Любовники

1.

Душно.

В зубах тлеет сигарета, оседая отвратным вкусом на языке. Мерзким настолько, что тянет блевать. Сквозь дешевый табак ярко проступает вонь винограда, перекрывая тревожный аромат, которым настойчиво тянет от распластанного на постели тела. Какое-то время Ривай пытается разобрать что-то, кроме лилий и ладана, но потом шумно выдыхает, сминая в оскале фильтр, и вбивается глубже в раздолбанное очко. Жетоны на шее звякают друг о друга, протяжный стон вторит, мечется эхом в полупустой студии. Пацан вскидывает голову и прогибается сильнее — откровенное приглашение, до тоски однообразное, но если бы Риваю было нужно другое, он не притащил бы его к себе. Живое тепло чужого тела и неожиданное мастерство подачи выше уровня затасканной шлюхи вполне себе вариант, чтобы забыться на несколько часов и скинуть напряжение.

Кожа под ладонями скользкая от пота. Соленая влага алмазной пылью покрывает все тело, и в полутьме оно светится, переливаясь. Будто живые, кристаллы дурачатся, ловя и отражая огни ночного мегаполиса за панорамным окном. Пацан извивается змеей, что-то мычит и старается подстроиться под ленивый темп. Он нетерпелив, и в движениях сквозит еле сдерживаемая жадность, словно торопится заполучить все и сразу. От этого в груди Ривая что-то екает, а в памяти всплывает совсем другой образ, давно погребенный под завалами прожитых лет. Запах винограда становится отчетливее, щекочет раздражением по краю сознания. В висках — тупая боль, которую можно унять, но избавиться не выйдет. Пробовал. И в какой-то момент Ривай уступает забытой жадности и грубо вбивается в пацана, заливая комнату его скулежом. Призраки испуганно отступают. Глубокие ритмичные толчки становятся резче, и пепел облетает серыми лепестками, лениво оседая на влажной пояснице.

Больные от бессонницы последних дней глаза начинает невыносимо щипать из-за дыма, и Ривай наконец отрывает от пересохших губ истлевшую сигарету. Что ее некуда девать, приходит в голову лишь потом. Заминка секундная, но его тут же достает недовольный взгляд, брошенный через острое, тонкое, почти женское, плечо. Изящная под стать ладонь с длинными пальцами небрежно и нетерпеливо выбивает дымящий окурок, который приземляется на дорогой паркет. Пацан отворачивается, не обращая внимания на замешательство Ривая, и, сжимаясь, требовательно насаживается на член. Почти больно, и желание заехать по наглой морде становится непреодолимым. Но мокрая задница, трахающая его, в перспективе соблазнительнее, чем заляпанная кровью и фыркающая в истерике физиономия. И, в конце концов, капризы дамам принято прощать.