Сияние славы

Глава 13

Когда я была ребёнком, Шерри говорила: "Если тебя что-то пугает, думай о том, что ещё хуже". Вы знаете, это нелогично, похоже на сумасшествие, но помогает - вроде как пугающая вещь не кажется такой уж страшной.
      И вот, приехав на следующий день на Карусельную площадь, я долго смотрела на этот подиум. Это было ничто. По сравнению с тем карнизом, по которому прошлой ночью шла Ингрид, это было словно четырехрядная шоссе.
      За сценой творилось нечто невообразимое. Есть только два слова, которые могли бы описать происходящее в раздевалке: первое слово - "хаус", а второе - "паника". Нам всем пришлось прийти на два часа раньше, потому что для выхода на подиум надо наложить грим. А на это требуется целая вечность.
      Когда я вошла, все мгновенно затихли. Похоже, слухи о вчерашних событиях разлетелись быстро. Несколько девушек подошли и спросили, в порядке ли я. И все хотели узнать об Ингрид.
      Я несколько смягчила ситуацию, объяснив, что у Ингрид были кое-какие проблемы, и она устроила сцену. А в общем вся эта история раздута - сильнее не придумаешь.
      Много времени на болтовню у нас не было, потому что парикмахеры и гримёры требовали, чтобы мы сидели и не вертелись. Клавин пригласил для этого показа классного дизайнера по гриму, а тот явился с таким видом и с таким ледяным взглядом, что все девушки застыли, как каменные.
      Под его началом работала целая команда гримёров. Девушка, которая занималась мной, была француженкой, а по-английски не знала ни слова. Поэтому я с удовольствием сидела в тишине и смотрела, как она колдует над моим лицом. Раньше мне никогда полностью не накладывали грим специально для подиума, а он кардинально отличается от грима для фотосъемок. Прежде всего краска накладывается интенсивнее и ярче. Гримёрша целую вечность работала с разными цветами, особенно на скулах, ваяя, словно скульптор, синим и розово-лиловым. А когда дошла очередь до глаз, она стала подводить их большой толстой кисточкой и ещё нарисовала длинные стрелки от нижних век. То же самое она пределала и с верхними веками. Такой грим вблизи казался неестественным и преувеличенным. Но, наверное, в ярком свете софитов глаза будут выглядеть большими и выразительными.
      Ей пришлось действительно поторопиться, чтобы успеть меня подготовить. После за дело взялась парикмахерша. Я видела, как она опрыскала мне волосы от корней до концов полупрозрачным синим спреем и принялась начёсывать их вверх-вниз. Казалось, что волосы поднимает какая-то невидимая сила, словно их раздавать ветром. Когда она закончила, я выглядела совершенно нереальной. И спрей образовал такую плотную корку, что по ней можно было постучать.
      Шли последние минуты и секунды, напряжение нарастало. Казалось, вся комната полна движущихся рук и ног - девушки надевали колготки, костюмёрши застёгивали им молнии или пуговицы, застягивали шнуровку.
      Одна манекенщица стонала, что ей не подходят туфли. Её костюмёрша послала за стельками. У другой поехали колготы. Везде царила паника последних минут. Ещё одна девушка, которой зашнуровывали ботинки, что-то говорила по-немецки хныкающим голосом - кажется, просила парацетамол.
      Потому вошла парочка топ-моделей - с опозданием на час. Они вплыли, словно королевской крови, и всеобщее внимание переключилось на них. Целая армия гримёрш, парикмахерш и костюмерш перекочевала на маленький пятачок, где они уселись.
      Гортензия беспрестанно болтала. Она и портниха у соседней двери добродушно соревновались, кто умеет громче кричать по-французски. И вдруг она умолкла на полуслове. На всех снизошло молчание. Наступило время! В середине комнаты стоял Мишель с наушниками и размахивал руками. В зале стали появляться первые зрители. Теперь всем надо было действительно соблюдать тишину.
      Напряжение пробегало по комнате, как электрические разряды — казалось, слышны были щелчки. Катя подошла ко мне на цыпочках и прошептала:
      — Желаю удачи. Не нервничай.
      А потом внезапно заиграла вступительная музыка.
      — Ну вот и начинается. Вперёд! — прошептала другая девушка, последний раз затянувшись сигаретой, которую держала для неё костюмёрша. Я встала в конец очереди из напряжённых, волнующих девушек.
      Когда подошёл мой черёд, я вышла на подиум и на какую-то долю секунды застыла, словно кролик в свете фар наезжающего автомобиля. Потом Мишель прошептал: "Вперёд". И меня как ветром сдуло.
      Моё поведение было встречено волной аплодисментов, которые подействовали на меня, как выброс адреналина. Я казалась себе очень высокой и представительной. Катя, проходя мимо, улыбнулась мне.
