Kihyun's story

First feeling.

Пожалуй, для меня Чангюн навсегда останется особенным человеком, которого я никогда не смогу забыть. У меня не очень хорошая память, но я помню абсолютно каждый миг, связанный с ним. В тот день, падая лицом на асфальт, я не думал, что влюблюсь.

Яркое солнце приветливо улыбалось всем жителям огромного Сеула, даря столь необходимое зимой тепло и заряд хорошего настроения. Разумеется, это было адресовано всем, кроме меня. В десять часов утра шестого января я спокойно себе шёл за носочками в магазин. Я так хотел купить какие-нибудь мягенькие, тёплые, чтобы не мёрзнуть дома. Если бы я мог различать цвета, определённо, купил бы розовые. Чудесный цвет.

Так вот, шёл я, значит, за носочками, а потом меня толкнули в спину. Я не смог удержать равновесие и упал, поскользнувшись на замёрзшей луже. Естественно, все вокруг посчитали это смешным и стали дико ржать. Это были не знакомые мне люди, я даже внимания не обратил. А потом я услышал голос за спиной. Его голос.

— Эй, вы что делаете?! — крикнул он тогда вслед убегающим мальчишкам и подошёл ко мне. — Всё в порядке? Не ушибся? — я не мог этого знать, но был уверен, что он осматривал меня с ног до головы. Я чувствовал, как он прожигал меня взглядом. Моих сил хватило лишь на то, чтобы слабо кивнуть ему в ответ. Гюн помог мне подняться и пожелал быть осторожнее в следующий раз. Он ушёл вместе с друзьями, что ждали его всё это время, а я так и стоял там, пытаясь осознать произошедшее. Вот как придурок последний стоял и не двигался, раз за разом прокручивая в голове его бархатный голос. Я ведь тогда думал, что это он из жалости сделал. Нет, как оказалось. Он даже не понял, что я ничего не вижу. Действительно, все же люди в двадцать первом веке с чёрными лентами на глазах расхаживают. Подумаешь. В общем и целом, это была наша первая встреча. Не самая удачная, но уж какая есть. Кстати, носки в тот день я так и не купил.

Какого же было моё удивление, когда, придя первого марта в старшую школу, я узнал, что к нам перевели новенького. Им Чангюна. Того самого.

— Пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — это было всё, что он сказал тогда перед всем классом, но мне и этого было достаточно. Я сразу узнал его. Это точно был он. Я почему-то запаниковал. Как себя вести? А если он подружится с Хосоком? Откуда он? Как он выглядит.

Я не знаю, хорошо это или плохо, но Хосока в тот день не было. Даже когда он появился, они с Имом не очень спешили подружиться. Если честно, то Чангюна я совсем не понимал. Я много слышал о том, что новеньких в классе не любят, гнобят и издеваются. Я думал, что его будут травить так же, как и меня. Поэтому я долго не мог понять, что в нём такого особенного. За первую же неделю обучения он успел подружиться практически со всем нашим классом и половиной параллельного, а учителя о нём отзывались лишь с гордостью и какой-то вселенской радостью. Я никак не мог понять, почему всё это происходило. Может, он невероятно красив и обаятелен? Может быть, всё может быть.

Не могу не сказать, что его голос завораживал. Если вы спросите меня, можно ли влюбиться в голос человека, я, не задумываясь, отвечу да. Чёрта возьми, можно! Ведь я никогда не видел Чангюна, но смог полюбить. Сначала за низкий, глубокий, обволакивающий голос, а потом уже я влюбился в его поступки и его самого. Я не раз представлял себе его внешность. Какого цвета его волосы? Насколько тёмные глаза? Господи, сколько же раз я мечтал о том, чтобы посмотреть в них хоть один раз и утонуть навсегда. Я знаю, что у него идеально прямой нос и гладкая, нежная кожа. У Чангюна проколоты уши, а одно из них аж три раза. Его волосы очень мягкие и приятные на ощупь, хотел бы я себе такие же.

