tenebrae mortis

.

Сталь кончика дула пистолета холодит кожу на лбу. Дазай улыбается, пристально смотрит на напарника сквозь пушистые ресницы. Идёт дождь, капли стекают вниз по щекам, создавая иллюзию слёз, но Чуя знает. Эта тварь не плачет. Никогда не плачет. Доводит все окружение до истерики, использует всех так, как угодно Его Величеству, убивает морально и физически, а сам просто улыбается. Улыбка сводит с ума, заставляет скрипеть зубами. Накахара молчит, балансируя на грани между нажатием на спусковой крючок и абсолютной бесповоротной смертью.

— Малышу Чуе страшно? — наконец, Дазай подаёт голос. Он говорит медленно и тягуче. Так говорят преступники перед казнью — сказать мало чего можно, а время растянуть хочется. Но, зная то, что Осаму лишь рад такому исходу, совсем неясен мотив такого поступка. Чуя бесится лишь сильнее, морщит нос и щурится, чуть наклоняя шляпу вперед. Дождь барабанит по фетровым полам, капли стекают вниз, падают на землю. Тишина нарушается редкими раскатами грома и шумом прибоя — здесь, около обрыва, нет людей. Двойной Чёрный последний раз танцуют вместе.

— Провоцируешь меня? — задаёт вопрос Чуя (хотя прекрасно знает ответ на него), кончиком оголенного пальца чувствуя холодный металл крючка. Всего лишь одно нажатие. Одно нажатие и три миллисекунды полёта пули, прежде чем она разобьёт лобную кость и пройдет в мозг, убивая всё. Четыре секунды смерти.

Дазай улыбается, двигается вбок; Чуя замечает, что он немного уходит от дула пистолета. Осаму усмехается:
— Конечно же. Стреляй, Чуя. С такого расстояния точно не промахнёшься, — желтый песочный плащ развевается на ветру. Он легче чёрного. Какая ирония... Аж тошнит. Накахара немного скалится, пока детектив беззаботно смеётся, продолжая болтать. — Ну же, Чуя! Тебе страшно? Чуя-чи бои-и-ится! — Парень забавляется, кривляется, словно пытаясь на полную прожить последние минуты. Чуя рычит, бесится. Дазай не смотрит на напарника, поэтому не замечает резкого нажатия на спусковой крючок.

Пуля вылетает из дула.

Первая миллисекунда.

Первый поцелуй оказывается с привкусом сигаретного дыма и спирта. Они, 16-летние подростки, стащившие у Хироцу пачку сигарет и напившиеся виски в баре, сейчас целуются на задних сидениях такси. Дазай судорожно водит дрожащими, как у пропитого алкоголика, пальцами по волосам Чуи, часто моргает единственным глазом. Накахара весь красный, он неумело отвечает на поцелуй, позволяя прижимать себя к пассажирской двери. Плевать, что сейчас думает водитель, плевать, что они оба ничего не соображают. Главное — переплетённые пальцы рук, сбитое дыхание и неосторожные укусы за нижнюю губу. Подростки сталкиваются лбами, встречаются взглядами, опять целуются — с таким напором, с таким чувством, которое может подарить лишь первая опьяняющая любовь. Для Чуи в тот момент существует только Дазай.

Вторая миллисекунда.

Короткие ногти царапают стенки, мышцы совсем не поддаются растяжке. Чуя скулит, дёргает ногами, цепляется тонкими пальцами за плечи нависающего Дазая. Обоим жарко, обоим хочется разрядки. Накахара вскрикивает, когда после прошедшей внутрь головки следует небольшой толчок. Больно, больно, больно! Движения рваные, голоса у парней хриплые. Чуя надрывно шепчет имя напарника, пока тот целует его в солёную дорожку от слез на щеке. Простыни холодят горячую кожу спины, дыхание сбито, голова похожа на вату, мысли сливаются в шум. Накахаре больно, больно до невозможности, но в то же время хорошо. Он кричит, хрипит, стонет, извивается под напарником, впивается ногтями в мокрые бинты. Осаму наращивает темп, целует парня в шею, кусает его и опять целует. Чуе кажется, что для Дазая сейчас существует только он.

Третья миллисекунда.

Первая бутылка опустошается быстро. Чуя просто смотрит в стену, думая о своём. Он иногда кусает губы, добавляет немного вина, выпивает. В квартире полная тишина. Накахара молчит — а зачем ему слова? Ему нечего сказать. Да и незачем. Всё равно никто не услышит. Чуе не больно — Чуя этого ожидал. Нет никакого ощущения «ножа в спину», как любят писать в сопливых романтических книжонках. Нет желания заглушить боль алкоголем. Простой вопрос. «Почему?». Даже непонятно, кому он адресован — самому Накахаре или же Дазаю. «Просто так», отвечает самому себе Чуя, наливая немного вина. Он улыбается в пустоту, а затем, прикрывая глаза, произносит тост:

— Не увидимся в следующей жизни.

Чуя говорит это в унисон со своими воспоминаниями. Он смотрит на лужу крови, расплывающуюся около головы лежащего на земле трупа Дазая. Накахара не чувствует абсолютно ничего при взгляде на мёртвого напарника. Дождь капает. Чуя зажигает сигарету, выпускает в воздух голубоватый дымок, смотрит на небо. Молчит.

Танец Двойного Чёрного завершился здесь и сейчас.