Резонанс Искушения

13

* * * Страх. Безудержный панический страх поселился в Нарциссе ещё два года назад. Тогда угроза впервые нависла над её домом. Люциус оказался в тюрьме, а Драко — в заложниках у Тёмного Лорда. Весь тот год она могла надеяться только на Северуса, но сейчас ей уже не на кого было положиться. Она ненавидела эту войну, превратившую её цветущую беззаботную жизнь в жалкое ничтожное существование. Нарцисса не знала, почему из всех фамильных домов и мэноров Тёмный Лорд выбрал именно их дом, но чувствовала в этом некую несправедливость. Словно всё, что начало происходить с её жизнью, было чьим-то невероятно жестоким и продуманным планом. Кто-то методично уничтожал Малфоев. Возможно, это было некое проклятье, добравшееся до неё, после того, как погиб Сириус, последний Блэк, а, может, Нарцисса напрасно искала логику там, где царили лишь хаос и разрушения. Её прекрасный дом, наполненный светом и радостью, дивный парк — утонченный и искусный, зеркально-чистый пруд, взглянув в который можно было видеть золотистое песчаное дно — всё это было бессовестным образом отнято и изуродовано. Нарцисса больше не была хозяйкой собственного особняка, она, как и многие поселившиеся здесь, стала скорее гостьей, если не сказать хуже — служанкой. Нарцисса Малфой превратилась в служанку! В личного домового эльфа Тёмного Лорда! Ещё совсем недавно она и предположить не могла о такой ужасной участи. Ей не нравился Тёмный Лорд. Она была равнодушна к политике, но её угнетали методы. В отличие от Беллы Нарцисса не видела ничего очаровательного в смерти, равно как и ничего занимательного в прислуживании. Но Белла ей отчего-то завидовала. — Наш Лорд так внимателен к тебе, — частенько говорила она при встречах, искоса поглядывая на Волдеморта. А Нарцисса готова была променять это «внимание» на что угодно, лишь бы не слышать его зов. — Нарцисса! В его устах это звучало, как приговор. Каждый раз, когда Лорд называл её имя, Нарцисса ощущала себя восходящей на эшафот. И едва ли это было её предубеждение, ведь она действительно была виновата. Нарцисса предала Лорда. Обманула его, но лишь потому, что ужасно устала от постоянного беспокойства и страха. Ей хотелось, как и многим, верить, что Гарри Поттер справится, победит Тёмного Лорда, и её жизнь станет прежней — уютной, беззаботной и счастливой. А получилось всё в точности до наоборот. Теперь на её семью был наведен прицел, и Тёмный Лорд с присущим ему садизмом шутливо и дразня крутил палец у курка. «Когда-нибудь он выстрелит», — понимала Нарцисса и не могла расслабиться ни на секунду. Да и Лорд постоянно держал всех в тонусе. Он был похож на капризного избалованного и очень жестокого ребёнка. Его поведение нередко вызывало недоумение, а поступки поражали своей непредсказуемостью. Иногда казалось, он убивал просто так, по сиюминутной прихоти, не разбираясь свой или чужой. И ещё Лорд был помешан на наказаниях. Её любимый светлый и чистый, весь в цветах зал превратился в мрачную, тёмную, пропитанную кровью пыточную. Ужины с показательными казнями угнетали и напрочь лишали аппетита. Каждый вечер Нарцисса сидела, как на иголках, боясь, что следующими жертвами может стать её семья. Фантазия Лорда была невероятно жестока. После того, что он сделал с Молли… Нарцисса знала, что никогда не забудет тот день. Знала, что он всю оставшуюся жизнь, будет преследовать её в кошмарах, в которых любимый Драко будет снова и снова убивать её ударом кинжала в сердце. Он так же как и Джинни, не сможет противостоять Лорду, и она, Нарцисса, будет умирать, видя, как её сын сходит с ума от горя. Сотни, тысячи раз она просыпалась на этом самом месте, каждый раз слыша голос Лорда. — Нарцисса! В её обязанности входило всё: она была и экономкой, и официанткой, и уборщицей, и зельеваром, и даже колдомедиком. Лорду могло не понравится постельное белье, шторы, его мантия, он мог пожелать какой-нибудь деликатес на завтрак, и не потому, что он вдруг почувствовал вкус к еде и решил заделаться