Как сейчас помню тот день, когда впервые прикоснулся к нему. Едва подрагивающими от волнения пальцами я медленно изучал его внешность, иногда вырывая из парня смешки. Ему было щекотно, я знаю. Но мне было совсем не смешно. Для меня этот момент, действительно, значил очень многое. Он мне доверился, не отвернулся. И я прекрасно знал, на что шёл, когда позволил ему поцеловать себя.

А ведь в самом начале ему говорили не общаться со мной. Он не послушал и не раз страдал из-за меня.

Особенно сильно он подружился с Ли Чжухоном. Не могу сказать о нём ничего плохого. Он, определённо, лучше Хосока. Чангюн выделил его из толпы, и вскоре они стали лучшими друзьями. А потом пришёл Шин. Они снова начали издеваться надо мной, что даже не удивительно. Видимо, он поставил себе цель окончательно унизить меня перед новеньким, поэтому всячески домогался до меня при всём классе. А я, как обычно, терпел. Чангюн очень быстро всё понял и искренне хотел помочь, но Чжухон отговаривал. И Чангюн молчал. До тех пор, пока я не ударился затылком о стену и едва не потерял сознание. Когда из носа пошла кровь, Чангюн порывался ответить Хосоку за меня.

— Не лезь туда. Это не твоё дело. С Кихёном никто никогда не связывается, потому что Хосок запрещает. Тебе тоже попадёт! — он пытался всеми силами удержать его, но Чангюн, кажется, вообще не слушал его. Он вырвался из хватки друга и в ту же секунду ударил Шина. Никто и никогда этого не делал. Представляете? Он ударил Хосока!

Тогда завязалась жуткая драка, а я чувствовал себя ещё хуже обычного. Из-за меня у другого человека были проблемы. И не у кого-то, а у Чангюна. Это было невыносимо. Я отполз к стене и стал умолять их остановиться. Их было больше. И даже то, что Чжухон тоже влез, защищая друга, не спасло. Учителя кое-как смогли оттащить Гюна от Хосока и сразу же отправили парня в медпункт, а Шина отстранили от занятий на неделю в качестве наказания. Я до сих пор не знаю, что ещё произошло в тот день между ними, но на следующий о Чангюне говорила вся школа, хотя он сам не пришёл на занятия. А я ждал.

Пока не было человека из моих ночных кошмаров, меня не трогали, но и не прекращали издеваться. Теперь меня обвиняли в том, что у новенького проблемы в первый же месяц обучения. И я был с ними согласен. Чжухон был прав. Ему не стоило заступаться за меня, я не стою этого. Такой, как я никогда не будет достоин такого, как Чангюн. Именно поэтому я старался игнорировать его всякий раз, когда он пытался заговорить со мной. После его выхода в школу я старался делать вид, что меня совсем не существует, но он всегда каким-то образом оказывался рядом. Когда я случайно ронял учебники на пол, когда спотыкался на лестнице, когда Хосок тащил меня за волосы по полу в туалет — Чангюн всегда был рядом и помогал, защищал. Теперь Хосок и его друзья били меня только тогда, когда его не было. Я продолжал его игнорировать и не понимал. Совсем ничего не понимал, но однажды мне довелось спросить.

Я не знаю зачем, но Чангюн стал провожать меня до дома и уходил, только когда за мной закрывалась подъездная дверь. Соответственно, Чжухон ходил с ним. Возможно, они говорили об этом наедине, но при мне он ничего лишнего не спрашивал. А потом Чжухон заболел. За эти месяцы я привык к их обществу и постоянной весёлой болтовне, но тогда мы шли вдвоём в давящей тишине. Когда мы дошли до подъезда, я не выдержал.

— Зачем ты всё это делаешь? Я всю жизнь терпел эти оскорбления и побои. Чем ты отличаешься от всех? — если бы я мог, я бы посмотрел ему в глаза. Говорят, что человек может врать, а его глаза — нет. Мне очень хотелось знать правду. Тогда мне казалось, что от ответа этого парня напрямую зависела моя жизнь.

— Они не должны так обращаться с тобой. И я не понимаю, почему ты это терпишь. И никогда не сравнивай меня с ними. Я не такой. Поверь мне, — и я поверил. Как маленький мальчик повёлся на его красивые слова. Но он не обманул. Теперь я понимаю, что он, действительно, другой. О таких людях я слышал только в кино или сказках. Мама рассказывала в детстве разные истории о бедных девушках и прекрасных принцах, что появляются в самый нужный момент и спасают своих дам. Так вот Чангюн стал моим принцем.

