Мой последний танец

*

Иногда мне кажется, что я умру через два года. Просто засну и не проснусь однажды. Окажусь в тех снах, обрывки которых всплывают в голове наутро. Уйду в другие миры. Или же просто исчезну.

Жаль, что танец нельзя пощупать или законсервировать. Или сохранить хоть как-нибудь. Чтобы и через тысячу лет люди смотрели на него и говорили про меня: «Да, это была великая танцовщица. Она изменила мир. А теперь пройдемте-ка к следующему экспонату».

Но танец живой. Он вода. Его не увидишь дважды, не почувствуешь.
Балансируя на кончиках пальцев, я всегда думаю о том, что нужно улыбаться. Точнее, раньше думала. До аварии. Никак не могу привыкнуть говорить обо всем этом в прошлом лице. Как-то грустно. Даже не так. Тоскливо и пусто, разбито и растоптано, смыто и рассеяно.

Мать каждое утро вывозит меня в парк на прогулку. Она толкает мою коляску вперед и стискивает зубы, когда мы встречаемся со знакомыми. У них такие странные лица. Они не знают, что сказать и куда посмотреть.
Смотрите мне прямо в глаза. Вот так. Лицо в лицо. Интересно, когда вы отвернетесь?

Мама старается меня подбодрить. Мы с ней ходим на концерты, слушаем музыку, разговариваем обо всем на свете. Почти обо всем. Слово «танец» у нас под запретом. Нельзя даже вскользь его упоминать. Было время, когда я билась в истерике только от одного упоминания о танцах. Но сейчас я похоронила это глубоко внутри, в себе. В воспоминаниях и чувствах, что больше никогда не пережить.

Танец – это вода, да. Мне не войти в одну и ту же воду снова.

У меня было много платьев для выступлений. Длинные, яркие, с блестками и перьями, с пышными рукавами и в облипочку, с бахромой и стразами. Я танцевала босиком – туфли просто ненавидела. Но людям нравилось. Они смотрели на меня, внимали мне, следили за мной. Больше всего на выступлениях мне нравилось именно это ощущение – то, что на меня смотрит несколько тысяч пар глаз.

Смотрите. Смотрите все. И даже сейчас. Пожалуйста, не отводите взгляд.
Платья пришлось выкинуть. Впрочем, как и мою жизнь.

Мама говорит, что я, может быть, умру на её глазах. После этих слов она всегда начинает плакать, ну или ругаться. Я её успокаиваю, говорю, что всё хорошо. Обнимаю и прижимаюсь всем телом. Передаю её тепло. Пусть она почувствует, ощутит, что я ещё здесь с ней. Я рядом, с живая. Потрогай меня. Мои руки, лицо, плечи. Всё это упругое, мягкое и теплое на ощупь. А ещё гладкое, да.

Всё на самом деле хорошо. Слишком хорошо.