гурманом, а лишь для того, чтобы доставить хлопот Нарциссе. Он словно отрабатывал на ней более тонкие механизмы издевательства. Впрочем, подобное искусство Лорд только изучал, и чаще ему просто не хватало терпения, и он срывался. Разбираться с последствиями его срывов тоже приходилось Нарциссе — кто-то должен был исцелять верных Пожирателей после общения с Хозяином. И она всех лечила. Так незатейливо её давняя детская мечта заниматься медициной нежданно-негаданно воплотилась в жизнь. Но не успела Нарцисса ещё как следует освоиться в своей новой роли, как непредсказуемый Лорд надумал вершить возмездие. Он вручил Люциусу грязнокровку с каким-то диким и явно невыполнимым заданием. Нарцисса и сама не знала, как вообще затребованное Лордом можно осуществить, зато поняла его намёк. Ей довольно прозрачно показали её будущее, в том случае, если они не справятся. Нарцисса останется одна. Лорд убьёт всех, кто ей дорог. Вероятно, для большей жестокости сделает это на её же глазах, но уж точно не позволит умереть ей самой. Он «подарит» ей жизнь, отлично понимая, что такой дар будет хуже проклятья. Ведь для Лорда не было большего наслаждения, чем воплощать в реальность все самые жуткие страхи. Люциус был раздавлен. Нарцисса видела его отчаяние, но ни тепло, ни ласка, ни попытки разговорить мужа не помогали. Люциус твердо решил держать всё в себе, и Нарцисса знала, что упорство мужа в очередной раз ни к чему хорошему не приведёт. Она прекрасно понимала, что любимыми методами Люциуса подобное задание можно было только провалить. Запугивание, мучение и принуждение… да разве кто-нибудь захочет жить, зная, что его ждут лишь страдания? Но Люциус твёрдо стоял на своём. — Я выбью из неё эту дурь! — с явным отвращением сказал он, и Нарциссе не оставалось ничего, кроме как послать домовика присматривать за пленницей. Ей просто необходимо было контролировать состояние грязнокровки, так как она предчувствовала, что та скоро сломается. Нарцисса невольно примеривала столь ужасную судьбу на себя, и понимала, что выхода из подобного тупика отчаяния практически нет. Кроме самоубийства. И грязнокровка оправдала эти ожидания. Нарцисса даже не удивилась, увидев девчонку всю в крови, с бесчисленными ссадинами и разодранными на запястьях венами. «Это, скорее всего, было очень больно», — подумала она, начиная обрабатывать грязнокровке раны. Домовик крутился рядом с ней, ловко накладывая мазь и повязки. Нарцисса уже собиралась отправить Эйза за кроветворными, когда к ней в гостиную ввалился Лорд. От страха у Нарциссы чуть не выпала из рук палочка. Она увидела на руках Лорда бесчувственную Беллу, и её сердце тревожно забилось. «Что с ней?» — хотела уже спросить Нарцисса, но Лорд, окинув быстрым взглядом уложенную на диван грязнокровку, её перебил. — Ещё одна ошибка, и следующим будет твой сын, — произнёс он, и мир уплыл из-под ног Нарциссы. Испытанный ей в тот момент ужас невозможно было скрыть никакой маской. Самообладание, которым она всегда гордилось, как и умением прятать свои чувства, не могли справиться с таким горем. Её кошмары начали сбываться. Всё, что происходило потом, Нарцисса помнила смутно. Кажется, Лорд затребовал у неё обручальное кольцо, которое она, не глядя, тут же отдала ему. Она с трудом сдерживала душившие её слёзы, но едва за Волдемортом закрылась дверь, Нарцисса рухнула на пол возле тела сестры и заплакала. В тот момент она забыла о недоделанной работе, о том, что домовик, который всё ещё был здесь, видит её слёзы, и что ей — Нарциссе Малфой — не подобает так убиваться. Но она не могла. Она любила Беллу. Очень любила. А ещё она боялась, и теперь этот страх стал настолько велик, что Нарциссе никак не удавалось взять в руки. Её истерика длилась всю ночь, и лишь под утро, когда пришёл Люциус узнать о грязнокровке, Нарцисса смогла разделить с ним своё горе, и это немного её утешило. Немного и то лишь потому, что стало невозможно выдавить из себя хоть ещё одну слезинку. В сердце всё ещё зияла чернота