Я, правда, не знал, что со мной творилось. Я не мог нормально есть, спать, а среди громких голосов прохожих всегда искал его. Меня просто разрывало от противоречивых чувств и мыслей. Я столько лет слышал, что я убожество и недостоин жизни на этой планете. Этакая ошибка природы. Я верил в то, что совершенно ничего не стою. Но появился Чангюн, который говорит, что всё не так. На осеннем балу я впервые услышал в свою сторону комплимент. Я даже подумал, что мне послышалось.

На тот бал обязательно нужно было идти с парой, которой у меня, разумеется, не было. Я даже идти не хотел, но внезапно позвонил Чжухон и сказал, что я буду последней тряпкой, если не приду. На заднем фоне я слышал весёлый голос Чангюна. Я боялся его разочаровать, поэтому и пришёл. Один. И Чангюн был один тоже.

Я не знал, радоваться мне или кричать от ужаса, потому что там был и Хосок. Я старался не подавать виду, что мне страшно, но я всегда слышал его голос где-то около себя. Он будто специально крутился около меня, не позволяя кому-либо подойти. Глупо и очень жестоко. Но Гюну было совершенно плевать, когда он приглашал меня на танец.

— Ты очень красивый, хён, — и от этой простой фразы по всему телу прошлись мурашки. Я не знаю, почему он называл меня хёном, хотя был младше всего на полгода. Может, так он ещё раз хотел подчеркнуть, что ему не всё равно, что он меня уважает.

Я никогда не танцевал и даже не думал об этом. О чём может идти речь, если вокруг тебя сплошная темнота? Было страшно представить, что выйдет из этого танца, но парень не терпел отказов. Я жутко боялся сделать что-то не так, случайно наступить ему на ногу, ударить или упасть самому. А то, что он убрал мою палку в сторону, только добавляло в общую копилку огромного «Хуже некуда» ярко-красного цвета. Я не мог расслабиться, да даже вздохнуть нормально не получалось. «Где я так согрешил?» и «Господи, прости» — всё, о чём я думал тогда. Но Чангюн, кажется, совсем не смущался и был уверен в своих действиях. Он осторожно взял меня за талию и стал вести. Я инстинктивно передвигал ногами, обняв его за шею, и старался повторять за ним. Было довольно увлекательно, если учесть, что я не знаю, как выглядел со стороны и что делал. Но он ни разу не выругался, а убирать руки с моей талии не собирался. Видимо, я выглядел не настолько ужасно.

Я знаю, что все смотрели только на нас. Танцы вокруг быстро прекратились, а парочки с удивлением уставились на двух танцующих посреди зала парней. Я почувствовал, как внутри всё сжалось, но Чангюн сказал не волноваться. Тогда я обнял его крепче и впервые прошептал тихое «Спасибо».

После бала мы стали проводить ещё больше времени вместе. Я даже не заметил, как стал неотъемлемой частью компании Чжухона. Мы даже стали общаться. Каждый день вместе ходили в школу и со школы. А Чангюн всегда шёл посередине, держа меня крепко за руку, чтобы в любой момент кинуться на помощь. Такого героизма я не понимаю до сих пор. Может, он просто отбитый? От скучной жизни приключений ищет? С ним я забывал о Хосоке и его многочисленных друзьях, о домашних проблемах и матери, у которой проснулся материнский инстинкт вместе с совестью, поэтому она названивала стабильно каждые четыре часа и порывалась приехать. Её присутствия больше не хотелось, а Хосок меня не трогал, что не могло не радовать.

А потом наступило двадцать второе ноября. День моего рождения. После аварии я больше не праздновал этот день, считая, что лучше было всё-таки не рождаться, чем вот это вот всё. Почему-то в этот раз мне казалось, что всё будет иначе.

