стольких пробах, что они просто смешались в одну кучу. Он был с женщиной средних лет с удивительно широкими скулами и крупным ртом. Её лицо мне было также знакомо, но я не могла вспомнить, кто она. — Это Джульетта Романо — одна из крупнейших звёзд в семидесятых, она снималась в фильмах Антониони. Джулио знаком буквально со всеми, — сказал Джек. — Но несмотря на солидную репутацию в мире кино, он вполне обычный человек. У него немного своеобразный английский, некоторые его друзья тоже довольно оригинальны, но мне кажется, Эшли, что вы ему понравитесь. В этот момент Ингрид встала и ушла в дамскую комнату. Так что мы остались вдвоём. — Ну и ну, — сказал Джек. — Думаю, что на этот раз я действительно оплошал. — О чём вы? — Мисс Недотрога не слишком-то довольна. — Не могу понять, почему она должна портить всем настроение, — я подала плечами. — Отличный вечер, потрясающий ресторан. А она сидит, как на похоронах. — Я знал, что вы должны быть подальше друг от друга. Селиться вас рядом и приглашать вместе было ошибкой. — Что вы хотите сказать? — Презентация духов "Голубой ангел". Возможно, вы не знаете — она тоже претендовала на ведущую роль... Но получили её вы. — Понятия не имела. — Ей предложили быть дублершей, и она чуть до потолка не подпрыгнула. Она была одной из ведущих моделей у Клавина бог знает сколько времени. Вы, конечно, должны были её узнать. Я покачала головой. — Девушка, которая появляется полуобнажённая, вся обмотанная ремнями фирмы "Клавин". — И это Ингрид? Джек кивнул. — Но она тогда совсем не была такой худой, — заметила я. — Она выглядела просто фантастически. Что с ней случилось? — Кто знает. Теперь она работает в основном на подиуме. Сюда её пригласили для презентации коллекции. Но если вы хотите знать моё мнение, она весьма непрофессиональна. Она на стенку лезет, что не получила главную роль в фильме, но такова жизнь. Подобное случается нередко. И она должна уметь быть выше этого. Когда Ингрид вернулась, то выглядела так, словно плакала. — Я слышала, ты здесь для презентации коллекции, — сказала я. — Это, наверное, очень интересно, все эти вечера и... Она снисходительно посмотрела на меня: — Ты никогда не работала на подиуме? Я покачала головой. — Нет, но мне бы хотелось. — Интересно? — спросила Ингрид. — Это мясной рынок. Если ты объезжаешь по цепочке Лондон, Милан, Париж, Нью-Йорк, то твоя главная цель — не заболеть. Половину времени ты так измучена, что едва можешь стоять на ногах. Тебе даже поесть некогда. Вечера? Ты, наверное, шутишь. Когда идёт показ, ты об этом меньше всего думаешь. Ужин продолжался в наших неустанных попытках слегка растопить ледяное настроение Ингрид. Джек развлекал нас тем, что высматривал в ресторанной толпе знаменитостей и рассказывал про каждого его подноготную. — А это— министр, девушка рядом с ним ему не жена и не дочь, — сказал он с усмешкой. — А вор та блондинка — это не она, а он. — Да ну! — воскликнула я, стараясь не таращить глаза. "Она" выглядела вполне убедительно. Париж был полон сенсаций. Но попытки вдохнуть жизнь в Ингрид были пустой траты времени — она, казалось, скучала сверх всякой меры. Когда принесли кофе, я уже мечтала вернуться в отель и лечь в постель. Мне бы надо было выспаться перед завтрашним рандеву у Клавина. Потом, когда мы уже собирались уходить, Ингрид встала и вновь ушла в туалет. Уже в третий раз. Пока мы ждали, мимо нашего стола прошёл Джулио Йонони и остановился, чтобы поговорить с Джеком. Так что Джек нас представил. Я протянута руку для рукопожатия. — Вы меня помните? Мы встречались на пробах. — Ну, конечно... — он наклонился и поцеловал мне руку, вместо того чтобы её пожать. Очень старомодно, очень по-европейски! — До вторника, — сказал он. — А потом больше никаких вечерних развлечений. Мы начинаем работать, — и он шутливо-сердито усмехнулся. Ингрид, похоже, пропала навсегда. Джек ежеминутно поглядывал на часы. — Может быть, вам стоит пойти посмотреть, жива ли она, — наконец не выдержал он. В женском туалете я услышала, как кто-то резко спустил воду, а потом из кабинки вышла Ингрид с красными глазами. — Послушай, у тебя всё в порядке? — спросила я. — Конечно. Почему ты спрашиваешь? — резко сказала она. — Да нет, ничего, извини. Бог ты мой, она была так чувствительна! И всё же, несмотря на Ингрид, это был просто потрясающий вечер. Мой первый вечер в Париже. В эту ночь, засыпая, я думала, что из всех людей на свете я едва ли не самая счастливая.