невосполнимой утраты, но лежащая неподалёку грязнокровка требовала к себе внимания. Взвалив на Люциуса все хлопоты с похоронами, Нарцисса вызвала Эйза и потребовала ещё раз рассказать о произошедшем в камере. Ей надо было отвлечься, занять свой ум, чтобы не думать о смерти сестры. Выжав из домовика все подробности, Нарцисса отправилась лично осмотреть камеру. Её не заботила кровь и грязь, она словно искала некий ключ. Что-то способное объяснить ей мотивы грязнокровки. И Нарцисса нашла то, что искала. Кривоватые едва узнаваемые буквы, выведенные кровью на стене. Гарри. — Любовь побеждает всё, — с горькой усмешкой произнесла Нарцисса, и в её голове родился план. Она отдавала себе отчёт, что поступать подобным образом слишком жестоко и даже бесчеловечно. Обманывать того, кто и так стоит на пороге смерти — низко и цинично. Но как было Нарциссе не стать циником, когда мир рушился на глазах? У грязнокровки уже ничего не осталось, ей нечего было терять, а потому едва ли имело значение, как бедняжка проведёт свои последние дни. Нарциссе же было необходимо спасти самое дорогое. Семью. И она готова была заплатить любую цену, ради жизни своих любимых. Люциусу её затея не понравилась. Более того, он был в ярости, и смерть Беллы, в которой он чувствовал себя виноватым, уже перестала быть действенным аргументом. Они спорили почти час, постоянно возвращаясь к одному и тому же. — Я? С грязнокровкой? Да я скорее сдохну! — вопил Люциус, хватаясь за голову и крутясь по комнате, словно детский волчок. — Сдохнет твой сын! — в сердцах воскликнула Нарцисса, уставшая объяснять очевидное. — Неужели ты этого не понимаешь?! Это заметно остудило Люциуса, но вовсе не убедило. И Нарцисса вновь начала свои уговоры. — Ведь есть дурманящее зелье. Ты даже не будешь помнить, что это была она. Будешь видеть того, кого захочешь… — Хочешь превратить меня в наркомана? — в голосе Люциуса звучало отчаяние. — Ну… это же не каждую ночь, — едва сдерживаясь, чтобы не заплакать от бессилия, произнесла Нарцисса. Люциус скривился, но стало заметно, что он почти согласился. — И как это может помочь?.. — качая головой, посетовал он. — Она же из Гриффиндора, а гриффиндорцы верят в любовь, — слабо улыбнувшись, с облегчение сказала Нарцисса. — Бред какой-то, — проворчал Люциус, но больше эту тему не затрагивал. Нарцисса сама устроила грязнокровке комнату. Хорошую, просторную, довольно красивую. Она выбрала ей мантии — подороже и поэффектней, чтобы та поменьше вспомнила о своей неволе. Нарцисса также набросила по гриффиндорский алый полог на кровать, в надежде, что тот вызовет у грязнокровки воспоминания о счастливых школьных днях. А затем, немного подумав, решила отделить часть сада для прогулок. Ей вовсе не хотелось запирать девчонку в четырех стенах, а напротив, она желала показать ей, что жизнь продолжается. Что солнце всё так же восходит над горизонтом, птицы поют, а в летнем саду расцветают прекрасные розы. Нарцисса догадывалась, что этого мало, но грязнокровка была молода, и молодость могла взять своё. В сумерках состоялись похороны. Нарцисса не стала никого приглашать и ограничилась узким семейным кругом. Она, Люциус, Драко и Руди. Рудольфус принял смерть жены, как должное, и, как бы неприятно это ни звучало, как повод хорошенько напиться. Впрочем, Люциус тоже нуждался в алкоголе, явно надеясь утопить в нём раздиравшее его чувство вины. И Нарцисса ни того, ни другого не осуждала. Сама она пыталась не развести сырость, хотя слёзы упорно наворачивались на глаза, но при сыне и зяте плакать себе не позволила. Лишь в глубокой ночи, когда уже гроб Беллы покоился в усыпальнице Малфоев, а упившийся вусмерть Руди дрых без задних ног на кухне, вернувшаяся в свою комнату Нарцисса всё-таки проронила пару слезинок, прежде чем снотворное, предусмотрительно принятое ей, всё-таки усыпило её. * * * В плане были изъяны. Нарцисса быстро узнала об этом. Грязнокровка была совсем не так проста. Упёртая и, даже несмотря на слегка пошатнувшуюся