Глава 1.

45 2 0
                                    


  Я просто влюбился в нее. Я не знал ничего о её чувствах, но я надеялся даже на вероятность ответной симпатии. Таково начало моей истории. Я не считаю что моя жизнь была достаточно яркой, чтобы писать о ней книги, но года, о которых я пишу были прекрасны.
  Летом мы, как всегда, сидели с братом на крыше я курил, он сидел, уткнувшись в книгу, читал. Мы любили так проводить время.
  Если бы меня однажды спросили, кого я люблю больше отца или мать, я бы не задумываясь ответил: брата. Он был младше меня на четыре года, однако он всегда меня понимал.
  Но то лето было далеко не лучшим в жизни.
  Семнадцатого июля случилось то, что довело меня до первых в жизни слез. Родители любили брата, но не меня. Они были уверены в моей безнадёжности. Меня часто били и принижали с самого детства, но я так никогда и не плакал до дня семнадцатого июля. Вы сказали бы, что я гордый и сильный, но я сдерживал слёзы для случая, изменившего всю мою жизнь.
  Семнадцатого июля, две тысячи четырнадцатого года, около часа пополудни Джон Квинсент умер из-за обширного внутреннего кровотечения и раздробленных рёбер.
  Моего брата сбила фура. И тогда все слёзы и эмоции, что я сдерживал семнадцать лет, выплеснулись как из переполненной чашки чая. Я слишком любил его. Он был единственным человеком, понимающим мои рисунки, мои рассказы. Я более чем уверен, если бы он прочитал этот рассказ он мог бы найти не меньше
  ста двадцати ошибок. Будучи ребенком тринадцати лет он имел много знакомых и лишь одну подругу. Она пришла на похороны со старшей сестрой. Старшая училась в одной школе со мной, но я никогда не видел ее до этого дня. Я знал что она есть, но никогда не видел вживую. Она была прекрасна. Даже в выборе одежды на похороны решила выйти за рамки.
  На ней было надето иссиня-чёрное платье и розовые колготки в мелкий цветочек. Я решил подойти к ней после похорон, но она слишком быстро ушла.
  Когда я пришел домой, тот час рванул за краски и кисти. Я рисовал её портрет без остановок и перерывов. Но картину так и не отдал.
  Я рисовал ее днями и ночами . Я остановился только когда мои краски закончились. Я тратил все свои немногочисленные накопления на масло, холсты, кисти.. Живопись была моим спасением. Я рисовал всякую глупость даже без карандашных набросков. Но выходя из дому, я не могу взять с собой краски. И не могу прервать урок математики просто сказав, что в окне красивая птичка. Поэтому у меня много черных гелевых ручек. И они были моим спасением, когда вдохновение приходило слишком внезапно.
  После похорон я не видел её две недели. 
  Я пришёл в парк, желая нарисовать что-нибудь такое же удивительное, как мятный чай, который часто брал в кофейне неподалёку. Она сидела на лавке в наушниках и с маленьким iPod в руках. Она была в джинсовом платье с маленькими вставками клетчатой ткани и белых, чуть грязноватых, кедах. Рядом лежал маленький чёрный рюкзак. Почти медные волосы свободно струились по плечам, но некоторые пряди были заколоты на затылке. Светлые серо-зеленые глаза наблюдали за цветами, которые росли напротив лавочки. Я так хотел сесть рядом и спокойно заговорить с ней, но она увидела меня и уже хотела уйти, однако я успел взять её за плечо, которое она сразу отдёрнула.
  
   -От чего ты бежишь? -спросил я
   -От твоего страха и горя
 
  Сказав это, она дала мне кисть кипарисовых листьев. А ведь она не знала, что я изучаю язык цветов.
  На следующий день я пришел с ответом и она сидела на том же месте. У меня в руках был гладиолус который давно лежит в моем альбоме с гербарием. Я просто положил его рядом с ней и ушёл. После этого я не видел её.
  Я знаю, что влюблённость нас ломает и разрушает с каждым днём всё сильнее. Эта боль в лёгких, которую чувствуешь, когда плачешь и просто кричишь в подушку. И это то, что превращает людей в монстров.
  Но я влюбился. И это чувство, будто шиповник расцветает  у тебя внутри, он прокалывает все внутренние органы своими шипами, а цветок это твоё сердце, которое превращается в маленькую раздавленную ягоду.
  Я понимал, что в неё нельзя влюбляться.
   Она была красива как бутон пиона. И её эмоции также были похожи на пион. Однако не нежные, как лепестки в росе, не яркие, как бутоны цветущие в саду, а гневные, как и само значение цветка. Этот гнев кричал мне в лицо, что она необычная. Она не была красавицей, но стала бы музой многих поэтов, музыкантов, танцоров, художников. Она была как маленький, пока нераскрытый бутон. Такой маленький, что почти невидимый в гуще листьев, но такой яркий, что трудно не заметить. Бутон, вокруг которого вьются много стеблей с темно-зелёными листочками, как люди, навязывающие своё мнение. Они пытаются скрыть её, но она слишком заметна и красива. Разве это не влюблённость?
  Я читал книгу, в которой было написано, что любовь - это крик в пустоту. Но любовь есть крик, заполняющий эту самую пустоту. Человек, который любил или которого любили, никогда эти моменты  не забудет. Мы не видим того, кого любим, мы видим того, кого считаем нужным любить. Так мне сказала она. Она верила в любовь и, возможно, ещё чувствовала её, но испытывала ли она это ко мне? Я так и не узнал. И не узнаю.
   Была в ней загадка, которую отгадал бы каждый чудак. Но не я. Сидя на широком подоконнике в комнате, я смотрел в небо, и она виделась мне даже там. Она была особенной только для меня, только для меня она секунду назад появилась из книги. Однако из той, в которой история о ней умалчивает. Мы просто знаем, что она важна, что она чудесна, но совсем не идеальна. Мы знаем, что она особенна для этой книги, но мы о ней все равно ничего не знаем. Вы узнаете её имя, её любимый цвет, узнаете её конец, но не её саму. И проходя мимо людей, вы будете видеть короткие рыжие пряди, которые она закалывала на затылке заколкой в виде цветка.
  Знаете, если бы она была богиней - она была бы Персефоной. Однако ей не повезло, она так и не нашла своего Аида. Я хотел стать, но она точно дала мне понять, что это не я.
  Я снова увидел её в парке. Она сидела в белом платье расшитом звездами и созвездиями. Платье было длинным и доходило почти до самой земли. Я увидел, что она ела плитку шоколада. И вы не поверите, это был мой любимый шоколад! Обычный белый шоколад с орехами. Тогда я решил сесть чуть дальше и посмотреть на неё, дал себе условный знак: если она достанет из сумки зелёный чай, тогда я подойду и поцелую её. Когда она начала доставать что-то из сумки я начал внимательно разглядывать. Она достала черный чай.
  Когда я уже решил уходить, она просто подошла и отдала мне цветок. Я даже не знал его названия...
  Я так и не узнал, что это был за цветок, но я узнал значение: Целуй уже меня!

Тетрадь в ромашку Место, где живут истории. Откройте их для себя