Слепой мир в Серых тонах

...

тэ злит­ся, по­то­му что ему на­до­ело, по­то­му что прос­то всё ста­но­вит­ся как-то не так, ког­да лю­ди фо­тог­ра­фи­ру­ют зе­лё­ные де­ревья и яр­кое сол­нце, оран­же­во-крас­ные за­ка­ты, пас­мур­ное не­бо и смот­рят на си­не­ву, ког­да тэ­хен уты­ка­ет­ся хо­лод­ным но­сом в ко­лен­ки и по­ни­ма­ет ― всё чёр­но-бе­лое: его во­ло­сы, цвет глаз, пач­ка мен­то­ло­вых си­га­рет в ру­ках и по­душ­ка, что пах­нет та­ба­ком и ещё нем­но­го умер­ши­ми но­ча­ми. ким уми­ра­ет в чёр­но-бе­лых крас­ках и рас­се­ива­ет­ся на се­рые сне­жин­ки, на чёр­ное мо­ре и бе­лое не­бо.
он не­на­ви­дит чу­жое, бь­юще­еся в гру­ди сер­дце. тэ ни­ког­да не меч­тал встре­тить ᴇго. он да­же был бы рад уме­реть или не ро­дить­ся вов­се, не быть тем са­мым прок­ля­тым со­ул­мей­том. что-то кру­тит­ся, вер­тит­ся, бес­по­щад­но бь­ет по за­тыл­ку и не да­ет кри­чать. у тэ­хе­на внут­ри са­мый что ни на есть ка­тар­сис.

он по­те­рял цвет­ное зре­ние, ког­да ему бы­ло два го­да, тол­ком не уви­дев, тол­ком не за­пом­нив, тол­ком и не знав, как на­зы­ва­ет­ся тот цвет, ко­торый лю­бит его ма­ма. сей­час же тэ­хен как-то пы­та­ет­ся пред­ста­вить тот же са­мый «неж­но-ро­зо­вый» или «тём­но-си­ний». пы­та­ет­ся. он не­на­ви­дит то­го са­мо­го, чьё имя да­же не зна­ет. да и не хо­чет. прос­то од­наж­ды он меч­та­ет встре­тить его сре­ди ог­ром­ной тол­пы и по­чувс­тво­вать чу­жое сер­дце­би­ение чу­точ­ку быс­трее, уви­деть его ра­дос­тный взгляд и... убить. и пле­вать он хо­тел на бай­ки, что ес­ли уми­ра­ет один ― сле­дом уми­ра­ет дру­гой. он бы с удо­воль­стви­ем на­бил ему мор­ду, вы­тя­нул из не­го всю дурь, а за­тем бро­сил под по­езд без уг­ры­зе­ния со­вес­ти, без слёз и пус­тых со­жа­ле­ний. всё, что ос­та­лось в тэ­хё­не, ― это ни­ко­тин и мен­тол, впи­тав­ший­ся в рас­тя­ну­тые фут­бол­ки. с каж­дым но­вым сном всё на­чи­на­ет­ся сна­ча­ла: хо­лод­ная во­да, снот­вор­ное, ко­то­рое ни чер­та не по­мо­га­ет, чёр­но-бе­лое от­ра­же­ние в се­ром зер­ка­ле и ещё нем­но­го са­мо­иро­нии. тэ­хе­ну прос­то-нап­рос­то на­до­ело.

тэ злит­ся, по­ка... по­ка мин юн­ги учит­ся чи­тать по точ­кам, по кни­гам для сле­пых, ак­ку­рат­но сколь­зя по ни­ми паль­цем. он улы­ба­ет­ся, ког­да за нес­коль­ко ми­нут проч­те­на од­на из трид­ца­ти, а за­тем ко­сит­ся в сто­ро­ну ря­дом си­дя­ще­го дру­га, но не ви­дит его ― по­то­му что ни­ког­да не ви­дел и не смо­жет уви­деть хоть что-то, по­то­му что со­ул­мейт заб­рал его зре­ние, пол­ностью, не ос­та­вив да­же те раз­ные от­тен­ки се­ро­го. юн­ги не­на­ви­дит, ис­крен­не и со всей болью, ко­то­рую име­ет. он лишь улы­ба­ет­ся, ког­да тя­нет­ся к чи­ми­ну, что­бы по­чувс­тво­вать мяг­кую ко­жу его ли­ца, пух­лые ще­ки и нос. мин улы­ба­ет­ся, по­то­му что ина­че не уви­дишь, ина­че не пой­мешь.