психику, оказалась способна рассуждать здраво. От любовного зелья, что мгновенно бы решило все проблемы, она отказалась. И пришлось поступать с ней, так же, как с Люциусом. К сожалению, дурманящее зелье было отнюдь не безобидно. Оно разрушало мозг, и те, кто злоупотреблял им, как правило, сходили с ума, потому как переставали отличать реальное от иллюзий. Но Нарцисса, как ей казалось, предусмотрела все риски, и готовила для мужа антидот, но… Люциус оказался не в силах принимать жестокую истину и запил. Запил с самого первого дня, в который вдобавок что-то пошло не так. Нарцисса так и не поняла, почему действие зелья закончилось раньше, зато она твёрдо уяснила, что Люциус один не справится. — Ну хватит уже! — в тот самый вечер пыталась она урезонить мужа и отнять у него бокал. — Нет, не хватит! — со свойственным для пьяных ожесточением принялся сопротивляться Люциус. — Милый, да в конце же концов, это ведь не трагедия! — разозлившись, Нарцисса вырвала всё-таки бокал. Вино расплескалось, запачкав белые манжеты её мантии и рубашку мужа тёмно-красными, похожими на густую кровь пятнами. — А вот и трагедия! — икнув, с отчаянием воскликнул Люциус. — Да я… Да я как будто с домовым эльфом переспал! Сказав это, он содрогнулся, потом вдруг сморщился и… его вытошнило на стол. Нарцисса закрыла глаза и отвернулась. Видеть мужа таким было для неё почти невыносимо, как и осознавать то, что её план разваливался на части. Люциус на роль дон Жуана совсем не годился, да и вероятно грязнокровке нужен был кто-то другой. Кто-то ещё, способный её понять и желающий её спасти. Проворочавшись всю ночь в кровати, не прекращающая думать Нарцисса поутру отправилась к сыну. Она, стараясь не выдать ни своих идей, ни своего волнения, осторожно расспросила Драко об его однокурсниках, и была крайне обрадована существованием Невилла Лонгботтома. Узнав, что сын видел того в темнице, Нарцисса сразу же отправилась туда. Мальчишка был гриффиндорцем, и ей этого было достаточно. Лонгботтомов она знала плохо, потому, чтобы найти Невилла ей пришлось обратиться с вопросами к пленникам. Испытывая неконтролируемое отвращение от вида грязных, обряженных в какое-то отрепье людей, Нарцисса с огромным трудом заставила себя поблагодарить за помощь и вызывала Эйза, приказав тому принести им что-то из еды. Невилл Лонгботтом выглядел так же омерзительно, но сидел в камере, где больше никого уже не было. Когда она спросила, почему он один, тот хрипло ответил, что все его соседи уже умерли. — Это печально, — признала Нарцисса. — Печально, что они не дожили до своего шанса спастись. Скажи мне, ты бы хотел выйти отсюда? Невилл ей не ответил. Впрочем, она и не рассчитывала, что тот так быстро согласится. — У тебя, наверное, тоже никого не осталось… из близких? Боль отразилась в его глазах, но Нарцисса не дала ему времени на переживания, и с ходу спросила: — Ты хочешь спасти Гермиону Грейнджер? Нарцисса хорошо понимала, что иногда достаточно хоть кого-то, чтобы вылезти из тьмы. Она не знала, какие были отношения между Лонгботтомом и грязнокровкой, но даже если их связывало только общее обучение, этого вполне хватало, чтобы протянуть друг другу руку помощи. Во всяком случае, гриффиндорцы всегда поступали подобным образом, и Невилл не стал исключением. Он стал тем самым дневным Люциусом. Люциусом, что был в состоянии превозмочь своё отвращение и начать говорить с грязнокровкой, Люциусом, способным хоть как-то проявлять заботу и внимание, в которых так отчаянно нуждалась их пленница. * * * «В прошлой жизни я точно был тараканом», — с явным отвращением подумал Люциус, выходя из камеры. Это сравнение ему совсем не нравилось, но более живучей твари он не знал. Люциус даже до конца не мог поверить в помилование Тёмного Лорда, ему всё казалось, что это какая-то уловка, и его вот-вот подвергнут самой жестокой на свете пытке, густо приправленной насмешками по поводу наивности. И глядя на Руквуда, что и сообщил ему эту благую весть, Люциус по-прежнему