Такутаки

На улице стоит поздняя ночь. На зеленый газон, именуемый футбольным полем, светит один единственный фонарь, а ближайшие кусты и деревья страшно шевелятся от малейшего дуновения ветра. Куки, кажется, не обращает внимания, продолжая лениво попинывать мяч и думать о чем-то своем. Его терзают тревожные мысли, более пугающие, чем какие-то несуществующие страхи в кустах: мама, наконец, добралась до вопроса о его дальнейшем будущем, и он испугался, моментально вылетев за дверь. Теперь он сидит на футбольном поле и не знает, куда пойти и что делать. Конечно, с его стороны было глупо вот так поступить, но у него есть оправдания. Он хочет стать художником экспрессионистом, но об этом никто не знает. Что бы подумала его мама, услышав такое? Уж точно не погладила бы нежно по розовым ушам. Он хмурится и нервно пинает мяч, который неспешно покатился к воротам. Внезапно небо озаряется светом, и раздается сотрясающий все вокруг гром. Куки дергается, сжимается и опускает голову, когда на него обрушается ливень.

— Отлично, — сердится он и, оставляя мяч лежать у ворот, бежит по мокрой траве под ближайшее дерево.

Небо снова озаряется, и раскат грома заставляет Куки нервно поджать уши. Увы, чем они больше, тем ты чувствительней к шуму. Настроение, и так ни к черту, мгновенно падает еще ниже. Он устало скользит взглядом по одинокому полю с мячом у ворот и задерживает дыхание, потому что в кустах, находящихся по другую сторону, кто-то есть. Куки своим острым зрением отчетливо видит, как из-за листьев торчат два непонятных горбика и как они начинают трястись каждый раз, как новый раскат грома дрожью проходится по земле. Неужели, кто-то, кроме него, в такой час под дождь занимался непонятно чем на улице? Раздается раскат грома, дождь становится слабее, и Куки видит, как два горбика снова трясутся с еще большей силой. Его сердце сжимается, и он, не раздумывая, выходит из-под дерева и направляется уверенным шагом к кусту с противоположной стороны поля. Розовая шерстка намокает, он не любил этого, но сейчас это не главное, потому что кому-то, возможно, страшно и нужна помощь. Свет от единственного фонаря доставал до этого края поля с трудом, и Куки замедляет шаг, потому что «вдруг там маньяк какой-нибудь его заманивает?». Дождь прекращается, и, кажется, гроза тоже. Куки отводит взгляд к небу всего на секунду, и замирает, потому что замечает, что два горбика, торчащие из куста, перестали дрожать и стали гораздо выше. Сейчас на него смотрели два черных глаза с милыми маленькими бровками.

— Что ты здесь делаешь? — подает голос Куки. Нечто, выглядывающее из куста, бормочет что-то на непонятном языке и выходит, представая во всей красе. Куки замирает и не сдерживает восторженного вздоха.

— Ты такой экспрессивный!

Нечто было с большой красной головой в форме несимметричного сердца, с желтыми пухлыми губами, которые расплылись в подобии улыбки, и его тело, кажется, без одежды, вообще имело цвет синий в желтый горошек. Куки отводит взгляд, краснея, и делает пару шагов назад.

— Ты чего в кустах голый сидишь? — бурчит он, не поворачиваясь, — Холодно, вообще-то, и поздно уже.

Он, как благородный кролик, стягивает с себя белую футболку, пусть и промокшую, и протягивает незнакомцу. Тот поспешно ее принимает, но стоит и смотрит, будто не знает, что с ней делать. Куки почти закатывает глаза и говорит:

— Надень ее, пожалуйста.

Незнакомец продолжает просто с недоумением смотреть, поэтому он сердится и показывает, как эту футболку на себя нацепить.

— Ты откуда свалился такой? — спрашивает он, когда незнакомец все же натягивает на себя вещь, — Ты умеешь разговаривать?

— Тата, — говорит незнакомец своим низким голосом. Куки пугается.

— Что?

— Меня зовут Тата.

Куки, честно, никогда в своей жизни не слышал такого приятного низкого голоса. Есть, конечно, люди вокруг, у которых он такой же низкий, но ни у одного из них не было некоего очарования и притягательности. Куки смущается почему-то и глаз не может оторвать от улыбки Таты.