У нас было представление школьных проектов. Разумеется, приготовить ничего я не мог ввиду... ну, думаю, вы догадались. В общем, Чангюн предложил сделать проект вместе с ним, сказав, что Чжухон любезно отказался и делает всё в одиночку. Что-то мне подсказывало, что у Ли просто не было выбора. Мы получили за наш проект высший балл и, счастливые, собирались уже идти домой, а если быть точным, то провожать меня. Но Чангюну позвонил отец, и звонкий смех прекратился. Он сказал, что у него проблемы и ему срочно нужно домой. В тот день мне пришлось идти одному.

И вот тут начинается самое интересное, мои дорогие.

Хосок. Чёртов Шин Хосок, что не давал мне спокойно дышать ни днём, ни ночью. Он превращал мою жизнь в ад с помощью своих шестёрок, но тот день перечеркнул все предыдущие. До сих пор вспоминаю об этом с содроганием, и, если честно, мне не очень хочется говорить об этом. Но раз уж я начал, то...

Он караулил меня возле дома, а потом зашёл со мной в подъезд. Я слышал его, пытался уйти или вырваться, кричал, когда он отбросил мою палку в сторону и прижал к стене. Чангюна не было рядом. Мне никто не помог.

Миссис Вонг тогда не было дома, и Хосок об этом знал. Ему не составило труда забрать у меня ключи и насильно затащить в квартиру. Я отбивался, пытался уползти от него по полу, но он был в два раза сильнее, он был зрячим.

Дальше всё как в тумане. Он сдирал с меня одежду, разрывая её в клочья, много кричал и матерился. Я до последнего пытался сопротивляться, пока он не связал мне руки моей же чёрной лентой. Было противно от самого себя, противно слушать его громкие стоны и чувствовать разрывающую боль во всём теле. Он делал это очень долго, ударяя меня по лицу всякий раз, когда замечал мои слёзы или из меня вырывался болезненный крик. Помню только невыносимую боль и запах крови на собственной кровати. Видимо, я потерял сознание, потому что я не слышал, как он ушёл, не слышал и разрывающийся от звонков Чангюна телефон.

«С днём рождения меня», — думал я, пытаясь подняться с кровати, что с связанными руками и нулевой видимостью казалось невозможным. На лице высохли солёные дорожки от слёз, неприятно стягивая кожу, ноги отказывались двигаться, а внутри всё жгло. Чувствовал себя последней шлюхой. Меня в очередной раз втоптали в грязь, только теперь в собственный праздник. Это был своего рода подарок от него такой, как я понял.

Встать у меня не получилось, зато я на ощупь нашёл одеяло и укрылся им с головой, пытаясь спрятаться от этого позора. А потом позвонили в дверь. Мне было уже плевать, кто это был. Если это вернулся Хосок, чтобы добить меня, я был бы только рад. Но всё оказалось куда хуже. Это был он. Чангюн зашёл в незакрытую квартиру с радостными кричалками-поздравлениями и, кажется, целой кучей гелевых шаров. На самом деле у него не было в тот день никаких проблем. Он просто хотел сделать мне подарок и поздравить как следует. Что ж, сюрприз удался.

Я долго не мог успокоиться. Кричал, как законченная истеричка, просил его уйти и больше никогда не подходить ко мне, говорил что-то о том, что не хочу видеть, и сильнее кутался в одеяло, боясь, что он увидит. Он не ушёл. Развязал меня, убрал грязные простыни, помог одеться, а потом сел рядом и принялся обрабатывать мои раны на лице. Дул на свежую рану в уголке губ, когда я морщился от боли, а потом внезапно поцеловал. И это был мой первый поцелуй, пусть его таковым и сложно назвать. Чангюн вообще во многом был первый. Первый танец, первое объятие, первое касание и переплетённые пальцы рук, первый поцелуй, первая прогулка без палочки, первая любовь — всё отдал ему.

