Reactions BTS / Porno BTS # 3

#418

ВНИМАНИЕ! Изнасилование.

— И куда ты собралась, солнышко?

У Чонгука улыбка ласковая, а тебя от неё тошнит и плач грудь разрывает, потому что знаешь, что за этой улыбкой стоит. Каждый вдох болью отдаётся, почти рёбра ломает, которые и без того сломаны. Ты думаешь, сделать вдох такой большой, чтобы кости совсем сломались, а их осколки впились в лёгкие, сердце, убили бы собственное тело.

Но только не к Чонгуку. Нет.

Он сначала был ласковый и добрый, парень, словно вылез из книги романов, которыми ты ночами зачитывалась. Нежный, заботливый, он делал милые подарки, заботливо кутал в свой свитер, когда ты замерзала и поцелуями собирал слёзы. В его любви хотелось купаться, ею можно было захлебнуться и умереть, как в розовом сне. Но ты не была против.

Пока розовый вдруг не разбился. На множество осколков, что впивались в кожу, застревали в глотке, высекали из глаз слёзы.

И слёзы высекала неожиданная грубость. Боль. Скрученные за спиной руки, когда парень к стене прижимал, как голодный зверь кусал, в своём порыве страсти вбиваясь в твоё тело под крики остановиться. Но это до него не доходило, он трахал, имел тебя, оставлял после себя синяки, кровоточащие раны.

Ты умоляла, а он бил по лицу.

Ты просила, а он ломал кости.

Ты хотела умереть, а он держал на этой грани между жизнью и смертью, пока бил ногами, потому что в очередной раз не согласилась. Бил, и говорил, как сильно любит.

Его любовь была сплошной гематомой, большой болезнью.

А помочь никто не мог. Ни тебе, ни ему.

И может поэтому сейчас он снова тебя ловит, всё так же улыбается и говорит, какая ты красивая. Он носом ведёт по линии роста волос, щеке, шее, рычит, как зверь, а тебя трясёт. Ты ладошками упираешься ему в грудь, душишь рыдания в зародыше, потому что за них попадёт, за них ударят, будут ломать, как куклу.

Чонгук на кровать опрокидывает, одежду срывает, превращая в бессмысленные куски.

— Не надо, пожалуйста, — это твоя мантра. Каждый день, по несколько раз. Только её ладонь мужская прерывает, жёстко зажимает рот, заставляя молчать. Его вторая рука по телу шарит, резко бельё отодвигает, срывает, оставляя полосы.

— Какая ты у меня красивая, — снова нежность. У Чонгука улыбка ласковая, почти детская, никак не вяжущаяся с трясиной, что в глубине глаз плещется. В той трясине звери, монстры рычат. Они хотят тело девичье на вкус попробовать.

И пробуют, когда Чон грубо твои ноги раздвигает, до боли, входит резко, трахает жёстко, в беспорядочном ритме вбиваясь. Он бёдра сжимает, оставляя новые синяки, глаза от наслаждения закатывает. Ему пиздецки хорошо, ты у него охуенно хорошая. Даже когда переворачивает тебя на живот, входит вновь, наматывая волосы на руку.

Ты такая хорошая у него, такая хорошая.

А тебе каждый толчок как лезвие. Оно полосует и без того раненную душу, всковыривает свежие раны. Ты вроде попыталась собраться себя воедино, но снова ломаешься, рассыпаешься. Перестаёшь ловить ниточки, оставаясь ни с чем. Пока вдруг не понимаешь, что уже плевать. Совершенно. Пусть доламывает, пусть играется. Пусть переворачивает, как хочет, выворачивает твоё тело хоть наизнанку.

Потому что тебя уже нет. Т/И, что была раньше, запирается где-то далеко в сознании, надеясь, что её спасут. Она как Надежда из ящика Пандоры.

А Чонгуку осталась только оболочка с пустыми глазами.