ждал подвоха. Ведь пару дней назад Руквуд так же, как и сейчас пришёл в его камеру, в которой он очутился тогда ещё не зная почему, и с гадостной полуулыбкой огласил волю Лорда. До суда, который должен был состояться, когда грязнокровке полегчает, Люциус пробудет здесь, и чтобы он не заскучал, ему полагалась лёгкая разминка. Разминка представляла собой откровенный мордобой, а точнее жесткое избиение, во время которого, собственно, Люциус и узнал в чём же провинился. — Никогда бы не подумал, что ты полезешь в драку из-за грязнокровки, — от души засаживая кулак в скулу Люциуса, заметил всё так же мило улыбающийся Руквуд. «Я тоже», — шокировано подумал Люциус, чувствуя на языке привкус крови. Кажется, он прикусил язык, после такой ужасной новости. — Неужели она настолько хороша? — продолжая методично работать кулаками, поинтересовался Руквуд. В лицо он больше не бил, зато надолго задержался на обнажённой груди, словно та была для него бойцовской грушей. — Едва ли, — выплюнул Люциус от очередного удара под дых. В груди явно не хватало воздуха, и он почти задыхался. Заметив это, Руквуд нехотя переключился на живот. — Тогда к чему весь этот спор? Люциус не сразу нашёлся, что ответить, но в итоге, корчась от боли, выдал: — Просто я не люблю, когда берут мои вещи без разрешения. — А-а-а, — понимающе протянул Руквуд. — Жаль, что это только не твоя вещь, а Лорда. И кажется, он на ней немножко того… помешался. С этими словами Руквуд сделал Люциусу подсечку под колено, и тот рухнул совершенно обессиленный на грязный пол. — Ну, ты давай, отдыхай тут, а я пока пойду с Долоховым поговорю, — закрывая решётку, попрощался Руквуд. Люциус простонал что-то нечленораздельное в ответ, а мысленно пожелал Антонину взбучки покрепче, чем досталась ему. Сейчас, вспомнив об этом, Малфой пообещал себе быть осмотрительнее с желаниями. — Ну что, выходить не будешь? Понравилось что ли? — с усмешкой спросил Руквуд, когда Люциус замешкался на выходе. Малфой только фыркнул и поторопился покинуть темницу. Сначала он ещё сдерживал шаг, так как хотел сохранить остатки гордости, но уже выйдя из темницы, припустил что есть сил. Он почти бежал, наслаждаясь минутами свободы и мечтая только об одном — скорее оказаться в ванной. * * * Люциус с маниакальным блеском в глазах тёр себя мочалкой в надежде отмыться от вони темниц, которая, казалось, впиталась в кожу. Чудом уцелев, он совершенно не хотел вспоминать о всяких гадостях, и уж тем более о драккловой грязнокровке и об этом идиоте Лонгботтоме. Люциус всегда знал, что от гриффиндорцев может быть только вред, и доверять свою жизнь кому-то из них — верх безумия! И так оно и оказалось. Зачем Лонгботтом полез в драку с Долоховым, Люциус понять так и не смог, при этом он старался не думать, что этот нелепый поступок разрушил его репутацию. Впрочем, Антонин тоже не отличился благоразумием, но, окажись Люциус на месте Лонгботтома, он всё равно бы уступил. Вдобавок Люциус был глубоко убежден, что для грязнокровки, которая и без зелья способна была бредить о мёртвом Поттере, вообще без разницы, кто с ней спит. На то она и грязнокровка. Лично он, даже всегда будучи под действием зелья, впоследствии понимал, что так развратно и мерзко с женой у него быть не могло. Его чистая, светлая Цисси, образ которой осквернялся столь жутким способом, никогда не вела себя столь пошло и откровенно. Грязнокровка вполне соответствовала своему низкому статусу, с ней нужно было трахаться, дико, неистово, словно животное, а не заниматься тончайшим искусством любви. Грубая, неотесанная, она даже с Долоховым разделалась, как со свиньёй, так и не проявив ни капли вкуса. Что же до него… Люциус ощупал загрубевший шрам на лбу. В голове сразу зашумело и заболело в висках. Но это были лишь слабые отголоски той чудовищной боли, что обрушилась на него, когда грязнокровка начала вырезать на нём своё уродливое тату. Проклятый кинжал Яксли был поистине ужасным оружием. Люциус был уверен, что голова вот-вот расколется