Он медленно касался своими губами моих, осторожно сминая нижнюю, чтобы не возобновить кровотечение. Мне снова стало страшно. Я верил Чангюну, но в голове всплывал образ Хосока, его удары и толчки глубоко внутрь. Я снова почувствовал боль, но на этот раз уже физическую. Чангюн, словно прочитав мои мысли, сразу отстранился. Но не ушёл. Он лёг рядом со мной и, нежно обняв за талию, стал шептать слова прощения. Я не понимал, почему он извиняется и винит себя в произошедшем, ведь он ничего не знал. Но он продолжал извиняться и покрывать поцелуями каждый синяк на моём лице. Тогда я и услышал то самое «люблю», случайно сорвавшееся с уст напуганного подростка. Он волновался за меня даже больше, чем я сам, и всячески пытался показать мне, что рядом с ним я могу быть в безопасности. И ведь так оно и было.

Ту ночь он провёл со мной. Только эта фраза должна звучать не в том контексте, каком её привыкли видеть все. Он разговаривал со мной обо всём и ни о чём, смешил меня, рассказывал о своём детстве, держал за руку и не отходил ни на шаг. Говорил, что очень волновался, когда я не ответил на шестой его телефонный звонок, а потом пребывал в глубочайшем шоке, увидев меня и кровь на постели. На следующий день он не пошёл в школу, чтобы ухаживать за мной. Родителям сказал, что приболел и остался у Чжухона, а его самого попросил прикрыть перед учителями. Парень приготовил мне завтрак и дал какие-то таблетки. Надо сказать, от них боли стало значительно меньше, и я ему благодарен даже за это. Мой прекрасный принц, который может всё. Будто я на мгновение оказался в раю. О таком я и мечтать не мог. Не знаю, чем я заслужил такое счастье, за что вообще мог ему понравиться? Хотя я в это не верил, продолжая считать, что он меня жалеет. Несмотря на чувство спокойствия и какого-то тепла, настроения не было совсем. Я всё ещё не мог отойти от произошедшего, и своими же мыслями добивал себя окончательно. Вечером того же дня и произошёл тот самый, переломный, момент. Мы сидели напротив друг друга, и гробовую тишину разбавляло только наше дыхание. Я кончиками пальцев касался его лица, невероятно мягких волос, немного худых плеч, изучая его внешность, и старался не зарыдать в голос от интимности этого момента. Так как зрения я был лишён, руками все ощущения воспринимались в сто раз острее, чем у обычного человека. Поэтому я слегка вздрогнул, когда он обнял меня, и не выдержал. На одном дыхании я выложил ему всё, что тревожило меня уже больше полугода. Чангюн на это вдруг рассмеялся, а я почувствовал себя неуютно. Не в прямой форме, но я признался ему в своих чувствах, раскрыл душу, чего никогда в жизни не делал. А он посмеялся. Молодец, Кихён, так держать.

По щекам потекли слёзы, и я сразу убрал от себя его руки, намереваясь уйти. Лента на глазах быстро намокла и стала прилипать к коже, причиняя дискомфорт. Чангюн заметил это. Он схватил меня за руку и притянул обратно к себе, одним рывком снимая повязку. Я непроизвольно открыл глаза, надеясь увидеть его перед собой, но вместо этого видел лишь темноту. Это был первый раз, когда он видел меня без ленты. После потери зрения это было впервые, когда кто-то видел мои глаза.

— Ты слишком плохого обо мне мнения, хён. Я тебе говорил, что не нужно приравнивать меня к ублюдкам вроде Хосока. Я ни за что не простил бы себе, если бы причинил тебе такую боль. Ты мне, правда, очень дорог. И мне не важно, видишь ты меня или нет. Зато я вижу тебя, вижу за нас двоих. Я люблю тебя, Кихён, — он повторил это снова, а потом ещё и ещё. Теперь я знал, что мне не показалось.

Он покрывал поцелуями моё лицо, шею, ключицы, но дальше этого не заходил. Я слишком сильно реагировал даже на такие незамысловатые действия, не зная, как себя сдержать. Мы снова не спали всю ночь, мучительно долго целуясь, будто в последний раз. Он снова остался у меня, а Чжухон снова попал под удар. Он оказался хорошим другом. Видимо, понял всё с самого начала, даже раньше самого Чангюна, и по телефону искренне желал нам счастья.

С тех пор я, действительно, стал счастливым. Чангюн научил меня улыбаться и любить свою жизнь. Я в полной мере ощутил, что она может быть прекрасной не только в сказках.