　　　　　　кто у ко­го что отоб­рал, тэ­хен? и кто ви­но­ват боль­ше?

ес­ли ким тэ­хен не зна­ет, как выг­ля­дят цве­та, то юн­ги ни­ког­да и не знал, как выг­ля­дит что-то во­об­ще. но не­на­ви­дят они вмес­те и вза­им­но, по­то­му что лю­бовь до гро­ба ― ду­ра­ки оба (но не у них).
　

се­год­ня тэ­хе­ну как-то осо­бен­но пло­хо, ког­да он в оче­ред­ной раз идет в ап­те­ку за снот­вор­ным. он веж­ли­во здо­ро­ва­ет­ся с ми­лым про­дав­цом, да­же не зная, что его гла­за ― го­лу­бые, а во­ло­сы ― тём­ные. он дей­стви­тель­но кра­сив, и тэ­хен бы влю­бил­ся, ес­ли бы не од­но «но» ― гла­за его се­рые, а во­ло­сы прос­то чёр­ные, без вся­ких дру­гих от­тен­ков. тэ сла­бо улы­ба­ет­ся и бе­рет в ру­ки нуж­ную ба­ноч­ку, от­да­вая сум­му в её сто­имость. он обо­ра­чи­ва­ет­ся, тол­ка­ет ка­кую-ту ме­ша­ющу­юся фи­гу­ру и идет впе­рёд. юн­ги лишь сла­бо улы­ба­ет­ся от стран­но­го при­кос­но­ве­ния и сам не зна­ет по­че­му.
он при­шел за снот­вор­ным, по­то­му что се­год­ня спать бы­ло ещё бо­лее не­вы­но­си­мо. он дер­жит на по­вод­ке бе­ло­го лаб­ра­до­ра и про­сит по­мо­щи у фар­ма­цев­та, тот же улы­ба­ет­ся так при­тор­но слад­ко, на­де­ясь, что мин юн­ги, сто­ящий тут, оце­нит, но нет. мин лишь за­га­доч­но ко­сит­ся на со­ба­ку, буд­то по­ни­мая, в чём де­ло, буд­то чувс­твуя.

мин юн­ги слеп с са­мо­го рож­де­ния, и это не бо­лезнь, нет. всё это от его со­ул­мей­та, по­то­му что они в этом ми­ре, на­вер­ное, единс­твен­ные бᴘᴀᴋᴏʙᴀʜʜыᴇ.
толь­ко тог­да шу­га ещё не знал, что у не­го нет ни та­ту, ни ча­сов на за­пястье, клю­чи­це и дру­гих час­тях те­ла. нет ни­че­го, кро­ме по­те­рян­но­го зре­ния и со­ул­мей­та, ко­то­рый где-то хо­чет убить его. шу­га был слеп во всех смыс­лах.

***

тэ­хён про­сы­па­ет­ся на сле­ду­ющее ут­ро без лиш­них снот­вор­ных и от­кры­ва­ет гла­за, очер­чи­вая по­то­лок взгля­дом. го­лу­бой по­то­лок. он рез­ко под­ни­ма­ет­ся, по­ка слеп­нет от яр­ких кра­сок. тэ бе­жит к зер­ка­лу и оза­да­чен­но смот­рит на се­бя: на тём­но-ко­рич­не­вые пря­ди, на чуть за­го­ре­лые ру­ки и улы­ба­ет­ся так ши­ро­ко-ши­ро­ко. он под­ни­ма­ет гла­за, за­ки­ды­ва­ет го­ло­ву и смот­рит в этот не­бес­но-го­лу­бой по­то­лок. так но­во, так хо­чет­ся боль­ше, так хо­чет­ся уви­деть всё то, что он не смог уви­деть столь­ко лет, вы­учить эти чер­то­вы «оран­же­вый и крас­ный, си­ний, зе­лё­ный и ро­зо­вый» и уви­деть цвет мо­ря.

　　　　　　　　　　про­хо­дит лишь де­сять ми­нут, по­ка он не по­ни­ма­ет ―
　　　　　　　　　　　чу­жое сер­дце боль­ше не бь­ет­ся.

　　　　　　　с тех пор тэ­хен ви­дит за дво­их.　за　них　дво­их.