на мелкие части, и, несмотря на всю унизительность сцены его приговора, он гордился собой уже потому, что почти стерев зубы от напряжения, сумел сдержать крик. Но всё же стоять перед грязнокровкой на коленях у всех на виду… Люциус содрогнулся и плеснул в лицо водой, чтобы смыть навязчивое воспоминание, от которого сразу же потянуло выпить и желательно побольше. Со сдержанным раздражением Люциус признавал, что и вправду слишком пристрастился к вину, но как пережить то отвращение, что у него вызывало его нынешнее существование, он попросту не знал. А быть всё время сильным у него не получалось. Да ему и никогда не удавалось быть по-настоящему сильным. Вот Нарциссе — да. Она лишь однажды, когда Волдеморт убил Беллу, не смогла сдержать свои чувства, и то справилась за считанные часы. А он — нет. Люциус каждый день наведывался в усыпальницу, чтобы выпить за упокой души и порадовать дух Беллы тем, что он мучается. Мучается от чувства вины перед ней. Он знал, что ей это будет приятно. Конечно, она бы предпочла, чтобы он рвал на себе одежду и посыпал голову пеплом, каждый раз появляясь пред её гробом, но подобный театр был не в его стиле. И сегодня Люциус тоже собирался заглянуть к Белле, где-нибудь вечерком, чтобы порадовать её рассказам о том, как его засадили в собственную же темницу! Неохотно выбравшись из ванны, Люциус насухо обтёрся белоснежным полотенцем и, взглянув на себя в зеркало, поморщился. Ссадины и синяки ещё не зажили, да и шрам, который отныне до смерти будет украшать его лоб, выглядел отвратительно. Вечное напоминание о собственном позоре. Впрочем, шрам всегда можно было представить и в более выгодном свете. В конце концов, Люциус защищал свою семью, а это — всего лишь маленькая жертва, свидетельство его борьбы. Вернувшись в комнату, Люциус подошёл к окну. Открыв створки, он, зажмурившись, вдохнул сладостно-свежий воздух полной грудью, и, ощущая себя почти на вершине блаженства, прислушался к утренним трелям птиц. Запах мнимой свободы был прекрасен. Но Люциус с сожалением понимал, что вскоре ему снова придётся предстать перед Лордом, терпеть унижения и выслуживаться. Будущее по-прежнему виделось печальным, и Люциус надеялся только, что в его жизни больше не будет никаких грязнокровок, хотя он и не мог не заметить, что Лорд отчего-то благоволил той девчонке. Люциус лениво открыл глаза и уставился сначала на кроны деревьев, затем на пышущие яркими цветами клумбы, и только затем устремил свой взор вдаль, к ограде. И оцепенел. Там, у самых ворот, он увидел самого себя, тащившего на руках грязнокровку! Люциус нервно протёр глаза, надеясь, что зрение ему изменяет, и всё это только мираж. Но ничего не изменилось. Тот далёкий он, а точнее, идиот Лонгботтом, к огромному недоумению Люциуса умудрился открыть запечатанные ворота и потащил за собой грязнокровку. Нужно было срочно бить тревогу, но Люциус только продолжал стоять и смотреть. Он глядел на то, как беглецы застряли в воротах, зачем-то начав обниматься, как затем они вместе побежали к лесу и исчезли в нём. Почему-то Люциус чувствовал облегчение. «Пусть бегут, Лорд потом сам разберётся», — хмыкнул про себя он, и, услышав за спиной шаги, резко обернулся. — Ты уже вернулся! — в комнату впорхнула Нарцисса, и Люциус сразу отметил, что она чересчур взволнованна. Это беспокойство тут же передалось ему, и он, нахмурившись, спросил: — Что-то случилось? Он был уверен, что сейчас услышит что-то о сбежавшем Лонгботтоме, но вместо этого Нарцисса, нервно затеребив кончик мантии, задала совсем другой вопрос: — Скажи… ты случайно не видел Драко? Я всё утро не могу его найти! Взгляд Люциуса невольно скользнул по книжному шкафу, в котором он по обыкновению прятал оборотное зелье для Лонгботтома. Книги возле тайного углубления были неаккуратно сдвинуты, а внутри вместо флакончиков с зельем, виднелась лишь темнота. Люциус перевёл взгляд на столик и, увидев несколько разбросанных пустых склянок, замер. Сердце ёкнуло в груди от ужасающей догадки.