— Думаю, мне уже пора домой, — шепчет он, — Я провожу тебя тоже, только сначала мяч заберу.

Не успевает он сделать хотя бы шаг, как руки Таты внезапно змеей вытягиваются вперед, хватают мяч, который находился на приличном расстоянии, и возвращаются обратно.

— Держи, — говорит Тата и улыбается, а у Куки кровь носом желает пойти, потому что это милое чудо такое особенное в своем необыкновении и его поскорее хочется нарисовать. Тата был воплощением его мечты и желаний. Он с открытым ртом забирает мяч и ловит глазами желтую улыбку снова. В его душе заплясали сердечки, он позабыл о всех волнующих его вопросах и, кажется, отправил свое сознание отдыхать.

Возможно, маме все-таки придется рассказать о своих планах на будущее, в которые теперь, как ни странно, будет входить странный Тата с желтой улыбкой на красном лице.

Чонгук отлипает от рукописи и смотрит задумчивым взглядом в стену, на которой висит три картины Ван Гога. Тэхен лежит рядом, наблюдает за его реакцией и грызет ногти от нервов. Когда он дал Чонгуку почитать собственноручно написанный кусочек рассказа, не думал, что будет так волнительно. Он, конечно, не сомневался, что тот и слова плохого сказать не сможет, потому что слишком сильно любит, но по эмоциям на лице ведь все будет понятно. Тэхен дергается и прячется под одеяло, когда Чонгук все-таки переводит свой взгляд на него.

— Почему именно «Такутаки»?

— Наверное, потому что рассказ про Тату и Куки. Смесь из их имен.

— Ты уверен, что этот рассказ подойдет для детей?

— А что такого? — Тэхен высовывается так, что видно только его глаза, — Милые зверюшки, красивая история первой влюбленности. Очень мило и романтично.

Чонгук состраивает гримасу боли и наигранно хватается за сердце.

— Там голое существо, Тэхен, которое что-то делало поздно ночью в кустах. Это не рассказ для детей, — он снимает очки и трет переносицу, — Это скорее начало какого-нибудь фильма для взрослых.

— Ты ничего не понимаешь в искусстве, — бурчит Тэхен, отбирает рукопись и заботливо прижимает ее к груди, — Не переживай, моя радость, найдутся детишки, которым ты понравишься.

Чонгук закатывает глаза, сползает на подушки и тянется руками, чтобы притянуть Тэхена к себе, но тот выворачивается и показушно дергает подбородок вверх, якобы «уйди, противный, я в печали».

— Знаешь, написано очень толково, только стоит убрать часть с голым существом, честно тебе говорю, — шепчет Чонгук в его спину и шмыгает носом. Тэхен расслабляется, оборачивается и гладит его по волосам. Он не может даже специально сердиться на свое маленькое черноволосое чудо.

— Но, Тэ... — Чонгук приподнимается и с прищуром смотрит, — Когда читал, меня посетило чувство дежавю. Почему, интересно?

— Ой, уже поздно, пора спать, — Тэхен тушуется, быстро кладет рукопись на тумбу и укладывается на подушки, — Спокойной ночи.

Когда бурчание Чонгука прекращается, и свет в комнате выключается, Тэхен открывает глаза и пытается сдержать рвущуюся наружу улыбку. Чонгуку ведь не обязательно знать, что рассказ был написан с их первой встречи. Тогда Тэхен проспорил друзьям, и ему пришлось полностью голому залезть в кусты около футбольного поля на одну пару. Но друзья, которых он считал достаточно святыми, не вернулись за ним по истечению времени и не принесли одежду, поэтому ему пришлось сидеть там и ждать ночи, чтобы уйти спокойно. Только он собирался выйти, как к полю прикатил одинокий парень, Чонгук, и стал распинывать свой мяч. В итоге, встреча получилась странной и отбитой напрочь, зато Чонгук не растерялся и проводил его до дома. С того времени прошло уже порядком шести лет, но они до сих пор были вместе.

— Я промолчу о том, что те два горбика головы Таты на самом деле были твоей задницей, Тэхен-а, — раздается в тишине за его спиной. Тэхен краснеет и утыкается в подушку. Он готов поклясться, что Чонгук нахально улыбается в этот самый момент.