      В конце подиума я остановилась, обернулась, приняла позу и вновь обернулась. Потом пошла обратно, следя краем глаза за другой топ-моделью. У неё был такой вид, будто ничего скучнее в своей жизни она не делала.
      В следующий раз, проходя по подиуму, я искала взглядом среди публики Саша. Я почти потеряла надежду, когда в самом конце на мгновение увидела его. Он был зажат в толпе журналистов и держал наготове фотокамеру. Значит, ему всё удалось.
      Когда я вернулась в раздевалку, там вновь царил бедлам. После каждого элегантного выхода на подиум нам приходилось переодеваться с бешеной скоростью. Отовсюду раздавались приглушённые выкрики на множестве языков: "Ботинки!" "Быстрее!" "Дерьмо!" "Не верю!"
      После каждого моего возвращения Гортензия просто хватала меня в охапку и растёгивала на мне "молнии" и пуговицы. У неё были навыки хорошей няни, которая умеет управляться с младенцами. Пока я успевала сообразить, что со мной происходит, на мне уже был следующий наряд и вновь стояла в очереди на выход. Каким-то образом, несмотря на все трудности, очередь двигалась чётко и безошибочно, а девушки одна за другой вовремя выходили на освещённый подиум. Когда я сама в пятый раз проделала путь туда и обратно, мне это начало просто нравится.
      Мне дали несколько лишних минут, чтобы подготовиться к финальному выходу. Гортензия расправила складки платья и продала его мне.
      Когда я оделась, шифон окутал меня, словно облако. Она уверенным движением рук надела на меня те самые ужасные туфли на платформе, а потом накинула мне на голову вуаль. Я стала осторожно пробираться к выходу.
      Музыка на некоторое время умолкла. Наступила мёртвая тишина — слышно было, как муха пролетит. А потом начался финальный номер.
      Когда по залу поплыли звуки музыки — то высокие, то низкие, подиум окутало облако сухого льда.
      — Allez. Bonne chance, (Вперёд. Удачи) — прошептал Мишель.
      Слышно было, как люди в зале вздохнули, когда я появилась на подиуме. Я чувствовала себя так, словно парю в воздухе. В эти несколько секунд, когда я шла по подиуму, мне казалось, будто время остановилось.
      Я повернулась, подняла вуаль, приняла позу. В лицо мне со всей силы ударил свет от вспышек. Меня фотографировали со всех сторон. Потом я двинулась обратно. Проходя мимо того места, где стоял Саша, я вновь на мгновение остановилась и обернулась к нему. В лицо мне вспыхнул свет фотокамеры. Если можно хоть как-то полагать на интуицию, то наиболее выигрышный снимок на этом показе сделал именно он.
      Пройдя вверх по подиуму, я обернулась к зрителям. Музыка зазвучала крещедно, меня окутало облако сухого льда, пошли спецэффекты. Засветились лучи лазеров. Они должны были заменить меня трёхмерным изображением флакона "Голубой ангел". Когда я медленно сошла с подиума, всё стихло и в воздухе появились слова: "Голубой ангел — женщина или иллюзия?"
      А потом раздались оглушительные аплодисменты. Подлетел Клаус, по его лицу катились капли пота. Он сиял, рот до ушей. Он схватил за руку меня и одну из топ-моделей, и, не успела я опомниться, мы уже шагали по подиуму, а за ними следовали остальные девушки. Аудитории это очень понравилась. Люди поднялись с мест и стоя аплодировали Клаусу. Я с облегчением вздохнула. Невероятно, но, несмотря на препятствия, всё удалось.
      ... Когда я вернулась в раздевалку,бтуда рекой потекли журналисты. Я едва успела натянуть футболку. А перед моим носом уже орудовал бойкий фотограф.
      Гортензия грозила им кулаком, но никто её не замечал. Все боролись за право меня сфотографировать.
      — Эшли... Эшли... Эшли... Сюда, пожалуйста... Улыбнитесь, — слова звучали как хор. А далеко за ними, за самыми бойкими, зажатого между парнями со спышками и видеокамерами, я увидела Саша.
      В две секунды я прорвалась через толпу и оказалась рядом с ним.
      — Привет! Мне надо с тобой поговорить.
      — Не здесь, — сказал он. — Давай пойдём куда-нибудь, где потише.
      — Где? У меня максимум полчаса.
      В это время один из фотографов пытался запечатлеть нас вместе.
      — Есть кафе, называется "Корона". Оно за Лувром, около Сены.
      Я покачала головой.
      — На нас насядет толпа. Что-нибудь побезлюднее.
      — Церковь... — сказал Саша. — Им в голову не придёт искать нас там.
      И тут нас разделила толпа — люди спешили на вечер для прессы.
      — Церковь Сен-Жермен Л'Оксеруа... — успела услышать я. — Это прямо напротив кафе.